Иной мерзавец может быть для нас тем полезен, что он мерзавец.
Помните фильм «6 июля»? В нем шла речь о левоэсеровском мятеже 1918 года, убийстве немецкого посла графа В.Мирбаха и о Брестском мире. В тот день хрупкий мир висел на волоске. Страна балансировала на грани новой войны. В Москве шло подавление левоэсеровского мятежа. ВЧК сбивалась с ног в поимке убийц графа Мирбаха. Обстановка была накалена до предела. А глава правительства В.Ленин на исходе дня, согласно фильму, преспокойно отбыл на загородную прогулку. С благостным лицом, словно испытывая облегчение от скинутого с плеч непомерно тяжелого груза, элегически бродил по лесу. Наслаждался прохладой и ароматами чащоб.
После премьеры в московском Доме кино я подошел к моим давнишним знакомцам, авторам фильма сценаристу Михаилу Шатрову и режиссеру Юлию Карасику и спросил об исторической достоверности того эпизода. Не плод ли это их фантазии. Они в один голос стали уверять меня, что все тогда было именно так.
Выстрел в Денежном переулке
Задолго до 6 июля посольству Германии в Москве стало известно о планируемом покушении на посла. Посольство официально обратилось в ВЧК с просьбой обеспечить безопасность. Однако никакой реакции с Лубянки не последовало. При том, что 24 июня ЦК левых эсеров вынесло смертный приговор послу Мирбаху, а 4-го же июля, в день открытия V Съезда Советов, приняло решение приговор привести в исполнение. И даже выступление в первый день съезда наркомвоенмора Льва Троцкого, патетически провозгласившего, что «хоть он и противник Брестского договора, но всякий, кто «посмеет сорвать Брестский мир — будет расстрелян», успокоения не принесло.
Вильгельм Мирбах после приезда в Москву добился от своего руководства очередных миллионов золотых марок для подпитки большевистского режима, с вождями которого поддерживал тесные контакты еще с дореволюционных времен. Однако вскоре по приезде в Москву ему стало известно, что Ленин ведет двойную игру. Пока явных признаков срыва Брестского мира вроде бы не было. Но в то же время Москва якобы стала тайно заигрывать с Францией, к тому времени в полной мере ощутившей сокрушительные удары высвободившихся на Востоке германских войск. Только вступление России в войну могло бы спасти Францию от поражения. Париж обещал крупнейшие субсидии, если будет сорван Брестский договор. Мирбах начал лихорадочные поиски путей нейтрализации той сделки. И быть может, впервые по-настоящему осознал ненадежность своих старых партнеров — большевиков, готовых в любой момент продаться кому угодно, лишь бы побольше заполучить.
В первую очередь ему необходимо было найти тех, кто бы мог возглавить новое правительство, но при этом твердо держал бы слово. С их помощью убрать Ленина с его камарильей. Увы, в революционном стане таких не нашлось. Он обратил свой взор к правым организациям. Лелея надежду хоть с их помощью поставить во главе страны цивилизованное правление. И конечно же, для Мирбаха не было секретом, что для Ленина, в сложившейся ситуации, он, как бельмо на глазу.
Ленин вынужден был пойти на Брестский мир. Обязан. Потому-то измором выдавил на это согласие членов ЦК. И не в силу приписываемой ему гениальной прозорливости. И отнюдь не по своей воле. Судя по всему, помимо генерала М.Гофмана, начальника штаба Восточного фронта, именно Мирбах был решающей силой, продавившей то злополучное решение. И не случайно. Ведь его фамилия возникала в секретных документах еще со времен подготовки немецким генштабом большевистского переворота. Не исключено, прознав о ленинском двурушничестве, мог намекнуть Ленину, что если тот не одумается, то предаст гласности всю подноготную октябрьского переворота. Так что убийство Мирбаха несомненно развязывало Ленину руки. Нужно было во что бы то ни стало выиграть время. Тем паче, в самой Германии назревала революция. Её интенсивно готовили ленинские агенты. И, что самое парадоксальное, главным образом, на немецкие же деньги. Случись она, никакие разоблачения были бы уже не страшны.
