Клейноды Украины времен Освободительной войны. Хоругви с Архангелом Михаилом и «Абданком», булава Богдана Хмельницкого. |
История своей страны всегда трагична — иначе о ней не стоило бы писать с таким пафосом, подобающим лишь отечественной истории. Легендарное прошлое становится мостиком, связующим поколения соотечественников, по крайней мере тех, кого связывает одна общая черта исторической памяти, именуемая в современной науке модным словом «идентичность». Идентичность украинцев состоит из множества черт прошлого и настоящего. Главная из них основана на восприятии корней национальной культуры и государственности, уходящих не так далеко, как хотелось бы романтикам. По крайней мере, Хмельнитчина середины XVII в., разметавшая на своем пути «сор средневековья», и последующие трансформации гетманской державы являются, бесспорно, тем Рубиконом, с которого начинается отсчет «национального» прошлого Украины. От понимания этого прошлого зависит во многом представление и о нашем настоящем, и, возможно, судьба нашего будущего. Каков он, тот исторический мессидж, сотни лет назад отправленный нашими предшественниками?..
Клейноды Украины времен Освободительной войны. Хоругви с Архангелом Михаилом и «Абданком», булава, бунчук и печати Богдана Хмельницкого. |
Наследие Богдана
Богдан Хмельницкий был слишком харизматичной фигурой, чтобы с его смертью угасло дело всей его жизни. Даже после 1657 г. среди старшины сохранялась установка на создание независимого казацкого государства. В выборе союзников по-прежнему доминировал принцип наименьшей зависимости и максимального компромисса, а отнюдь не «братства народов», как утверждала советская (и современная российская) историческая наука. В последние месяцы своей жизни Б.Хмельницкий попытался найти альтернативу не оправдавшего свои цели союза с московским царем. Главная ставка делалась на короля Речи Посполитой Яна II Казимира (1648—1668). Последний был в определенной мере ставленником Хмельницкого (после смерти Владислава IV именно в результате достигнутого коронными послами и запорожской старшиной компромисса удалось выдвинуть на трон кандидатуру либерального к «украинскому вопросу» и в то же время антитурецки настроенного Яна II Казимира). Переговоры с ним были продолжены Иваном Выговским — преемником великого гетмана, гениальным дипломатом и стратегом.
Гетман Юрий Хмельницкий. Неизвестный художник XVIII века |
Выговский был, несомненно, самой яркой фигурой среди Богдановой старшины, в руках которого, как генерального писаря, находилась вся внешняя политика Гетманата. Его карьера была хоть и неожиданной, но предсказуемой. После обучения в Киево-Могилянской коллегии Выговский, как и подобает юному шляхтичу, посвятил себя воинской службе. Первоначально в звании ротмистра служил в войске Речи Посполитой. В трагической для коронной армии битве с казаками под Желтыми Водами (1649 г.) Выговский был пленен татарами и отвезен в Крым. Дважды пытался бежать из плена, но был пойман и приговорен к смерти. Вот тут-то фортуна и свела его с Богданом Хмельницким, прибывшим для переговоров в ханскую ставку. Ради дружбы с союзным гетманом хан отдал ему Выговского, а тот присягнул служить Хмельницкому «головой».
Способности Выговского обеспечили ему блестящую карьеру в гетманской канцелярии. Начинал он писарем у гетмана, был автором нескольких универсалов, занимался внешними сношениями и шпионажем. По сути, его можно назвать первым «министром иностранных дел» казацкой Украины. Выговский был близок к Хмельницкому как никто другой — и, казалось, кому как не ему продолжать дело великого гетмана? Тем не менее сам Хмельницкий желал передать булаву своему единственному оставшемуся в живых сыну Юрию (старший Тимош, на которого Богдан возлагал надежды, погиб в Молдавскую кампанию 1653 г.). С одной стороны, такое решение соответствовало привычным для политической культуры того времени династическим представлениям, с другой — могло бы охладить амбиции старшины и предотвратить усобицы. Формально воля гетмана была исполнена: на Чигиринской раде 1657 г. старшина возложила гетманские обязанности на писаря Ивана Выговского, но только до времени достижения Юрасем совершеннолетия.
