Семен Яковлевич Брауде с женой Надеждой Михайловной |
Академику НАН Украины, выдающемуся украинскому ученому в области радиофизики и радиоастрономии Семену Яковлевичу Брауде 28 января исполняется 90 лет.
За свою жизнь Семен Яковлевич так много успел сделать, что с лихвой хватило бы на десяток достойных научных судеб. Он участвовал в создании отечественного радиолокатора. Был основателем новых научных направлений — радиоокеанографии и декаметровой радиоастрономии. Принимал самое активное участие в создании в Харькове двух научно-исследовательских академических организаций — Института радиофизики и электроники и Радиоастрономического института. Читал лекции в высших учебных заведениях по пятнадцати различным курсам, заведовал кафедрами, подготовил несколько сот научных работ и пять монографий. Был инициатором и идеологом создания уникальных радиоастрономических инструментов — крупнейшего в мире радиотелескопа УТР-2 и радиоинтерферометра «Уран», — которые дали львиную долю мировой информации о радиоизлучении космических объектов в этом диапазоне волн. Ныне радиотелескоп УТР-2 с интерферометром «Уран» признан национальным достоянием Украины.
Научные достижения С.Брауде были отмечены званием заслуженного деятеля науки и техники Украины, Государственных премий СССР и Украины, Золотой медали АН СССР им. Попова, премии и медали Евразийского астрономического общества. Он награжден тремя орденами Трудового Красного Знамени, двумя орденами «За заслуги».
Тем не менее, как оказалось при встрече, Семен Яковлевич был вовсе не склонен поддаваться юбилейной патетике. Первая же его ироничная фраза заставила меня забыть о парадном жанре юбилейного интервью.
— Хочу сразу заметить, что я отношу себя не к ученым, а к научным работникам, — заявил Семен Яковлевич. — Ученые — это Эйнштейн, Планк, Резерфорд, Бор, Ландау… Остальные, и я в том числе, — научные работники средней и высшей квалификации, которые развивают идеи ученых. Я всегда отдавал себе отчет, что являюсь человеком средних способностей, поскольку никогда не был первым учеником, правда, ниже четвертого места тоже не опускался. Но мне всегда было очень интересно заниматься наукой и к тому же везло на коллег и учеников.
Ярослав ЯЦКИВ, первый заместитель министра образования и науки Украины:
Семен Яковлевич Брауде — яркая индивидуальность. Он умеет предугадывать развитие науки. Так было с декаметровой радиоастрономией, так было с его предложением установить на самой высокогорной обсерватории в Европе, на пике Терскол в Приэльбрусье, двухметровый телескоп фирмы «К.Цейс». Семен Яковлевич — обаятельнейший человек, с ним интересно обсуждать любые проблемы.
Я счастлив, что судьба свела меня с этим замечательным человеком.
— Семен Яковлевич, интересно, откуда вы родом?
— Родился я в Полтаве в 1911 году. Это эпоха развития теории атома, Нильса Бора, теории относительности… Уже после революции окончил общеобразовательную и профшколу, где мне присвоили звание электромонтера шестого разряда. Рекомендацию в вуз не получил, поскольку был сыном служащего, то есть парием. Но я все-таки начал готовиться к поступлению, одновременно занимаясь репетиторством. По моим понятиям, мужчина к 16 годам уже должен был зарабатывать себе на жизнь. И все-таки поступил на физико-математический факультет института народного образования в Харькове (нынешний университет). Кстати, на курсе из 68 человек было всего два студента из семей служащих.
— И как была организована учеба?
— Практиковалась совершенно замечательная вещь — так называемый дальтон-план. Курс разбивали на группы из нескольких человек, во главе каждой стоял бригадир, который и должен был сдавать экзамены и зачеты за всех остальных. Я и сдавал за пятерых, тем не менее в аспирантуру рекомендации не получил. Но еще будучи студентом, начал преподавать математику и физику в машиностроительном институте, поэтому ко времени окончания учебы мне присвоили звание доцента. Тогда еще не было ни диссертаций, ни научных степеней.
— Тогда же вы начали заниматься и наукой?
— Преподавал и одновременно начал работать в УФТИ лаборантом. Под руководством моего учителя А.Слуцкина и при участии еще одного его ученика, впоследствии директора ИРЭ А.Усикова, нам удалось получить очень большие, предельные к тому времени, мощности генерации магнетрона. Возникла идея применить его в радиолокации, и мы разработали радиолокатор, который определял три координаты самолетов. Когда началась Великая Отечественная война, об этом доложили Сталину. В июле 1941 года нас вызвали в Москву и прикрепили к зенитной части. За работу по обнаружению немецких бомбардировщиков я получил очень дорогую для меня медаль «За оборону Москвы».