Появление в посольстве Германии Якова Блюмкина и Николая Андреева было воспринято там без особого опасения. Хоть в Москве в тот день уже с утра было неспокойно. Ведь Блюмкин, а это было им хорошо известно, был начальником контрразведки ВЧК.
Не успели отгреметь выстрелы, уничтожившие Мирбаха, как в Денежный переулок, в посольство, приехал сам Ф.Дзержинский. Его негодованию не было предела. В адрес Блюмкина неслись самые яростные угрозы. «Я его на месте убью, как изменника!» — неистовствовал чекист №1. В тот же день за подписью самого Ленина во все райкомы РКП(б), Совдепы и армейские штабы ушла телеграмма, категорически требующая «мобилизовать все силы, поднять на ноги всех немедленно для поимки преступников». Блюмкин же, как в воду канул. Хоть в это время поначалу преспокойно лежал в лазарете. Оказалось, при бегстве из посольства он не только серьезно повредил лодыжку и разорвал связки, но еще был ранен в ногу. Для властей же он исчез бесследно. И не мудрено. Ведь Ленин, как потом свидетельствовал нарком просвещения А.Луначарский, в его присутствии, сразу же после покушения на Мирбаха, отдал по телефону кому-то весьма свое-образный приказ об аресте убийц: «Искать, очень тщательно искать, но не найти». Случайно ли? Смею предположить, нет. Позднее Блюмкин в частном разговоре со своей соседкой по дому, с которой у него были весьма доверительные отношения, наркомовской супругой Розанель-Луначарской, в присутствии её двоюродной сестры Татьяны Сац, проговорится, что о плане покушения на Мирбаха хорошо знал Ленин. Правда, лично с вождем на эту тему не беседовал. Зато детально оговаривал её с Дзержинским...
Осень 1918 года Яков Блюмкин преспокойно провел в Петрограде. По указанию Дзержинского местные чекисты надежно упрятали его. Затем был откомандирован в Украину. Здесь принял участие в подготовке ряда терактов против гетмана Скоропадского. Но что-то не заладилось. Когда же части Красной Армии вступили в Киев, не замедлил явиться с «повинной» к своему старому знакомому — председателю местной ЧК Лацису. Тот встретил его радушно и немедля переправил в Москву. А 16 мая 1919 года Президиум ВЦИК специальным постановлением, — «учитывая добровольную явку Блюмкина и подробное объяснение обстоятельств убийства германского посла», — амнистировал его. Но и это еще не все. Вскоре по рекомендации самого Ф.Дзержинского решением Орготдела ЦК РКП(б) Яков Григорьевич Блюмкин стал членом партии.
Когда в 1920 году в Крыму по распоряжению Л.Троцкого и Г.Пятакова были расстреляны тысячи пленных врангелевских офицеров, наряду с «контролерами из Москвы» Бела Куном и Р.Землячкой туда был откомандирован и Я.Блюмкин. Потом был направлен на учебу в академию генштаба, где овладевал языками и комплексом знаний по проблемам Востока.
Его восточная ориентировка была далеко не случайна. Москву по-прежнему все еще обуревали бредовые идеи мировой революции. Зарождалась новая утопия. После сокрушительного провала в Европе её взор был обращен на Восток. Ей уже грезился большевистский режим от Байкала до южных склонов Гималаев с выходом на Индию.
Вначале Блюмкина заслали в Палестину. В Яффу. С документами на имя Гурфинкеля. Ему вменялось спровоцировать конфликт между арабами и еврейскими поселенцами. Заложить основы еврейского государства. Ведь Ближний Восток — ключ к Суэцкому каналу. Значит и к Индии. Но не сложилось. И его переправили в Иран, где он создал коммунистическую партию. Потом оказался в Тибете. Там под видом монаха примкнул к экспедиции Николая Рериха. И именно он стал инициатором и автором знаменитого первого завещания Рериха, в котором тот делал своими наследниками И.Сталина и Г.Чичерина.
Вскоре Коминтерн и ОГПУ забросили его в Монголию. Где он стал не просто советником местной ОГПУ — Государственной внутренней охраны, но наместником Москвы. По сути дела хозяином Монголии.
