Сентябрь в Коктебеле — время дивное, фестивальное — апофеоз сезона! За восемь прожитых там дней я застал два музфестиваля — «Мамакабо» и «Jazz Коктебель» и поучаствовал в одном литературном — Волошинском. Жаростойкий народ из Крыма уже отъехал, море — температуры бодрящей, но загорающих еще много, галька местами угадывается с трудом. По вечерам же сентябрьский Коктебель — вспышка, стихо-цветомузыкальный взрыв, внутри которого разворачиваются праздничные сюжеты, задвигая в тень сюжеты будничные; набережная пульсирует толчеей, из сотни кафешек в море на лунную дорожку вытекает музыка — разухабистая и плавная, щемящая и безумно-ухающая… Конечно, старым коктебельцам многолюдье и грохот более чем не нравятся. Однако если присмотреться, нынешний Коктебель — это и есть тот самый, прежний, созданный чеховскими дачниками, с их музыкальными и литературными вечерами, в диалектическом, так сказать, развитии через сотню мясорубочных лет. Вальяжные дачники превратились в несколько суетливых курортников, литературно-музыкальные вечера — в разной степени шумности фестивали. Ну и, понятно, почти драгоценный песчано-халцедоновый пляж исчез — теперь здесь угрюмый привозной галечник. А началось здесь все (в обозримом историческом прошлом) с…
Юнге
В Феодосии есть памятник — называется «Доброму гению»: фонтан-ротонда с надписью: «Великому Айвазовскому и ученикам его благодарная Феодосия». Гением Коктебеля (в первоначальном значении слова), основоположником, так сказать, рода коктебельцев является Эдуард Андреевич Юнге (1833—1898). Он был известным врачом, создателем отечественной школы офтальмологии; кстати, именно благодаря ему в наших университетах появились кафедры глазных болезней. В 1878 и
1880 гг. Юнге приобрел прилегающую к морю часть пустынной Коктебельской долины и решил превратить ее в сад. Вероятно, знания и успехи Юнге на поприще виноградарства и виноделия были впечатляющими, так как в 1883 г., оставив медицину, он даже стал директором Петровской (ныне им. К.Тимирязева) земледельческой академии в Москве. С 1890-х в его коктебельском имении останавливались литераторы, художники, ученые. С миром искусств он был связан через жену — художницу, урожденную графиню Толстую, которая принадлежала к кругу художественно-литературного олимпа России. Екатерина Федоровна Юнге (1843—1913) была дочерью графа Федора Петровича Толстого (1783—1873), авторитетнейшего специалиста в медальерном искусстве, с 1825 г. состоявшего вице-президентом Академии художеств, скульптора и художника, известного нам помимо прочего и своими силуэтными портретами, вырезанными из бумаги. Ф.Толстой состоял в родстве со Львом Толстым, был знаком с А.Пушкиным и Т.Шевченко. Пушкин упоминает его в «Евгении Онегине»: «…Великолепные альбомы, Мученье модных рифмачей, Вы, украшенные проворно Толстого кистью чудотворной…»
Федор Толстой и жена его Анастасия Ивановна приняли самое деятельное участие в деле освобождения Шевченко из ссылки. 13 июня 1857 г. Шевченко в своем дневнике оставил о семье Толстых запись: «Они единственные виновники моего избавления, им и первый поклон». В тот год Екатерине Федоровне, будущей хозяйке Коктебеля, исполнилось 14 лет.
У супругов Юнге было трое сыновей — Владимир (1864—1902), Федор (1866—1928) и Александр (1872—1921). Они очень успешно продолжили дело отца, при них в Коктебеле возникло промышленное виноделие. Труды семьи Юнге — исток нынешней славы коктебельских вин и коньяков. И, надо думать, не только славы, но и процветания завода. Вы спросите: а как же обстоит дело с памятником «Доброму гению и его сыновьям от благодарных коктебельцев»? Увы. С этим туго.
До войны на окраине Коктебеля существовал семейный склеп-памятник Юнге. Он, сооруженный в неоклассическом стиле — с двумя колоннами и треугольным фронтоном — был устроен в невысоком холме на морском берегу, в нем были погребены останки Эдуарда Андреевича и его сыновей — Владимира Эдуардовича и Александра Эдуардовича. Говорят, во время Великой Отечественной усыпальница с моря была принята немцами за береговое укрепление и расстреляна из орудий… В 1999 г. в море — в
200-х метрах от берега — аквалангисты обнаружили обломки колонн склепа. Сейчас эти обломки находятся у входа в известное кафе «Бубны». Попытки восстановить памятник вроде бы предпринимались… Ну а нынешнее состояние склепа таково: это мусорная свалка средь нудистского пляжа. В открытой сводчатой нише, видимо, месте погребения, фактически в каменном гробу, автор обнаружил обиталище бомжа. Подобные встречи средь мрачных руин не могут не наводить на размышления.