Наследие Богдана было в руках еще одной, не менее колоритной личности первого поколения гетманской старшины — Юрия Немирича. В отличие от большинства казацкой элиты эпохи Хмельнитчины, Немирич происходил из старинного магнатского рода, одного из богатейших в Речи Посполитой. В начале XVII в. семейство Немиричей приняло протестантизм. В условиях постоянной борьбы с католиками за сферы влияния богатые протестантские семьи стремились дать своим детям лучшее по тем временам образование. Начав обучение в социнианской академии в Ракове (Польша), молодой Немирич пополнил багаж знаний в университетах Лейдена, Амстердама, Оксфорда, Кембриджа и Парижа. Обучаясь в Сорбонне, он защитил и опубликовал диссертацию магистра права, посвященную сравнению политических и юридических систем Речи Посполитой и Московского государства. Перу Немирича принадлежат также несколько теологических трактатов, в частности напечатанное в Париже «Описание и изложение духовного арсенала христиан». Этот человек по праву может быть назван первым украинским гуманистом, предшественником великого Сковороды.
Окончив «свои университеты», молодой и амбициозный магнат вернулся на родину и сразу же возглавил протестантскую шляхту Киевщины. Казацкую революцию, как и большинство представителей магнатерии, он воспринял настороженно, однако громкие победы повстанцев заставили Немирича — так же, как и Адама Киселя, лидера православной антиказацкой «партии», — искать компромисса с этой новой политической силой. Видимо, осознавая, что солнце Речи Посполитой двух народов клонится к закату, в 1657 г. Юрий Немирич предпринял беспрецедентный в глазах современников шаг — он переехал в Чигирин под протекцию Хмельницкого и принял «руську» веру — православие, религию своих предков. Знатность и богатство сулили блестящую карьеру в гетманской старшине. Немирич сразу же получил чин полковника, а после смерти Хмельницкого, благодаря своей фундаментальной образованности, стал генеральным писарем — правой рукой Ивана Выговского. Времена Выговского и Немирича были зенитом утверждения Гетманщины, пиком ее боевой и политической славы.
Великое княжество Русьское
В отношении царившей среди казачества анархии (с которой не всегда мог управиться и «батько Хмель») Выговский занял весьма жесткую позицию. Усмирив в 1658 г. бунт полковника Мартына Пушкаря и сечевого кошевого Якова Барабаша, гетман принялся за установление мирного соглашения с королем Яном Казимиром. Попыткой добиться прав и вольностей, и в то же время принести мир в «свою Речь Поспoлиту Руську», стало подписание 16 сентября 1658 г. договора в Гадяче. Основной текст договора был составлен Юрием Немиричем и в случае ратификации Великим вальным сеймом гарантировал Украине великолепные перспективы для самостоятельного развития в рамках польско-литовского государства.
По условиям Гадячского трактата Речь Поспoлита «двух народов» превращалась в Речь Посполиту «трех народов» — теперь и руського. «Великое Княжество Русьское» (как это писалось на языке оригинала) приобретало свой выборный парламент, казну, суд и 40-тысячную армию, подчиненную пожизненно избранному гетману. Православная церковь уравнивалась в правах с католической, а православный митрополит и пятеро епископов получали место в сенате Речи Посполитой, а главное — на территории княжества ликвидировалась Уния. Отдельным пунктом оговаривалось создание двух университетов. Киево-Могилянская академия уравнивалась в правах с Краковской, снимались все ограничения на создание коллегий и гимназий.