Но ничто не вечно под луной. Начиная с 1928 года, возглавлял советскую резидентуру в Константинополе. И вот тут допустил роковую ошибку. 16 апреля 1929 года у него состоялась тайная встреча с незадолго до этого высланным из СССР его кумиром Львом Троцким. Они проговорили несколько часов. Блюмкин, опытнейший нелегал, дал несколько советов изгнаннику по организации подпольной работы. Более того, согласился тайно доставить в страну письма Троцкого.
Не исключено, обошлось бы. Да по приезде в Москву проболтался об этом своей любовнице Лизе Горской. Запамятовал, видать, что та тоже чекистка. Конечно же, она немедля доложила начальству. Информация пошла на самый верх. Блюмкина арестовали, а 3 ноября 1929 года расстреляли.
Своих подопечных на востоке Яков Блюмкин постоянно наставлял: «Изучайте биографию Блюмкина, потому что биография Блюмкина — история нашей партии». А может быть, и на самом деле был прав? Не случайно же в 1990—1991 годах руководство КГБ СССР серьезно обсуждало идею присвоения Я.Блюмкину посмертно звания Героя Советского Союза...
Как бы то ни было, но одним выстрелом Блюмкина, Ленин убивал двух зайцев. Убирал самого нежелательного и осведомленного свидетеля его тайных дел, а заодно расправлялся с временными союзниками-левыми эсерами, которые стали докучать своей неуемной революционностью, мешая реализации его честолюбивых замыслов. Не случайно же, надо думать, Ленин как-то в разговоре с лидером левых эсеров Марией Спиридоновой достаточно четко высказал свое жизненное кредо: «Морали в политике нет, а есть только целесообразность».
Эскадрон коней троянских
Ленин просчитался. Сообщение о Февральской революции в России застало его врасплох. Оно начисто опровергло его политические прогнозы. Ведь он был убежден — подобное может произойти только в Европе. Скажем, в Швеции или Германии. Но не в России, которая, с его точки зрения, еще не созрела для этого.
Он безмятежно жил в Цюрихе. Уютная квартира. В Париже, в банке «Лионский кредит», солидный счет за №6420. Имелись и ценные бумаги. И вдруг такая неожиданность. В России революция, а он в Швейцарии. Срочно, срочно домой, в Россию. Промедление смерти подобно. Власть, к которой он рвался все эти годы, могла ускользнуть, уйти из рук. Надо же такому статься — революция свершилась не только без него, но и без участия большевиков.
Время не ждало. Он ринулся дискредитировать Временное правительство. В своих «Письмах издалека», которые строчил без устали, не стесняясь в выражениях, не заботясь об аргументах, костерил новое правительство. Обвинял во всех мыслимых и немыслимых прегрешениях. Вплоть до мифических попыток реставрировать монархию. На скорую руку сколачивается «Комитет по возвращению русских политических эмигрантов». Разрабатываются планы, способы, маршруты возвращения. Но тут инициативу в свои руки берет Германия. Если точнее, ее генеральный штаб. Свидетельством тому докладная записка начальника берлинской секции политического отдела генштаба в МИД Германии от 30 марта 1917 года. Предварительный план был утвержден именно в тот день. И уже назавтра Ленин телеграфировал о своем согласии. А 1 апреля ЦК РСДРП(б) принял решение об одобрении этого плана. Сам же Ленин незамедлительно телеграфировал члену ЦК, держателю большевистского «общака», Якову Ганецкому: «Выделите две тысячи, лучше три тысячи крон для нашей поездки». Фрицу Платтену поручили срочно встретиться и провести переговоры с послом Германии в Швейцарии фон Ромбергом. Уточнить детали, подписать протокол. Наконец, определиться со сроками и условиями переезда эмигрантов в Россию.
Германские власти согласились на все условия, поставленные Лениным. Даже на второй пункт протокола, гласящего, что «при въезде в Германию, ни при выезде из нее не должна происходить проверка паспортов и личностей». И слово свое сдержали. Еще по пути в Россию Ленин отправил в Женеву телеграмму В.Карпинскому, в которой сообщал, что «германское правительство лояльно охраняло экстерриториальность нашего вагона». И отнюдь не бескорыстно. Не случайно же фон Ромберг в беседе с ленинским посланцем как бы невзначай обмолвился, мол, как рвущиеся к власти ленинцы представляют себе ... начало будущих мирных переговоров с Германией. Дали четко понять — поездка в Россию не благотворительная акция. Задачи сформулированы четко: государственный переворот, захват власти, вывод России из Антанты и подписание мирного договора с Германией.
