Стоит ли так масштабно и широко ставить сегодня вопрос, связанный с личностью Ивана Франко? Не только стоит, но и крайне необходимо. К этому побуждает не только серьезная юбилейная дата, но и целый ряд объективных и субъективных факторов. Прежде всего очевидная для многих аналитиков и неутешительная для нас всех истина: среднестатистический украинец, даже интеллигент, знает об Иване Франко, мягко говоря, очень мало. Речь идет даже не о ритуалах почитания его имени, поклонении гениальной личности, ее титаническому труду и историческим заслугам, хоть достоинство и зрелость нации проявляются и в чувстве благодарности к тем, кто ее формировал, был ее духовным пастырем. У нас есть основания говорить о вине непослушания, о том, что, учитывая объективные, а еще больше субъективные причины, интеллектуальные уроки Ивана Франко не были извлечены в историческом прошлом, не усвоены они до конца и сегодня.
Говоря о судьбоносных для нашего народа исторических событиях начала ХХ в., которые были годами «обудження й зриву Нації», а также годами «наших роковых исторических просчетов и национальной слепоты», Евгений Маланюк очень точно подчеркнул, что тогда «трагически ощущалось неприсутствие именно Франко». Е.Маланюк с болью писал о том, что, услышав это имя, каждый снимает шапку, то есть тут действует какой-то «инстинкт величия», но «признаваемое и ощущаемое величие Франко остается для слишком многих книгой за семью печатями, которую мало кто пытается читать». Драматизм ситуации усугублялся тем, что в течение более чем половины прошлого столетия творчество писателя, весомая часть его наследия, особенно публицистики, находилась не просто за символическими семью печатями, а за вполне реальными замками спецхранов.
Мы не намерены что-то добавлять к справедливым мыслям многих современных исследователей И.Франко, которые аргументированно доказывают, что этого настоящего, многогранного и многоликого, полнокровного и неповторимого в своем величии художника и мыслителя мы еще не смогли постичь. Можем даже сказать, что только в последнее время появляются обоснованные монографические труды об отдельных гранях творческой личности писателя. Это прежде всего книги Ивана Денисюка, Михаила Гнатюка, Валерия Корнийчука, Богдана Тихолоза и других авторов.
Отдавая должное тому, что мы имеем на поприще собирания, публикации, анализа и обобщения публицистики И.Франко прежде всего академиком Михаилом Возняком, Владимиром Дмитруком, Алексеем Деем, Михаилом Нечиталюком, Иваном Курганским и многими франковедами, они не могут удовлетворять нужды нынешнего общества не только по обзору научно-теоретических представлений о современной публицистике и массовой коммуникации, но и исходя из значительно более широкого, философского, социально-политического измерения роли Ивана Франко в истории Украины, развития национального интеллекта. Учебно-методические, монографические труды о Франко-журналисте посвящались отдельным вопросам и периодам его деятельности, а главное, писались в условиях, когда нельзя было раскрыть все многообразие и политическую многоаспектность его творчества.
В какой-то степени этот пробел заполняется трудами Ярослава Грицака о политических взглядах и Оксаны Забужко о национальной идее в философских концепциях И.Франко, исследованиями политической фигуры писателя в научных разработках украинских мыслителей в диаспоре, брошюрах и статьях, опубликованных в научных сборниках и в периодике.
Задача этих заметок — хотя бы бегло взглянуть на многогранное творчество И.Франко сквозь призму его публицистики, акцентируя внимание прежде всего на том, насколько успешно развиваются заложенные им традиции зрелого, трезвого и результативного политического думанья, нашей способности оперативно оценивать действительность, чтобы «рождати слова вагітні чином» (Е.Маланюк). Речь идет не только о публицистическом резонансе художественного и философско-политического слова писателя, но и о том, как нам дорасти до уровня его масштабного мышления, то есть насколько украинская публицистика усвоила уроки выдающегося мыслителя.
Развитие его достижений не следует понимать упрощенно и прямолинейно. Написанное им подсказывалось реальной жизнью, было выстрадано и артикулировано в различных формах. И тот, кто стоял на сходных с ним позициях, не мог не прийти к тому мнению, тому психологическому настрою, к которым побуждало слово писателя. Это было его призвание, возложенная на него обязанность, которую он должен был воплощать в жизнь. Быть предвестником, пророком, как его великий предшественник Тарас Шевченко, — столь высокую задачу предстояло ему исполнять, хоть сам он никогда не говорил об этом в высокопарных выражениях. Предпочитал называть себя скромным тружеником в духовном царстве, пахарем на заросшей вредным сорняком народной ниве.