Усмотрев в заключенных в Гадяче соглашениях бунт, Москва развернула грандиозную пропагандистскую кампанию среди низовых казаков и черни. Ставка делалась на нелюбовь простого люда к полякам и шляхте, попытке продать праотеческую веру «латынам» и пр. В свою очередь Выговский издал универсал, в котором обвинил Москву в порабощении Украины и призвал казаков отстоять «кровью добытую свободу, чтобы уберечь и передать ее потомкам». Идея свободы и «своей Речи Поспoлитой» оказалась казацкому уху ближе и понятнее социальной демагогии московского пиара. И в начале апреля 1659 г. объединенное казацко-татарское войско, подкрепленное наемниками из сербских и валашских земель, сошлось в смертельной схватке с московской армией под командованием князей Трубецкого, Ромодановского и Пожарского. Несмотря на двукратный перевес в силах — сто тысяч против пятидесяти — московские войска под Конотопом потерпели сокрушительное поражение.
Но история Гетманщины — это история выигранных битв и проигранных войн. Можно было победить под Конотопом, но запутаться в хитросплетениях московской дипломатии. Наконец, не стоит недооценивать дальновидность проводников польской политики. Даже после Конотопа сейм не торопился ратифицировать Гадячский трактат, и надежды на крепкий мир между шляхетской Польшей и казаками таяли с каждым днем.
Отсутствие четкого политического приоритета расшатывало основы молодой казацкой «республики», было чревато кровавой междоусобицей в среде самой старшины, вызванной борьбой за гетманскую булаву и «Богданово наследие». Оппоненты Выговского использовали беспроигрышный аргумент: «гетман запродал Украину ляхам». На так называемой Черной раде, собранной 20 сентября 1659 г. по инициативе низового казачества, гетманским послам Ивану Сулиме и Прокопу Верещаке даже не дали слова — их зарубили на месте. Сам Выговский вынужден был спасаться бегством. Через несколько дней в Белой Церкви гетманом был провозглашен Юрий Хмельницкий. В Украине настала так называемая Руина, один из самых мрачных периодов ее истории — истории, которую, по бессмертному выражению Владимира Винниченко, «невозможно читать без брома».
Юрась Хмельниченко
Гетманство Юрия Хмельницкого окончательно уничтожило хрупкое политическое равновесие, которого год за годом с таким трудом добивался его отец. Отпрыск славной фамилии был не только бездарным политиком, но и весьма неуравновешенной личностью. Хотя реальная власть была сосредоточена в руках старшины, слишком многое еще зависело от личной харизмы лидера. В итоге Украина оказалась на пороге распада на Право- и Левобережную. В братоубийственной резне не было победителей; независимо от того, кому доставалась булава, выигрывали от этого лишь соседи — Москва, Варшава, Стамбул, с которыми новый гетман был вынужден делиться если не частью Украины, то своими властными полномочиями.
Особый случай — отношения с Москвой, юридическая почва здесь была наименее определенной. Несмотря на неоднократные требования гетманских послов выполнять соглашения, достигнутые на Переяславской раде 1654 г., Посольский приказ продолжал слепо игнорировать украинские интересы. В конце концов, бесталанный Юрий Хмельницкий был просто обведен вокруг пальца. Его пригласили к воеводе Трубецкому для подтверждения якобы Переяславского договора, где подсунули на подпись фальшивый текст. Впоследствии именно этот документ вошел в Полное собрание законов Российской империи. Суть же заключенного Богданом в 1654 г. соглашения и по сей день остается сокрытой «под спудом» истории.
Союз гетманыча с Москвой не мог быть стойким, в самой его природе был заложен односторонний интерес и глубокие внутренние противоречия. Московские воеводы рассматривали гетманскую старшину как «государевых холопов», тогда как казацким социальным представлениям о «народе-шляхте» такие отношения были не знакомы. Несмотря на явные антипольские настроения и одинаковое вероисповедание с подданными московского царя, казачество осознавало себя все еще социумом Польско-Литовской державы, привыкшим ценить свои «права и вольности» и добиваться их признания авторитетом сабли. В свою очередь не было худшей крамолы, чем заявить о правах в переговорах с царскими эмиссарами — в московском политическом лексиконе просто не существовало такого понятия. Зияющая брешь в политико-правовых представлениях «двух братских народов» обнаружилась уже на первом этапе переговоров, когда бояре на знаменитой Переяславской раде отказались присягать от имени царя в ответ на казацкую присягу верности (что, строго говоря, освобождало казаков от присяги).