В мемуарах известного германского военачальника Э.Людендорфа «Мои военные воспоминания», изданных в Берлине в 1919 году, сказано было без экивоков и околичностей: «...Посылая Ленина в Россию, наше правительство возложило на себя особую ответственность. С военной точки зрения это было оправданно. Россия должна была пасть». Генерал М.Гофман поведал тогда же корреспонденту газеты «Руль», что для победы Германия использовала разные средства: «Одной из таких мер, назовем это удушливым газом или иначе, и был Ленин. С нашего согласия Ленин и его друзья разложили русскую армию». Вскоре после отъезда ленинской команды из Швейцарии об этом же писал и посол Германии в Дании фон Ранцау: «Можно считать, что, по всей вероятности, через какие-нибудь три месяца в России произойдет значительный развал и в результате нашего военного вмешательства будет обеспечено крушение русской мощи».
И то были отнюдь не пустые слова. Расчет был точным. Знали на кого ставят. Знали и о перспективах. Свидетельством тому публикации в американской прессе осенью 1918 года. Именно тогда там появилась факсимильная копия письма немецкой разведки на имя Ленина. В нем сообщался номер (№7433) приказа Германского имперского банка от 17 марта 1917 года об открытии счетов Ленину, Троцкому и их ближайшим подручным Козловскому и сестре Ганецкого — Суменсон по ордеру того же банка №2754. Не зря же Ленин писал в те дни Инессе Арманд, дескать, «денег на поездку у нас больше, чем я думал». Из других опубликованных тогда же документов и архивов германского МИД, что были захвачены американскими войсками после окончания Второй мировой войны, станет известно о связях руководства большевистской партии и лично Ленина с тайными агентами немецких спецслужб. Достаточно сказать, что в июле 1917 года большевики обещали в случае прихода к власти открыть в Петрограде разведывательное отделение германского генштаба. Что после октябрьского переворота и было сделано.
Ну а пока 9 апреля полумягкий вагон «микст» с 32 пассажирами через Германию. Швецию и Финляндию отправился в Россию.
1 августа 1914 года Германия объявила России войну. Спустя шесть дней на квартире Ленина в Поронино, где он тогда жил, был произведен обыск. Помимо литературы и рукописей обнаружили и браунинг. На следующий день по требованию местной жандармерии Ленин отправляется в уездный город Новый Тарг для дачи показаний. Там его арестовывают. Но 19 августа дело закрывают. А ведь уже одного незаконного хранения оружия российским подданным было достаточно, чтобы судить его по законам военного времени. Согласитесь, это освобождение не может не вызвать удивления. Причиной же стала телеграмма из Вены за подписью самого военного прокурора Австрии, который категорически предписывал: «Ульянов Владимир подлежит немедленному освобождению». Ленина не только освобождают, но и возвращают все его бумаги. В том числе и те, в которых были откровенные выпады против Германии. Паче того, незамедлительно разрешают выезд с семьей в Швейцарию. Но с обязательными остановками в Кракове и Вене. А в другой телеграмме, что прибыла в тот же день, но уже из Кракова, ему приказывают по приезде в город явиться к капитану Моравскому в здание командования корпусом. Остается только уточнить, что сей капитан Моравский возглавлял разведывательный отдел генштаба Австро-Венгрии.
Встреча состоялась. О чем шла речь, неведомо. Можно строить лишь предположения. Как и о встречах с руководством австро-венгерских спецслужб, которые состоялись потом в Вене. Но именно тогда в ленинском досье, что хранится в архивах австрийского генштаба под №3183/14, появилась весьма многозначительная запись: «Ульянов смог бы оказать большие услуги при настоящих условиях». То есть в условиях войны с Россией.