Хозяйка дома поэта
Без циферки «2» материал «Коктебельский бастион» был опубликован в «ЗН» четыре года назад. Речь тогда шла о бедах Дома Волошина, в частности о том, что набережная превращена в непролазный рынок: «Палатки, зонтики, лотки, прилавки, стенды, навесы… Коктебель — это лоток золотоискателя, на котором промывается людская масса. С таким напряженным избытком все забито лавочками, что я прошел мимо и не заметил дома Волошина…» Что же теперь? Теперь на набережной перед Домом поэта просторная симпатичная площадь — с фонтаном и скамейками; вид на море открыт. Возможно, повлияла как-то и та статья. Я верю в силу слов.
Наталия Мирошниченко, заведующая Домом-музеем М.Волошина: «Действительно, площадь перед домом была вся застроена, моря не видно. Буквально бульдозером все снесли. Мэр нас поддержал. К столетию Дома, в
2003-м, сам Дом уже буквально разваливался, были обрушения деревянных конструкций, в стенах — трещины… Так и отметили юбилей. А осенью 2004-го правительство Украины перечислило нам 500 тыс. гривен. Как мы тогда воодушевились! Этих денег, конечно, было недостаточно, только проект на реставрацию стоил половину той суммы. Но дело двинулось, и вскоре нашлись спонсоры, которые дали очень большие деньги — это и Внешторгбанк России, и украинский Фонд искусств Владимира Филиппова, были и другие меценаты. В результате сложилась достаточная сумма. На реставрацию мы закрылись в ноябре 2004-го, а в июне 2005-го уже открыли мастерскую Максимилиана Александровича, в августе — всю экспозицию. Это было непросто. И вот сегодня у нас последний этап… Но реставрацией дома наши проблемы не исчерпываются. Предстоит благоустройство территории.
Следующий год — 130-летие Волошина, 120-летие Марии Степановны, его второй жены, которая сохранила дом и всю бесценную коллекцию. А также 125-летие со дня рождения его первой жены — художницы Маргариты Васильевны Сабашниковой. В 2007-м будут проводиться многие мероприятия, как всегда приедет много гостей. И при этом мы видим, как музей перегружен, комнаты в Доме маленькие — 8—10 кв. метров. Здесь и мемориал, и выставочные помещения, и кабинеты научных работников, и хранилище, и научная библиотека. Для музея жизненно важно разгрузить Дом.
Когда-то рядом находился флигель. Во время войны он был разрушен. Необходимо его восстановить. Если нам это удастся, мы вынесем туда фонды и административно-служебные кабинеты, там будет оборудован зал для конференций и тематических выставок. Сейчас мы вынуждены проводить конференции во дворе музея, под открытым небом. Восстановив флигель, мы могли бы решить сразу несколько проблем. В том числе и осуществить идею создания музея истории Коктебеля. Нам готовы передать ценные экспонаты старые коктебельцы. Сейчас мы их принять не можем, нет места…
И еще хочу сказать о нашей боли, о доме Елены Оттобальдовны, матери Волошина. Ее дом, как и дом Волошина, — единственные здания в дачном поселке, кроме дома Юнге, уцелевшие к сегодняшнему дню. От других даже и фундаментов не осталось. Эти дома находятся рядом, составляют единое идейное целое. В ее доме, как и в доме Волошина, жили очень известные люди, в том числе Николай Гумилев. Когда Волошин узнал о его расстреле, он вывесил на доме мемориальную доску… Комната Гумилева, расположенная на втором этаже, еще три года
назад была в первозданном виде. Я считаю, что дом Елены Оттобальдовны совершенно кощунственно передали в аренду частному лицу. При перестройке этого мемориального дома в гостиницу внутренний интерьер помещений был разрушен. Это непростительное варварство, допущенное Национальным Союзом писателей Украины и его главой, который, передавая в аренду дом матери Волошина, руководствовался не интересами культуры.
Но и сейчас еще можно многое восстановить. Дом этот необходимо вернуть государству, передать музею. Мы об этом много писали. Нас не захотели услышать. Мы, работники музея, устали от хамства и бездумности. Вот сейчас арендаторы перегородили заборами бывший литфондовский парк, к нам беспрепятственно не может проехать ни «скорая», ни пожарная. А если ЧП? Да если бы не было Дома Волошина, не было бы и дома творчества и его коттеджей, не было бы и всех нынешних директоров-арендаторов, перегородивших заборами парк!.. Но, думаю, худшие времена — 90-е, когда культура не была никому нужна, — мы уже пережили…»
Наталия Михайловна говорит, что она выросла в Доме Волошина. Начинала здесь в 1984-м смотрителем. С 1996-го — уже 10 лет — заведующая. В мастерской Волошина среди многих картин и скульптур выделяется скульптурный портрет юной царицы Таиах. Она, жена Аменхотепа III, через 35 веков стала как бы хозяйкой Дома поэта. О Таиах невольно вспоминаешь, разговаривая с Наталией Мирошниченко: они похожи! Или стали похожи. Буквально сроднились. Сходство это удивительно, хотя, казалось бы, чему удивляться, если в Коктебеле и древний Карадаг менее ста лет назад обрел после серии землетрясений профиль хозяина Дома.