Противоречия всплыли во время военной кампании 1660 г., когда под Чудновом поляки окружили объединенное московско-казацкое войско под командованием князя Шереметева. Гетман был на грани разгрома, но успел подписать с коронными послами соглашение. Правда, на этот раз условия Гадячского трактата были серьезно урезаны — ни о каком «Великом княжестве Русьском» уже не могло быть и речи. В знак протеста полковник Яким Сомко во главе нескольких левобережных полков принес повторную присягу московскому царю и был провозглашен наказным гетманом. В условиях нарастающего хаоса Юрась решил умыть руки, просто отрекшись от булавы. Когда на Корсунской раде 1662 г. он заявил о своем уходе в монастырь, последние иллюзии относительно славного Богданова имени уже развеялись. Старшина с облегчением приняла отречение Хмельниченка и выдвинула кандидатуру Павла Тетери.
Тетеря продолжил политику Выговского на достижение компромисса с королем и водворение мира в Гетманщине на приемлемых для казачества условиях. Промосковские оппоненты, в свою очередь, провозгласили гетманом Ивана Брюховецкого — ставленника запорожцев и низового казачества. Так Украина на целое столетие оказалась разделена на два берега, ни один из которых не мог представлять подлинного наследия Богдана — суверенного казацкого государства.
Берег левый, берег правый…
Эпоха Руины вступила в свои права не только на правом берегу Днепра, постоянно балансировавшем между Варшавой и Бахчисараем, но и на Левобережье, казалось бы верном Москве. Здесь за влияние на старшину и казачество соревновались два свояка Хмельницкого, полковники Яким Сомко и Василь Золотаренко, в какой-то момент проглядевшие удачливого конкурента — выдвинутого запорожцами Ивана Брюховецкого. Последний не имел особых политических дарований, зато всячески демонстрировал свою лояльность Москве, что и сыграло определяющую роль в его утверждении на гетманстве.
События Руины обнажили как слабость и незрелость национальной элиты, ее неспособность подняться над узкокорпоративными интересами, так и реальные приоритеты геополитических соседей — Москвы, Варшавы, Бахчисарая, Стамбула. Особенно выпукло это проявлялось в подмосковской Украине. С каждым новым гетманским избранием, постепенно переходящим в назначение, все более проявлялся формальный характер «кровью добытых вольностей», во имя которых всего несколькими годами ранее в сражении под Конотопом было опрокинуто московское воинство.
Уже Иван Мазепа, принявший гетманскую булаву в 1687г., при своем «избрании» был вынужден подписать Коломацкие статьи. В которых, кроме традиционных обязательств по сохранению прав старшины, в обязанности гетмана вменялось «народ малороссийский всякими мерами и способами с великороссийским соединять и в неразрывное и крепкое согласие приводить». Спустя столетие малороссийский генерал-губернатор Петр Румянцев поставит целью уже «привязать их (казаков. — Д.Р.) к России и возбудить патриотизм к общему отечеству».
После демарша, совершенного Мазепой во время Северной войны, в число гетманской старшины были введены люди «постороннего» происхождения — сербы Антон Танский и Михаил Милорадович, а также российский дворянин Петр Толстой. Это были люди, не имевшие иллюзий относительно «прав и вольностей», зато абсолютно лояльные к облагодетельствовавшей их царской власти.
В 1715 г. гетман Иван Скоропадский был лишен права назначать полковников без согласия российского министра-резидента (впоследствии Малороссийской коллегии), а с 1730-х гг. назначение полковников вообще перенесли в Петербург. О подобных фактах в отечественной историографии принято говорить с подчеркнутым пафосом. Вряд ли это уместно в истории, не требующей «брома»… Вина империи лишь в том, что она Империя, и в жертву «единодержавию» приносилась не только Гетманщина.