А в донесениях российской зарубежной агентуры департамента полиции стали появляться сообщения, что он, не таясь, посещает австрийское и германское консульства в Цюрихе и Базеле. 30 же сентября 1915 года посол Германии в Швейцарии фон Ромберг сообщил в секретном послании рейхсканцлеру фон Бетман Гольвегу, что сделает все возможное, дабы «использовать мирную инициативу» Ленина. И, наконец, еще одно. По странному стечению обстоятельств тогда же в немецких архивах легла на хранение расписка доверенного лица Ленина, небезызвестного Парвуса-Гельфанда: «Мною 29 декабря 1915 года получен один миллион рублей в русских банкнотах для поддержки революционного движения в России от германского посланника в Копенгагене. Др. А. Гельфанд».
Реализация этого замысла для Германии была вопросом жизни или смерти. Подготовка к этой операции, судя по всему, началась давно. Выжидали. Планы строили загодя. Симптоматично, но еще в марте 1917 года госсекретарь Германии отправил в имперский МИД секретное письмо, в котором настаивал: «Для политической пропаганды в России надлежит выделить 5 миллионов марок». Так для финансирования государственного переворота в России была налажена безотказная система перекачки денег из Германии. В ней задействовали не только крупнейшие немецкие банки, но и фирмы. К примеру, Рейнско- Вестфальский угольно-промышленный синдикат взял на себя финансирование разложения русской армии большевиками. Деньги из Германии поступали в Шведский национальный банк в Стокгольме. Оттуда, из нейтральной страны, переводились в Россию. В Сибирский, Московский народный, Азово- Черноморский и Купеческий банки в Петрограде. И уже потом или напрямую, или через подставных лиц шли в руки большевиков. Естественно, российские финансовые магнаты не оставались внакладе. Чудовищная алчность и эйфория получения легких денег обуревали ими. Своими же руками рыли себе могилы. Потом спохватятся, да будет поздно. Не случайно же Ленин говаривал, что большевики должны ставить себе на службу «полезных идиотов», предоставлять возможность «капиталистам самим свить веревки, на которых их повесят» Ну а пока... Госпожа Свенсен из Копенгагена 18 июля 1917 года информировала господина Руффа в Гельсингфорсе: «Настоящим уведомляю Вас, что со счета «Дисконто-Гезельшафт» списано на счет г.Ленина в Кронштадте 315 000 марок по ордеру синдиката».
Так что вполне закономерной стала телеграмма генштаба Германии в МИД за №551 от 21 апреля 1917 года: «Штаб Главнокомандования передает следующее сообщение из отдела политики Генерального штаба в Берлине: Штайнвайс телеграфирует из Стокгольма 17 апреля 1917 года: въезд Ленина в Россию удался. Он работает по нашему желанию». Да и могло ли быть иначе. Издавна ведомо: кто платит деньги, тот и заказывает музыку. А дабы в той музыке не было фальши, на всякий случай в тот пресловутый вагон еще в Швейцарии немецкая разведка подсадила своих людей. В списке пассажиров они фигурировали под фамилиями Рубаков и Егоров. Как свидетельствует автор сборника «Немецко- большевистская конспирация», изданного в 1918 году в США, Э.Сиссон, на самом деле то были майоры германского генштаба, разведчики Андерс и Эрих. Своеобразные контролеры-координаторы при большевиках. Позднее к ним присоединятся еще десятки их коллег из ведомства полковника Николаи.