Почти все исследователи его творческого наследия акцентируют на том, что он был реалистом, крепко держался в своих художественных поисках грешной земли и вместе с тем, владея удивления достойной поэтической фантазией, был ярко выраженным типом дионисийского художника с доминированием национального интеллекта. Оксана Забужко в первой в условиях украинской независимости работе о франковском периоде в философии национальной идеи справедливо подчеркивала, что свои философские взгляды И.Франко высказывал преимущественно в художественных произведениях. Она, как и другие исследователи, пишет о сращении в его творчестве философского и художественного мышления, ссылаясь на самого писателя, делавшего акцент на том, что даже в своих статьях и рецензиях он не мог избавиться от целостного, нерасчлененного, то есть художественного, а не чисто абстрактного, аналитического мышления.
В этом контексте крайне необходимо включить в начатый разговор о духовной миссии И.Франко, об его мучительных поисках ответа на вопрос, каким путем должна идти Украина, ее народ в переломный момент истории, чтобы занять достойное место в вольном круге народов, его публицистику. И не просто в плане цитирования отдельных мыслей, вырванных из контекста формулировок и призывов из многочисленных статей, рецензий, обзоров, памфлетов, полемических инвектив И.Франко. Это делалось в массовых масштабах почти на протяжении века. Нужно пойти дальше и серьезно исследовать этот вид литературной продукции в очень сложной и разнообразной системе его творческого наследия и, что не менее важно, роль и место публицистики в выполнении писателем той действительно исторической миссии, которую судьба возложила на его не столь уж и крепкие физически плечи.
Итак, несколько мыслей о том, какое место занимала публицистика и почему именно публицистика сыграла такую знаковую роль в творческой судьбе И.Франко. Прежде всего количественные измерения. В предисловии к сборнику «У наймах у сусідів» писатель, подводя итоги собственного труда за период до 1890 года, даже с неким изумлением для себя самого сообщил, что из почти 900 публикаций за четверть века — 525, то есть значительно больше половины, — это публицистические и научные статьи и еще более 80 рецензий. Вместе с тем он делает вывод о решающем влиянии именно публицистики на собственное художественное, в частности поэтическое, творчество, расценивая его как «початок школи політичного думання, якого в такій формі і в такім об’ємі не має, мабуть, ні одно слов’янське письменство».
Нужно заметить, что эти подсчеты были произведены и эти принципиальные слова были сказаны еще до того, как начинался существенно новый этап в политической и художественной судьбе И.Франко. Впереди, то есть уже после 1890 года, были выход из радикальной партии и провозглашение совместно с М.Грушевским, Е.Левицким, В.Охримовичем в конце 1899 года Украинской национально-демократической партии, публикации таких принципиальных статей, как «За пределами возможного», «Журнал и публика» (1900), «Принципы и беспринципность» (1903), «Кое-что о нашей прессе» (1905), процитированное предисловие к сборнику «У наймах у сусідів» (1914), монография «Иван Вышенский и его произведения» (1895), поэм «Мойсей», «Похорон» и других произведений.
Весомое, доминирующее место публицистики в творческом арсенале И.Франко объясняется, по нашему мнению, несколькими взаимосвязанными между собой причинами. Во-первых, по своему характеру, по темпераменту, внутреннему призванию он в течение всей своей жизни не мог не радеть за общественные дела. Перефразируя его известное высказывание о поэте, он постоянно болел чужим и собственным горем, не мог быть равнодушным к тому, что касалось судьбы собственного народа. Начав свое творчество с лирики, постоянно обозревая жизнь, он настойчиво приобщался к тому, что сам назвал школой политического думанья. Этому способствовала его интенсивная общественная деятельность, о чем убедительно говорят все исследователи его жизни и творчества.
Во-вторых, жизнь складывалась так, что повседневная журналистская работа была слишком уж скромным источником его материального существования, поскольку ни художественная, ни научная работа на ниве украинской культуры не могла принести ему практически никаких доходов. Иными словами, И.Франко вынужден был заниматься нередко рутинной, однообразной журналистской поденщиной. Сам он, как известно, горько шутил по поводу того, что вынужден был ежедневно писать статьи на очень скучные темы, а потому мало желающих их читать. Это была присущая многим выдающимся личностям самоирония. На самом деле даже написанные статьи и обзоры, памфлеты и корреспонденции на специальные, чисто профессиональные темы в журналах на польском или на немецком языке были обозначены небудничным талантом и присущей для гениев добросовестностью.