— А об опытах Янского, который в 1932 году первым обнаружил радиосигналы из космоса, вы уже знали?
— Да. Но о радиоастрономии тогда и мыслей не было. Когда после защиты докторской диссертации я решил уйти «из-под крыла» своего учителя, а значит, поменять научное направление, то выбрал сверхдлинную локацию, которой тогда еще никто не занимался. Вместе с военными моряками на полигоне в Вентспилсе на Балтийском море мы развернули длинноволновый локатор и «видели» корабли, плывущие за пределами прямой видимости, за линией горизонта. За эти работы нам в 1952 году дали Сталинскую премию. Во время экспериментов выяснилось, что радиоволны отражаются не только от корабля, но и от поверхности моря. Мы быстро поняли, что этот феномен можно использовать для дистанционного измерения морского волнения на больших акваториях. Так родилась новая наука — радиоокеанография.
В УФТИ стало тесно. И в 1955 году вместе с давним коллегой Усиковым нам удалось организовать в Харькове новый академический институт — радиофизики и электроники, где двадцать лет я был заместителем директора по науке.
— А радиоастрономия?
— Признаюсь, что еще во время работы по организации нового института я опять решил заняться чем-то новым, а прежнюю тематику оставить ученикам. Но чем? К выбору радиоастрономии меня подтолкнул мой друг Иосиф Шкловский — он рассказывал такие интересные вещи! Но поскольку в этом я мало что понимал, пришлось года полтора потратить на чтение специальной литературы. В конце концов я решил занять пустовавшую тогда нишу длинноволновой радиоастрономии, в то время как все увлекались коротковолновой, дающей большое разрешение. Но Янский получил сигнал как раз на 15 метрах!
Об идее построить декаметровый радиотелескоп я несколько раз докладывал на заседаниях президиума Академии наук. Расписывал, что можно будет наблюдать космические объекты, находящиеся на расстоянии 1023 километра, на самом краю Вселенной. На железной дороге 1 километр пути стоит 1 миллион рублей, — убеждал я президиум, — а я прошу выделить всего 3 миллиона на расстояние в секстиллионы раз больше! Первым поверил в реальность этой идеи президент нашей академии Борис Евгеньевич Патон. Именно его постоянная поддержка была решающим фактором наших дальнейших успехов.
Леонид ЛИТВИНЕНКО, академик НАН Украины, директор радиоастрономического института НАНУ:
Семен Яковлевич никогда не подводил, обещая выполнить тот или иной научный проект. Конечно, конкретный научный результат прогнозировать трудно, он может быть и неожиданным, но исследования всегда проводились и инструменты всегда создавались. Брауде умел убеждать, но умел и выполнять. Как и в случае с радиотелескопом — он его задумал, пообещал сделать и сумел реализовать. А сделать это было очень сложно! Проект был грандиозный даже по тем временам, и главное — в мире не было ничего подобного.
А его умению радоваться успехам можно только позавидовать. Наверное, только ученому дано ощутить такую абсолютную радость творчества...
— Семен Яковлевич! И сколько же вам было лет, когда радиотелескоп был построен?
— УТР-2 был сооружен в 1972 году. Значит, мне было 60 лет — самое время начинать новое. УТР-2 и поныне является самым большим в мире радиотелескопом декаметровых волн. И хотя с помощью радиотелескопа мы сразу получили интересные научные результаты, решили, что разрешение в полградуса недостаточно. Нужны секунды, а значит, нужны интерферометры. Так была создана система «Уран» из четырех декаметровых радиоинтерферометров, расположенных в Змиеве Харьковской области, под Полтавой, под Одессой и под Львовом. Работая сообща, они дают разрешение в одну угловую секунду, то есть такое же, что и оптика.
Да, забыл сказать, что наступил момент, когда в ИРЭ тоже стало тесно… И в 1985 году был создан еще один академический институт — радиоастрономический, где и сейчас я работаю в качестве советника при дирекции. В 1998 году за «Уран» коллектив сотрудников нашего института был удостоен Государственной премии, в том числе я и мои ученики — член-корреспондент НАНУ Анатолий Мень и доктор физико-математических наук Леонид Содин. Сейчас возможности декаметрового инструмента оценены по заслугам, американцы, например, выделяют 25 миллионов долларов на построение еще большей системы, чем наша. Но мы отставать не хотим!