Уроки большевизма
В марте 1915 года один из ближайших ленинских соратников по «Искре» Александр Гельфанд, как писали о нем в первом издании «БСЭ», — крупнейший теоретик марксизма — более известный в революционных кругах, как Парвус, направил правительству Германии секретный меморандум «О возрастании массовых волнений в России». Большой раздел в нем был посвящен большевикам и их вождю Ульянову-Ленину. В том меморандуме Парвус выдвинул идею дестабилизации России революционными акциями. Подсчитал, во что это может обойтись Германии. Посол Германии в Копенгагене Ранцау, получивший этот документ, незамедлительно уведомил рейхсканцлера и сообщил, что «по утверждению доктора Гельфанда для полной организации революции в России потребуется около 20 миллионов марок». План был принят. И вскоре в марте, как мы знаем, казначейство Германии выделило на эти цели первые 5 миллионов марок. Затем 15 декабря Парвус получил 15 миллионов марок и 29 декабря еще 2 миллиона на «усиление революционного движения в России». Для легализации этих денег все тот же Парвус организовал «Бюро международного экономического сотрудничества», среди сотрудников которого оказались ленинские сподвижники Мечислав Козловский и член ЦК Яков Ганецкий, через фирму сестры которого и потекла германская финансовая река, вспенивая воды российской революции
«Наша работа дала осязаемые результаты, — докладывал статс-секретарь МИД Германии в Ставку. — Без нашей непосредственной поддержки большевистское движение никогда не достигло бы такого размера и влияния. Всё говорит за то, что это движение будет продолжать расти». И то были не пустые слова. Только в 1917 году, по свидетельству историка С.Пушкарева, большевикам было перечислено более 25 миллионов марок. Именно это помогло им наладить выпуск десятков бесплатных газет, довести тираж «Правды» до 300 000 экземпляров. Наконец, обеспечить поставки оружия. Так, Я.Ганецкий в телеграммах из Стокгольма от 21 сентября и 2 октября оповещал, что по распоряжению Рейнско-Вестфальского синдиката для «предприятия товарища Троцкого» приобретено и отправлено по назначению оружие. Кроме того, 400 000 крон наличными в ближайшее время будут доставлены в Петроград. Деньги нужны были большевикам позарез. Ведь, начиная с апреля, все члены ЦК и партийные активисты ежемесячно получали жалованье. От 500 и до 4500 рублей. Деньги громадные по тем временам. И не только в российских рублях, но и в валюте. В архивах сохранилось немало расписок. Среди них и сталинские. Он, к примеру, в сентябре получил 1195 крон.
Фронтовые неудачи вынуждали германское командование спешить. И за 10 дней до переворота на квартире М.Фофановой, где прятался Ленин, состоялась его встреча с приехавшими с ним из Швейцарии германскими агентами «Рубаковым» и «Егоровым». Судя по всему, речь шла о согласовании действий. По крайней мере, когда через два дня ближайший подручный Ленина в те дни Эйно Рахья поинтересовался у него, не подавят ли войска Временного правительства, отозванные с фронта, большевистский путч, как это произошло в июле, в ответ услыхал уверенное: «Немцы не позволят Керенскому снять с фронта даже одного солдата».
О захвате большевиками Зимнего написано премного. Потому-то позволю себе ограничиться некоторыми деталями, которые, с моей точки зрения, могут и дополнить, и уточнить произошедшее. Начнем с того, что, вопреки хрестоматийным кадрам из множества кинофильмов, никому не нужно было перелезать через решетки и брать штурмом Дворцовую площадь. Она была открыта со всех сторон. Сложность была в другом. Ни матросы, ни солдаты особо не рвались в бой. Набралось их чуть более 200 человек. Зато точно известно, что на всякий случай члены разведгруппы майора германского генштаба фон Бельке «были переодеты в русскую солдатскую и матросскую форму». Не было и прицельной стрельбы. Как свидетельствовал участник тех событий П.Курков, когда эта лавина появилась на Дворцовой площади и ринулась к Зимнему, перепуганные девицы из «женского батальона», побросав оружие, попрятались, кто куда мог. Но им это мало помогло. Их выволокли из укрытий, затащили в казармы Павловского полка и изнасиловали. Вооруженную толпу встретил начальник охраны дворца П.Пальчевский и препроводил в зал, где шло заседание Временного правительства.
Думается, к месту будет дополнить это и воспоминаниями некоторых невольных свидетелей тех событий. Бывший капитан русской армии К.Лангваген, который волею судьбы оказался в ту пору на Дворцовой, потом рассказывал, что «многие солдаты и матросы, участвовавшие в том мятеже, были очень пьяны, среди них были и люди из марковской и дубровинской черной сотни, немало было и тех, у кого были пробирки и пузырьки с кокаином». А бывший чиновник министерства финансов С.Бельгорд, который в ту ночь был в Зимнем, записал в своем дневнике: «Зимний дворец был занят большевиками, разграблен и изгажен. Дворцовую церковь превратили в отхожее место. Кладовые Зимнего разгромлены, серебро расхищено, ценный фарфор перебит». Он же писал, что по городу ходили «немецкие офицеры, снабженные разрешениями большевистского правительства, попадались на улицах и немецкие солдаты». Достаточно убедительной характеристикой «всенародности» октябрьского переворота могут стать воспоминания члена военной организации А.Тарасова-Родионова, опубликованные в 1924 году в журнале «Военный вестник»: «Странная революция. Рабочий совет свергает буржуазное правительство, а мирная жизнь города ни на минуту не прекращается». Покойный киевский врач Л.Шахнович, в ту пору студент Петербургского университета, рассказывал мне, что о революции они по сути дела узнали только тогда, когда большевики своим первым декретом запретили все оппозиционные газеты.