Известно, например, огромное количество чисто научных исследований И.Франко на экономические темы. Этими вопросами занимается современная экономическая наука. Некоторые ученые считают И.Франко прежде всего экономистом.
Далеко не все труды этого направления заняли целых две книги 44-го тома 50-томного издания его произведений. Но ведь среди многочисленных его публикаций в газетах немало таких, которые смело можно причислить к экономической публицистике. В них содержатся оригинальные наблюдения над актуальными вопросами тогдашней экономики, в них по-другому и в специфической форме трактуются экономические вопросы в тесной связи с политикой, нравственностью, историей, человеческими судьбами. Здесь тоже ярко проявилось публицистическое призвание и талант популяризатора, требующие отдельного профессионального исследования.
В-третьих, именно публицистика, ее природа, выработанная огромной исторической практикой, от ораторского искусства античного мира и богатой устной и рукописной публицистики Киевской Руси и опытом выдающихся предшественников И.Франко до современных ему украинских и европейских мыслителей, была наиболее созвучна естественному призванию писателя, этому внутреннему сращению рационального, логико-абстрактного и эмоционально-образного начал. И когда сам И.Франко сетовал на то, что он не может избавиться от целостного образного видения даже в своих рецензиях, то подобное сочетание рационального и эмоционального, противоречащее «чистой» науке, лучше всего соответствует творческому методу публициста.
В-четвертых, природное тяготение И.Франко к публичному, резонансному, политически острому слову вполне соответствовало именно украинским общественно-политическим нуждам времени, историческому моменту. Писатель как никто другой ощущал приближение большой социальной бури, когда будет решаться судьба его народа. Украина в то время не имела достаточного количества сознательной интеллигенции, массовых политических партий, сформированного более или менее крепкого национального капитала, ни собственного университета, ни армии. Все это в той или иной степени должна была компенсировать литература, устное, печатное слово и прежде всего публицистика. В совокупности с практическим организационным трудом среди людей.
Поднимая для публичного обсуждения вопрос «Франко и украинская публицистика», мы вполне осознаем многоаспектность его решения в различных временных частях. Вполне правомочно рассмотрение творчества И.Франко как историка украинской прессы, публицистики. В обзорном плане этот вопрос лучше всего прояснен в современной науке. Появились даже первые книги, в которых деятельность писателя в этой области стала предметом специального исследования. Есть удачные попытки рассмотреть деятельность И.Франко в качестве теоретика публицистики.
Обращение к проблеме «И.Франко и украинская публицистика» дает возможность говорить о явлении в трех временных плоскостях. Первая — Франко в качестве исследователя прошлого украинской публицистики и прессы. Исследователи справедливо считают его первым, самым компетентным историком, оставившим нам не только богатую по фактажу и точности классификацию историко-журналистских процессов, но и методику подхода к этим новым для тогдашней науки явлениям.
Вторая — взвешенная оценка современных ему литературно-публицистических явлений на фоне тогдашних литературных и общественно-политических событий. Можно без преувеличения сказать: активно занимаясь как литературой, так и журналистикой, он заложил хорошие научные основы теории публицистики, то есть стал центральной фигурой этого процесса, делая научные выводы, формулируя уроки, которые подсказывала повседневная практика.
Третий и самый важный для нас аспект мышления И.Франко как публициста-практика и теоретика-философа в том, что он постоянно был нацелен в будущее. Быть может, только сегодня мы можем по-настоящему оценить весомость и поучительность его опыта, как и тех дальновидных предостережений, которые он делал в то далекое от нас время. Он не виноват в том, что и его современники, и следующие поколения политиков и литераторов далеко не всегда прислушивались к нему.
Это очень важно, поскольку без понимания природы и закономерностей самой публицистики нельзя надлежащим образом оценить ее роль в обществе. Однако сразу нужно заметить, что публицистику И.Франко трактовал в широком контексте на фоне литературы и журналистики. Исследователи вполне справедливо подчеркивают, что под влиянием австрийско-немецких традиций еще во второй половине ХIХ в. в Галичине слова «публицистика» и «журналистика» употребляли как синонимы. Скажем, Осип Маковей свою статью, посвященную 50-летию «Зорі Галицької», назвал «П’ятьдесятьлітній ювілей руської публіцистики». Постепенно эти понятия дифференцировались. В трактовке И.Франко публицистика ассоциируется все-таки с неким видом литературного труда в периодической печати.
