В преддверии 50-й годовщины величайшей и трагичнейшей из побед, в условиях острейшего кризиса, переживаемого нашим обществом, с особо пронзительным чувством начинаешь осознавать диалектическую сложность и драматизм этого удивительного феномена под названием «победа».
Цена той Великой Победы была столь высока, что многие отнюдь не злопыхательски настроенные люди, среди которых, например замечательный писатель и честный человек Виктор Астафьев, задаются вопросом: а можно ли вообще считать победившей сторону, которая понесла в несколько раз большие потери, чем сторона побежденная? Ну а злопыхатели, циники и просто глупцы договариваются до того, что победили бы немцы — мы бы тоже теперь баварское пиво пили.
Нет. К сожалению, нет. Весь трагизм той страшной войны заключался в том, что мы не имели права на поражение, ибо в данной исторической ситуации поражение было бы в буквальном смысле смерти подобным для нашего и многих других народов. А потому никакая цена уже не может быть чрезмерной, когда, как сказал поэт, «бой идет святой и правый, бой идет не ради славы — ради жизни на земле». И мы заплатили, заплатили за эту Великую Победу величайшую, неслыханную доселе цену и, что особенно важно понять, продолжаем платить по сегодняшний день.
Наше нынешнее плачевное состояние, особенно на фоне преуспевания Германии, Италии, Японии, многим кажется чудовищной исторической несправедливостью. Владимир Высоцкий, по рассказам Марины Влади, впервые попав в ФРГ, был потрясен, с ним случилась истерика, и в сердцах он воскликнул: «Как же так? Ведь мы же их победили!»
Так думают у нас многие, в особенности непосредственные участники войны, которые, возвращаясь домой победителями, свято верили, что заживут теперь замечательно, бесконечно счастливой жизнью.
Но они обманулись и обманулись не в последнюю очередь оттого, что в нашем сознании победа всегда чрезмерно идеализировалась как некая самодостаточная ценность, неизменно ассоциируемая с триумфом, торжеством, славой, да и другими, уже вполне материальными благами. Однако, это не совсем так, вернее, совсем не так.
Истинная победа, т.е. победа исторически необходимая, продиктованная законами Всевышней Воли, всегда есть подвиг, есть искупительная жертва, есть тяжкий Крест и восхождение на Голгофу. В этом трагизм и в этом святость настоящей, Истинной победы, каковой безусловно была Победа 1945 года.
Сказанное особенно важно осознать сегодня, когда мир буквально заражен духом победительства — победительства зряшного, пустого, продиктованного не высшей необходимостью, а лишь непомерным тщеславием, безудержной амбициозностью.
Безумная страсть к победительству с невиданным доселе размахом и единодушием, достойным лучшего применения, широко пропагандируется самыми мощными средствами массовой информации. Бесчисленные турниры, чемпионаты, конкурсы и фестивали, маня громкою славою и призовыми фондами, увлекают миллионы людей в бесконечную гонку за призраком победного триумфа.
Что же в том плохого — спросите вы? В борьбе за призы и лавры победителя человек кует волю, закаляет характер, развивает способности и оттачивает мастерство. Ну а призы и слава — отнюдь, между прочим, не призрачные — это заслуженная награда за труд и волю к победе. Не так ли?
Так-то оно так. Однако эти, на первый взгляд, убедительные аргументы перестают казаться таковыми при ближайшем рассмотрении сути дела.
Ну кто сегодня не знает, что за кулисами так называемого большого спорта — этой гигантской индустрии рекордов и побед — царят отнюдь не олимпийские принципы Пьера де Кубертена с его «Главное не побеждать, а участвовать» и другими гуманистическими лозунгами? Известно, что спорт ныне — это не столько здоровье и красота, сколько отчаянная, ожесточенная, бескомпромиссная борьба, в которой здоровье, молодость, а то и душа отдаются в жертву всепобеждающей страсти победительства во имя отнюдь не спортивного интереса связанных и не связанных со спортом людей.
Сколько отборного человеческого материала постоянно перерабатывается молохом спортивной индустрии, чтобы выдать «на- гора» очередной рекорд, очередного чемпиона. Те же, кто не достигает чемпионских кондиций, по законам индустрии идет в отвалы отработанного материала, и многие из них нуждаются после этого в серьезной социально-психологической реабилитации, а то и в полном социальном обеспечении. Да и сами чемпионы — этот скоропортящийся продукт спортивного производства — часто, даже не успев вкусить плодов победы, также попадают в отработанный материал и также, если не более, нуждаются в реабилитации. А главное, и те и другие испытывают неутолимую жажду побед, и то, каким образом будет утоляться эта жажда, сегодня уже вопрос не праздный.
Такого рода жажду мы нынче воспитываем и через институты науки, образования, искусства, где также все больше ориентируются на подготовку победителей (олимпиад, конкурсов и т.п.), что в своей массе умножает не число ярких дарований, а число побежденных на «поле творческой брани», уходящих с этого «поля» морально подавленными, обиженными, разбитыми.