Впрочем, в самoй Гетманщине политические традиции Речи Посполитой оказались на удивление жизнеспособными, как в среде старшины, так и рядового казачества. Несмотря на жесточайшие репрессии, обрушившиеся на головы казацкой элиты в связи с «изменой богохульника» Мазепы, уже в 1723 г. в том же коломакском походном лагере были подписаны челобитные к Петру I, в которых содержались жалобы на безнаказанность царских чиновников в украинских городах и требования вывести царскую армию за пределы Гетманщины. Петиция так взбесила Петра, что «бунтовщиков» немедленно вызвали в Петербург для допроса. Их ждала Сибирь, а самогo наказного гетмана Павла Полуботка (по доносу его же соотечественника Феофана Прокоповича), вероятнее всего, плаха. Развязка наступила неожиданно: в каземате Петропавловской крепости умер Полуботок, а через месяц сошел в могилу и Петр I.
Последний гетман
Когда о прежней казацкой вольности слегка подзабыли, а представители старшины предпочитали жупанам мундиры, примеряясь к имперским чинам и титулам, на политическом горизонте Украины вновь замаячила идея гетманского правления. На этот раз толчком послужили не столько политические амбиции казацкой элиты, сколько личные чувства императрицы Елизаветы (1740—1762). Дочь Петра I была прежде всего правительницей могущественнейшей империи, а потому не имела легитимного права на личную жизнь. Впрочем, сердцу не прикажешь, и она тайно сочеталась с простым певчим придворной капеллы Алексеем Разумовским. Смазливый казачок из села Лемеши на Черниговщине сделал блестящую карьеру при петербургском дворе, удостоившись графского титула (1744), а его младший брат Кирилл в 1750 г. был провозглашен гетманом Украины. Императрица лично вручила ему булаву, гетманские клейноды и войсковой прапор. Несмотря на то, что «декоративному» гетману едва исполнилось 16 лет, казацкие полковники вполне серьезно отнеслись к реконструкции гетманата и в конце концов добились своего — территория Гетманской Украины освобождалась от постоев российских регулярных полков, старшине были возвращены ранговые имения и казна.
Казалось бы, милостям императрицы не будет конца, но история всегда имела склонность развиваться непредсказуемо. Императрица Екатерина II (1762—1794) не испытывала сочувствия к чаяниям своих малороссийских подданных. В 1763 г. на старшинской раде в Глухове были выработаны петиции к новой императрице, предусматривавшие не только утверждение за Кириллом Разумовским наследственного гетманства, но и восстановления договорного характера взаимоотношений между императорским престолом и Гетманщиной — на основе все тех же Переяславских статей 1654 года.
К такому повороту в Петербурге были явно не готовы. Гетман Разумовский был вызван в столицу для пояснений, где, не дожидаясь участи Полуботка, поспешил отречься не только от потомственного, но и личного гетманства. Взамен ему были дарованы графский титул и огромнейшие имения в Украине, а в качестве «бонуса» за лояльность назначена щедрая пожизненная пенсия.
В плену истории
Гетманщину нельзя считать просто одной из страниц украинской истории — это огромнейший пласт исторической памяти народа. Эпоха гетманов вдохновляла Котляревского и Шевченко, Гоголя и Лысенко, стала источником украинского национального эпоса. В 1918 г. консервативная элита украинского дворянства, не склонная к социал-демократическим экспериментам, провозгласила гетманом представителя древнего старшинского рода Павла Скоропадского, бывшего флигель-адъютанта императора Николая II. На этот раз, правда, опорой для новой власти были не сантименты императрицы, а стратегические интересы германского командования, стремившегося оттянуть свое неминуемое поражение в Первой мировой войне.
В 2005 г. при вступлении в должность нового президента Украины из спецхранов были вновь извлечены гетманские клейноды — реплика украинской истории, вероятно, также обращенная к нашему будущему…