Уже упоминавшийся известный исследователь публицистики И.Франко М.Нечиталюк на основе осмысления целого ряда рассуждений писателя дает следующее описательное толкование этого неоднозначного явления. «Если кратко собрать франковские критерии и принципы, в общем отображающие содержание его учения о публицистике в единую формулу, то, согласно его теории, настоящая публицистика, в отличие от так называемой «лубочной публицистики...», которую он отвергал, это специфический вид литературно-журналистского творчества, характерными особенностями которого является органическая связь с политической и культурной жизнью общества («политическим моментом»), актуальность и оперативность («моментальность») реагирования на политические события, научность и преимущественно полемичность обсуждения в прессе злободневных общественно-политических и других вопросов в произвольной документальной эмоционально-образной форме с целью идеологического и нравственно-этического влияния на радикальное изменение («перерождение») царящего общественного мнения («опінії») в духе прогрессивных идей времени».
Это действительно попытка описать на основе определенных параметров (местонахождение, цель, выполняемая задача рационального и эмоционального и т.д.) живое и противоречивое литературное творческое явление, а не дать ему целостное определение, которого у И.Франко нет. Хотелось бы напомнить, что в 60—70-х годах прошлого века в журналистиковедении делались попытки системного взгляда на публицистику на основе функционального анализа. Речь шла о взаимосвязанной цепочке понятий: функции — предмет — содержание — форма — метод, которых еще задолго до этого касался и И.Франко. Он, в частности, обращал внимание на то, что весомый журналистский материал выполнял определенную общественно-политическую функцию, формировал либо менял общественное мнение. Очень существенно его суждение о том, что только тот писатель может быть значимым, который может сказать читателям значимое слово по большим вопросам и в такой форме, которая бы наиболее соответствовала его национальному характеру. Слово это должно нести основательное мнение, вызывать соответствующее действие, будируя ум и чувства человека.
Для понимания силы публицистики вообще и публицистического творчества И.Франко многое дают очень точные наблюдения над этим видом творчества известного украинского философа и политолога М.Шлемкевича. В последнее время на них часто ссылаются. Поэтому обратим внимание лишь на один, но очень существенный, момент. «Її (публицистика в самом широком понимании слова. — В.З.) місце в духовній культурі образово виглядало б так: вона не розтоплена і не зрізничкована ще лява життя, в якій уже застигли ясні криштали наукових тверджень, мистецьких утворень, релігійних символів. Звідси в публіцистиці стільки неясного, нечистого, незрілого, але одночасно стільки живого і скерованого в будуччину. Публіцистика — це зачатки нових кристалізацій Духа і дійсності, їх передбачення, вкладені в слово. Це ембріональні зв’язки будучих оформлень тієї ляви, схоплені першими враженнями і першими її інтерпретаціями в щоденниках, тижневиках. Після цього слідує спокійніше розроблення тих вражень і відповідей у журнальних оглядах, студіях, етюдах, есеях аж до більших творів світу оглядової публіцистики, що стоять уже на межі філософії... Коли мати на увазі таку тяглість духовного процесу, то можна сказати: публіцистика — це дрімуча філософія, а філософія — це свідома своїх далекосяжних цілей і своїх методичних засад публіцистика».
К публицистике автор, опираясь на исторический да и собственный опыт публициста и философа, относит «не тільки оперативні публікації у періодиці, а й особливо актуальні, пекучо теперішні праці полемічно-ідеологічного, критично-естетичного, світоглядного змісту, які не вміщуються в поняття релігії, мистецтва, науки». В связи с этим необходимо учесть и такое понятие, как «публицистичность», утвердившееся в журналистиковедении. Это позволяет разграничивать понятие собственно публицистики как определенного вида творчества с его внутренними законами и совокупностью жанровых модификаций и определенным свойством информационных, научных, художественных публикаций и устных выступлений, способных выполнять, кроме своих специфических задач, еще и публицистические функции. Публицистичность — проникновение характерного для публицистики метода в произведения не публицистические в своей основе. Публицистичность появляется тогда, когда автор стремится взволновать реципиента, повлиять на его сознание, а главное — вызвать соответствующую реакцию. Изменить не только представления, но и поведение человека, стимулировать его соответствующие поступки, то есть взять на себя побудительные свойства. Понятие публицистичности органично охватывает широкое общественное звучание, проблемность, тенденциозность, полемичность и специфическую, характерную именно для публицистики образность. Любое выступление, обращенное к широкой аудитории, в той или иной мере выполняет публицистические функции, становится публицистическим.