Демонстративное появление на улицах Петрограда — сразу же после большевистского путча — столь заметного количества немецких военнослужащих было вполне закономерным. Германии нужны были гарантии успешности той политико-коммерческой сделки, что вложенные деньги в этот переворот не вылетят в трубу. Речь шла уже о том, чтобы большевики, вопреки неразберихе, царящей в стране, во что бы то ни стало удержались у власти. А для этого нужны были не просто «агитаторы горланы главари», но профессионалы. Об этом задумывались загодя. Свидетельством тому письмо германского генштаба ленинскому СНК от 19 ноября 1917 года. В нем начальник русского отдела О.Рауш уведомлял Ленина, что в распоряжение путчистов-большевиков направляются восемь генштабистов — с указанием фамилий и воинских званий — в «качестве военных консультантов и опытных боевых офицеров». И что «им поручено отобрать из русского плена немецких офицеров, которые должны находиться в полном подчинении русского правительства, как это было установлено на совещании в Стокгольме при переезде г.г. Ленина, Зиновьева и др. в Россию»
Не менее примечательно и другое письмо все того же О.Рауша, отправленное ленинскому СНК на следующий день после Октябрьского переворота. В нем сообщалось, что Генштаб Германии откомандировывает в Петербург своих офицеров, «в совершенстве знающих русский язык и знакомых с русскими делами» для развертывания контрразведывательной работы «на внутренних фронтах в Петрограде и других городов». Сообщались не только их фамилии и звания, но и шифровальные имена. Кроме них, командировались консультанты в наркоматы финансов и иностранных дел. Но самое любопытное, что все это предпринималось, «согласно договоренности, достигнутой в Кронштадте в июле 1917 года с г.г. Лениным, Троцким, Раскольниковым, Дыбенко». А вскоре председатель Военно- революционного комитета А.Иоффе телеграфировал в Берлин, что встречи с указанными офицерами состоялись, и все они приступили к работе. Так стоит ли удивляться, что после переезда правительства в Москву там была создана международная Красная гвардия для охраны правительственных учреждений, основным ядром которой стали немецкие и австро-венгерские ландскнехты. Более того, в телеграмме от 13 января 1920 года Ленин потребовал у председателя Сибревкома создать дивизию из бывших немецких и австро-венгерских военнопленных. Тем паче, такой опыт уже имелся. И немало бывших немецких офицеров занимали командные посты в Красной Армии. Не зря же генерал М.Гофман с несомненным знанием дела писал, что «большевики боятся, что им не удастся без помощи немцев удержаться и преодолеть внутреннее недовольство, в особенности крестьян».
Германия делала все возможное, дабы вассальное правительство большевиков удержалось у власти. Финансовая помощь поступала регулярно. Так, 3 июня 1918 г. посольство Германии отправило в Берлин телеграмму №233 с требованием ежемесячных перечислений трех миллионов марок советскому правительству. И уже 10 июня получило телеграмму о согласии. 5 июня по указанию посла Мирбаха советник посольства Трутман письмом за №AS2562 запросил для ленинского правительства 40 млн. марок, а 11 июня прибыл положительный ответ от госсекретаря Цеммермана. Ещё до этого, 8 января 1918 года, Народный комиссариат иностранных дел Российской Федерации получил сообщение рейхсбанка за подписью фон Шанца о том, что из Стокгольма переведено 50 миллионов рублей золотом на содержание Красной гвардии с требованием «необходимо послать повсюду опытных людей для установления однообразной власти».