Сегодня, например, нельзя стать концертирующим музыкантом-исполнителем, не победив на престижном музыкальном конкурсе. Хотя все знатоки и любители музыки хорошо понимают, что результаты таких конкурсов весьма относительны, ибо побеждают на них зачастую не лучшие, а, так сказать, сильнейшие, что расставлять по ранжиру людей искусства — дело вообще глупое, ненужное, и для самого искусства вредное. (Ну скажите, кто лучше: Шуберт или Шуман, Гоген или Ван Гог?) Увы, бойцовские страсти все дальше оттесняют соображения творческого порядка, и... множатся, множатся конкурсы, а в музыкальных классах, где некогда царила «святая к музыке любовь», все больше устанавливается дух соперничества, дух неприязни, а то и вражды.
Но все это пустяки, в сравнении с тем, что происходит ныне на внутриполитической арене, ставшей в буквальном смысле полем брани. Явившиеся нам демократические свободы породили у нас не плюралистическое народовластие, не согласование интересов различных общественных групп, а лишь разнузданную борьбу за абсолютную власть, за полную победу одной стаи властолюбцев над другими. Не потому ли один за другим уходят в отставку коалиционные правительства (уже, кажется, пятое за три года)?
Ведь несмотря на обилие партий, спектр политико-экономических идей у нас не так уж и широк. Практически все за суверенитет, демократию, рынок, сильное государство и социально ориентированные реформы. Так почему же нельзя, отталкиваясь от взаимоприемлемых посылок, выработать единый политический маршрут и дружно покатить по нему наш державный воз? Но, нет. Это нам не подходит — банально тянуть лямку вместе со всеми. Вот если на козлах сидеть, поганять и править, тогда другое дело, тогда пожалуйста. А в это время происходит то, до чего не додумались бы даже Лебедь, Рак и Щука, у которых воз, как вы понимаете, и ныне там. Наш же воз стремительно катится под откос, а державные мужи бегут за ним и, отталкивая друг друга, пытаются взобраться на руководящие козлы.
Да что там политики. Политика — дело известно какое... К сожалению, даже отцы церкви не устояли перед соблазном померяться силами и, разделив православных на своеобразные партии, повели борьбу за церковную власть. Господи, вразуми и наставь слуг своих, ибо не ведают, что творят, ибо забыли, очевидно, что Любовь и Согласие — самое сердце Православия.
Впрочем, священники тоже люди и болеют всеми человеческими недугами. А мы все нынче заражены вирусом борьбы, нездоровой страстью победительства. Все борятся со всеми: продавцы и покупатели, учителя и ученики, отцы и дети, мужья и жены. И все хотят победить: в деловой сфере, в дружбе, в любви...
Но что значит победить? Это значит возвысить себя над другими (большой, кстати, грех), это значит принизить другого, подчинить его вашей воле, заставить склониться перед вами.
Большое ли это удовольствие? Не знаю, дело вкуса. Но то, что это удовольствие из разряда тех, что чреваты неприятными последствиями, пора наконец осознать всем.
Всякая победа человека над человеком есть в конечном счете «пиррова победа».
Во-первых, всякая такая победа потребует стольких затрат физической и особенно духовной энергии, каковые лишь отчасти могут быть компенсированы победными вознаграждениями, тем более неубедительными, если сравнивать их с потенциальными результатами мирного сотрудничества с «противником».
Во-вторых, никакая победа не бывает полной и окончательной. Даже за физически уничтоженного противника почти всегда находится кому отомстить. Склонившийся же перед вами соперник — это сжатая пружина, и чтобы держать эту пружину в таком состоянии, нужны постоянные, изнуряющие вас же усилия.
В-третьих, иметь дело с побежденными всегда малоперспективно. Так, жена, победившая мужа, считай — вдова; толку от этого мужа будет уже во всех смыслах мало. Политическая сила, победившая в своей стране всех и вся, получит в свое распоряжение угрюмый, неискренне лояльный, безынициативный народ. С таким народом богатств не преумножишь. Останется лишь грабить недограбленное?
Но не довольно ли? Не пора ли прекратить вакханалию самоуничтожения, эту бесконечную борьбу, которая изнуряет нацию, но в которой никогда не будет Победителя в высоком и святом значении этого слова? Пора уже отличать святое от грешного. Пора перестать создавать «чужих» среди своих. Ведь нам и без того есть с чем бороться: с преступностью, с экономической отсталостью, с загрязнением природы и т.п. Но главное — нам надо побороть в себе эгоцентризм, тщеславие, гордыню как три источника и три составные части всякой внутринациональной борьбы и вражды.
Мы просто обязаны сделать это хотя бы для того, чтобы решить наконец главную задачу той Великой Победы — установить на нашей земле настоящий, всеобъемлющий Мир. Это наш священный долг перед героями и жертвами Великой Отечественной.