Кстати, цитированный уже М.Шлемкевич справедливо акцентирует внимание на том, что публицистика играла особую роль именно в украинской истории и объясняет ее тем, что это «особливо наше, українське прагнення поєднати мислення і діяння, прагнення до постійної близини Духа і життя, виразниками якого були і Сковорода, і ... новочасні публіцисти». Автор прогнозирует, что и в дальнейшем наш менталитет будет актуализировать развитие именно этого вида духовного творчества: «Коли сердечна туга і мрія українства не в сфері абстрактних цінностей, але і цінностях, здійснюваних і переживаних, і коли згідно з цим темою українського мислення є щастя справедливого і одночасно гарного життя, тоді публіцистика буде й далі правдоподібно осередньою і рішальною силою тих шукань і прагнень».
Учитывая сказанное, и в самой фигуре И. Франко, в широкой совокупности данных ему Господом и развитых мозольным трудом творческих способностей художника широчайшего диапазона, ученого в разных сферах знаний, от истории, философии, экономики до искусствоведения, природоведения и психологии, в сочетании с активной гражданской позицией, мы должны четко и масштабно выделять его публицистику. Поскольку именно она была самым чувствительным, оперативным и практически самым результативным выражением его Духа печати.
Публицистика очень тесно связана с политикой. И не только в том плане, что зачастую трактует именно политические вопросы времени и является порождением и продуктом политической деятельности. Своеобразность этого вида творчества еще и в том, что настоящий публицист любые жизненные вопросы — и этим публицистика отличается от «чистой» науки — рассматривает под политическим углом зрения, видит общественно-политический, философский, человековедческий аспект разнообразнейших явлений. Тем она и привлекательна для обычного читателя.
Вот почему, по нашему глубокому убеждению, без научного изучения богатой публицистики писателя хотя бы на уровне современного осмысления его лирики, эпоса, драматургии, фольклористики, литературно-художественной и эстетической мысли мощная творческая планета под названием «Франко» не предстанет во всем своем величии, взаимосвязанности, а, следовательно, в неповторимой роли в процессе национально-политического осознания украинства.
О политических, философских взглядах И. Франко написано сравнительно много. К сожалению, практически все написанное в советских, подцензурных, условиях о его философско-политических взглядах было полуправдой, а она, как известно, является самым изысканным видом лжи. Миллионы украинцев еще со школьной скамьи усваивали рассказы о том, что он, прежде всего, изучал и пропагандировал марксизм, хотя сам до правоверного марксиста не дорос. Этим, кстати, пользуются и сейчас некоторые лжесоциалистические формирования, выставляя И.Франко своим предтечей и кумиром.
Франковедение успешно опровергает эти примитивные утверждения, хотя новые идеи тяжело пробиваются в головы современников, а сама личность выдающегося украинского мыслителя, эволюция его взглядов, попытки прописать его навечно в ту или иную партию или философскую школу оказались отнюдь не простым делом. Мы имеем дело со столь самобытной личностью, что она по своей многогранности не укладывается в выработанные для массового потребления образцы и стандарты. Как это давно сложилось в политических традициях европейских демократических стран, И. Франко считал себя, как писал в письме к своему однопартийцу М. Павлику, «насамперед русином, а потім радикалом». Прав Я. Грицак, написавший в книге о политических взглядах писателя: «За все своє життя Франко був і драгоманівцем, і марксистом, і фабіанцем, і радикалом, і націонал-демократом. Але жодне з цих означень не годиться для характеристики його громадської діяльності, не припасовується до його могутньої політичної постаті».