— Неужели опять новый проект?
— Да! Но теперь это уже идея моего ученика Александра Коноваленко, которую я активно поддерживаю. Он предложил построить под Харьковом новый радиотелескоп, на порядок чувствительнее УТР-2, большего диапазона и на новых технологических принципах. Уверен, что в радиоастрономии нас ждут новые открытия.
Александр КОНОВАЛЕНКО, член-корреспондент НАНУ, заведующий отделом декаметровой радиоастрономии и астрофизики Радиоастрономического института:
Семен Яковлевич страстно поддерживает новые идеи, новые научные направления. Это вдохновляет всех окружающих. При его участии мы не только разработали идею создания нового декаметрового радиотелескопа, но сделали опытный макет его фрагмента, испытали его. Об этих работах мы подготовили доклад на президиуме Академии наук. Активная поддержка Семена Яковлевича помогла нам добиться финансирования первого этапа строительства нового инструмента, которое рассчитано на несколько лет.
— Семен Яковлевич, что вас волнует больше — сам космос или методы его исследования?
— Космос. Конечно, космос. Благодаря радиоастрономии обнаружены целые классы новых космических объектов — пульсары, квазары, нейтронные звезды, черные дыры…
— Верите ли вы во множественность разумных миров?
— Я не придерживаюсь мысли, что мы одиноки во Вселенной. Но проблемой СЕТИ я бы не занялся, даже если бы еще раз поменял направление. Это значило бы обречь себя на очень длительную работу если и не с нулевой, то с чрезвычайно низкой вероятностью успеха. Я такое не люблю. Хотя, конечно, тот, кто решит эту задачу, будет достоин золотой статуи от благодарного человечества.
— Что вам дает ощущение счастья?
— …Хорошие научные результаты и семья. Хочу обратить внимание, что научные направления я менял семь раз, а вот жену — ни разу! Я мог спокойно заниматься работой и добиваться всего, чего хотел, именно потому, что в семье была атмосфера, которую создала Надежда Михайловна. Я всегда был абсолютно уверен, что дома все будет хорошо. Именно такой должна быть жена ученого — любящей, самоотверженной и верной.
Надежда Михайловна, жена.
Женой ученого быть нелегко. Нужно ограждать его от бытовых мелочей, обеспечивать отдых, построить особый образ жизни. Иногда ценой собственных интересов. А какое было напряжение, когда Семен Яковлевич в очередной раз менял научное направление… Особенно с радиоастрономией, когда ему было уже под шестьдесят. Как в эти годы опять браться за новое! Но потом я подумала: ведь раньше у него все всегда получалось, значит, получится и сейчас.
— Семен Яковлевич, говорят, что в работе вы достаточно жесткий человек.
— Это в молодости! Помню, когда я стал заместителем директора института, то обнаружил, что сотрудники частенько опаздывают на работу. И вот что я предпринял: утром становился возле входной двери и с каждым опоздавшим здоровался за руку. Подействовало сразу!
— Как вы относились к политике?
— …В 1937 году у нас с отцом были особые чемоданчики на случай ареста. Мы ждали каждый день. Однажды в два часа ночи звонок. Мы переглянулись — за кем из нас пришли? Оказалось, зовут понятыми в квартиру в том же подъезде. Забрали начальника Дорпрофсожа, все перевернуто вверх дном, остались жена и сын лет десяти. Мы ушли убитые. Через неделю опять звонок в два часа ночи. Опять понятыми — в ту же семью! В этот раз арестовали жену, мальчишка плачет, его забирают в детский дом. Это то, что я видел своими глазами. А в УФТИ арестовали директора Обреимова, Лейпунского, расстреляли Шубникова, Горского… Ландау спасся только потому, что уехал в Москву. Меня не взяли, но я ждал каждый день. Страшное время. …Я никогда не был членом партии.
— Как вы встретили перестройку?
— С большими надеждами. Которые быстро угасли. Кстати, собственными глазами капитализма я и не видел, меня за границу, не считая Чехословакии и Польши, не выпускали. …И все-таки я уверен, что у украинской науки есть будущее, потому что есть люди, которые не дадут ей погибнуть. Хотя сейчас нашей науке так трудно!..
— Что в вашей жизни было самым сложным?
— Наверное, самое сложное — вживаться в старость. Но я считаю себя счастливым человеком. Мне в жизни повезло. И в научной судьбе, и в семейной жизни. Знаете, есть такое поверье. Если в семье дед — первенец, его сын — тоже первенец и сын сына — первенец, то он будет счастливым человеком. Это обо мне.