Это не было не политической филантропией. Материальная помощь большевистским путчистам была куда как меньше расходов, которые несла ранее Германия на Восточном фронте. Не говоря уж о людских потерях. Германские капиталовложения оправдали себя с лихвой. Не зря же Вильгельм II заверял депутатов рейхстага, что «мы возьмем у врагов деньги, сырье, материалы, хлопок, масло, и из их карманов переложим в наш карман». По этому поводу достаточно точно высказался американский дипломат Э.Сиссон, заявив после подписания Брестского договора: «Германия заключила мир с собственным подставным правительством, ложно называющимся Советом Народных Комиссаров... Германия положила на русский народ особо тяжелые условия мира, как наказание за слишком честолюбивые стремления своих же наемников к власти». Ведь по Брестскому договору и подписанному 27 августа 1918 года дополнительному протоколу за Германией сохранялась оккупированная территория площадью более 1 млн. кв. км. Кроме того, Россия обязывалась выплатить Германии контрибуцию в 6 млрд. марок. Из них 450 кг золотом на сумму в 2,5 млрд. марок. Демобилизовать армию, уничтожить весь военно-морской флот, предоставлять четвертую часть всей добытой в Баку нефти и нефтепродуктов. И, как свидетельствуют документы политического архива МИД Германии, все эти обязательства неукоснительно выполнялись. Остается только добавить, что страна пребывала «во тьме», а народ умирал от голода.
Пушкин писал, что нравственность, как и талант, дается не каждому. Не потому ли предательство как метод, как средство было возведено большевиками в культ. И то, что сталось с ленинским ЦК, стало уже не делом, а уделом партии, изначально пораженной вирусами интриг, двурушничества, круговой поруки. Еще задолго до этого Ф.Энгельс со знанием дела написал, что в любой партии непременно рождается Главный Интриган. От себя добавлю, со временем он обернется и Главным Злодеем.
Post SRCiptum
Летопись советской империи, начиная с октября 1917 года, писалась человеческой кровью. Слезами замученных, обездоленных. И история наша — кровоточащая память. Ведь за годы советской власти, за годы коммунобольшевистского всевластия в мирное время в стране погибло больше людей, чем их полегло на полях сражений в самых кровопролитных войнах, начиная с 1812 года.
В Крыму, в 1920 году, с приходом советской власти, в подвалах феодосийского ЧК были расстреляны тысячи бывших врангелевских офицеров. Их не захоронили в земле. Просто погрузили на баржи и вместе с живыми вывезли в штиль в открытое море. Там и затопили. И еще долго сквозь прозрачную воду в ясные дни было видно, как стоят они там шеренгами.
Методы всех тираний повсюду одинаковы — макиавеллистические. Так что неудивительно, что такая же участь через двадцать лет постигла и всех выживших к тому времени пассажиров того пресловутого вагона. Их, сотворивших Октябрьский переворот, расстреляли их же ученики. Тоже шеренгами. Потом, через много лет, всех их нарекут «жертвами политических репрессий». Жертвами? Но ведь от слова «жертва» веет случайностью, приглашением к состраданию, милосердию. Полно. Все куда как проще. Что посеяли, то и пожали. Во всем том была не неотвратимость исторического возмездия, но результат жесточайшей междоусобицы в борьбе за власть. Тут уж, кто кого. Ведь рядом с ними, ленинскими сподвижниками, все время со всех сторон роились толпы вчерашних деклассированных экспроприаторов, террористов, просто провокаторов. От криминальной элиты до полууголовной шпаны. На которых большевистские лозунги и догматы действовали, как сивуха на умственно отсталое босячье. Именно они, распоясавшись после кончины вождя, вытеснили его постаревших друзей и сподвижников из Кремля. А потом и уничтожили их. Заодно и тех, кто просто мог составить конкуренцию. Именно они, вкусив сладость власти, возвели провокации, убийства, беззаконие в ранг государственной политики, в ранг государственного устройства. Именно они, как ранее их учителя, залили кровью страну.
Так вспомним же слова нашего великого современника А.Сахарова: «Развращающая ложь, умолчание и лицемерие должны уйти навсегда и бесповоротно из нашей жизни».