Что касается невозможности подогнать И. Франко под известные философско-политические системы, то здесь не возникает никаких сомнений. Но осмелимся высказать предположение, что сами критерии подхода к личности писателя не выдерживают критики. Мы подходим к нему как к профессиональному политику или философу. Но ни первым, ни вторым он не был. Он не раз заявлял о том, что не собирался быть лидером, вождем и занимался этим только потому, что не было других, более подходящих для этого дела. Он исследовал философию, экономику, как и право, но не создал и не собирался создавать собственного философского учения или собственного экономического и юридического учения. Он занимался всем этим, прежде всего, как писатель и публицист, как универсальный ученый-мыслитель. И его труды в этих областях были отмечены печатью гениальности, часто стоили больше, чем студии профессионалов.
Автор этих строк склонен к сформулированной в общем плане мысли И. Денисюка: «Філософські погляди необхідно трактувати як його власну, еволюційно складну філософську систему — «франкізм»1, у якій є оригінальна візія людського прогресу, гуманізму, обстоювання прав одиниць на свою суверенність і прав нації на самостійну, незалежну власну державу. Є теж критика завужених, односторонніх догматичних доктрин, у тому числі марксизму, зокрема теорії класової боротьби як релігії ненависті між людьми, спрямованої проти консолідації нації».
Следует только добавить, что
И. Франко остро критиковал и другие догматические доктрины, независимо от того, касались они духовной жизни, межнациональных отношений, выступая против того, что он называл «загумінковістю». Он всю жизнь мечтал увидеть «людське братерство нове», но был беспощаден в борьбе с теми, кто под лозунгом братства понимал своего рода концлагерь, в который силой загонялись целые народы, лишенные даже естественного права человека на родной язык, культуру и собственное государство. И потому не представлял человеческого сообщества будущего без полного и безоговорочного национального волеизъявления.
Отсюда ключевая идея его жизни последних десятилетий, которую он отстаивает во многих письмах, и прежде всего в публицистических произведениях, и которая в нескольких словах была сформулирована на пороге ХХ в.: «...синтезом усіх ідеальних змагань, будовою, до якої повинні йти всі цеглини, буде ідеал повного, нічим не в’язаного і не обмежуваного... життя і розвою нації. Все, що йде поза рамами нації, се або фарисейство людей, що інтернаціональними ідеалами раді би прикрити свої змагання до панування одної нації над другою, або хворобливий сентименталізм фантастів, що раді би широкими «вселюдськими» фразами покрити своє духовне відчуження від рідної нації».
Но, повторяем, И. Франко не был политиком, а только политологом. А это — разные вещи. Прибегая к метафорике, можно сказать, что он был не Моисеем, Вождем, а Мыслителем, Пророком с неминуемым компонентом кассандризма, то есть способностью предвидеть, но без возможности практически изменять ход реальных событий. Он делал честно и гениально то, что должен делать и анализировать, советовать, предсказывать, предостерегать.
Если внимательно вчитаться в публицистику И. Франко начала трагического ХХ века, то он решительно выступал за независимость, государственность Украины. Это был результат глубокого анализа конкретно-исторической ситуации и безальтернативности выбора для нации. Но как реалист, он очень боялся неготовности украинцев к такому историческому шагу. Это была та черта, которую О.Пахлевская назвала «пронизливою історичною інтуїцією». Поэтому делал все от него зависящее, чтобы, во-первых, преодолеть, говоря словами этой же исследовательницы, «роздвоєння-поєдинок між духом і розумом, коли перший не визнає поразки і живе її майбутнім подоланням, а другий поринає у реальність, де замало сили Духа, а потрібна конкретна організаційна робота і самовіддана праця суспільства, насамперед її проводирів». Во-вторых, он выступал категорически против участия украинцев в общероссийских движениях и их внешне привлекательных партиях в ущерб собственным национальным интересам. Эту мысль он недвусмысленно сформулировал в статье «С концом года», за которую на него так обиделась Леся Украинка, а В.Ленин обозвал этот взгляд реакционным. В-третьих, И. Франко, в свое время сам восхищавшийся социализмом и марксизмом, был категорически против соблазна давно отжившего в Европе, но все еще популярного в России и Украине как ее части, марксизма и обольшевиченного социализма.
Неприсутствие И. Франко в общественно-политических, решающих для Украины процессах начала ХХ в., о которых речь шла выше, нужно объяснять тем, что его идеи и предостережения не доходили до включенной в активный революционный процесс массы людей, не были поняты и восприняты, а главное — не были реализованы из-за неблагоприятных объективных реалий того революционного времени. То, от чего предостерегал публицист, произошло.
Значительная часть населения, включая и лидеров революционного движения, не сразу и не до конца осознала себя как самостоятельная, отличающаяся по своим политическим интересам сила. Многие люди, особенно в больших городах Украины, пребывали в плену демагогической марксистской идеологии, исповедовали социалистические идеи. Даже определенная часть жителей Галичины поверила в то, что в условиях так называемого социалистического строительства можно добиться создания суверенного украинского государства, за что жестоко поплатилась собственной жизнью в соловецких лагерях.
Своеобразной реакцией на трагические для Украины события 1918—1920 гг. стал новый всплеск публицистики, где выделялись по крайней мере две знаковые фигуры — Дмитрий Донцов и Мыкола Хвылевый. Талантливая, радикальная, все испепеляющая публицистика Д. Донцова, бывшего социал-демократа, была, с одной стороны, активным противостоянием большевистскому тоталитаризму. С другой — это был интегральный, как его назвали, национализм. Это легко объяснить исторически, поскольку одному из видов тоталитаризма можно было противопоставить только жестокую политическую доктрину, которая бы воспитала решительных, волевых и жестоких борцов за украинское дело. Это особенно характерно для его основоположного труда «Национализм» (1926), многих памфлетов, рецензий, полемических статей.
Говоря несколько упрощенно, Д.Донцов в своих размышлениях действовал по принципу от противоположного. Лидеры Центральной Рады были демократами, социалистами, придерживались либеральных взглядов и поэтому потерпели поражение. Он назвал их плебеями, а их философию — провансальством. Поэтому вместо демократии — жестокая диктатура, железная дисциплина. Вместо социалистических догм — строго централизованная власть во главе с вождем. Вместо мягкотелости и нерешительности — твердая однозначная свобода. Эта доктрина была далекой от демократизма И. Франко.
Публицистика Д. Донцова подвергалась критике не только врагов, но и единомышленников из национального лагеря. Однако, несмотря на все это, никому не удастся отрицать большого положительного влияния его и его последователей на воспитание национальной, патриотической одержимости нового поколения сознательных, жертвенных борцов за независимую Украину.
М. Хвылевый с его публицистикой оказался еще более неожиданным, необычным явлением. Правоверный коммунист, приговоренный в 1918 году, если верить одной из его анкет, петлюровцами к расстрелу, потряс подсоветскую Украину, а вместе с тем всю эмигрантскую часть украинцев, своими памфлетами с сокрушительной критикой москвофильства и проповедью украинского мессианизма, маскируемого эпитетом «азиатский». Цитированный уже Е. Маланюк, один из публицистов донцовской школы, увидел в публицистике М. Хвылевого веру в украинское будущее. Он считал, что «Хвильовий надзвичайно характеризує той процес, що відбувається в глибинах української маси, народження психологічної самостійності, яка єдина може надати зміст тому, що поки що є лише гаслом, хоч і охрещеним кров’ю цих років».
Но это понимали и московские правители, потому это национальное возрождение закончилось пулей, собственноручно пущенной в свою голову мятежным писателем и страшным голодомором селянства, включившегося в этот процесс. Началась жестокая сталинская эпоха, когда говорить о национальной идее можно было или в подполье (П.Полтава, О.Горновый и др.), или в эмиграции (Ю.Вассиян, Н.Сциборский, Д.Андриевский, Л.Ребет и многие др.).
Даже за невинное и наивное стихотворение о любви к родному краю авторов жестоко наказывали. Любое движение независимой мысли жестоко уничтожалось в самом зародыше. Сбылось гениальное предсказание И. Франко о том, что построенное по коммунистическим рецептам государство станет такой деспотией, какой еще не видел мир. Любая интеллектуальная крамола уничтожалась беспощадно. Возможно, что-то из написанного в то время исследователям еще удастся найти в архивах НКВД-КГБ.
Не лишним будет напомнить: почти все, кто вопреки предостережениям провидца И.Франко, соблазнился социалистическими идеями московского «розлива», потерпели не только политическое поражение и оказались в творческой безысходности, но и были уничтожены адской репрессивной машиной. Не минула эта судьба и Ю.Бачинского, галицкого марксиста, труд которого «Україна irredenta» критиковал И.Франко, а саму идею самостоятельной Украины поддержал.
Окончание в следующем номере
1 Во избежание нежелательных ассоциаций с другим понятием франкизма испанского происхождения можно было бы предложить термин «франковизм», хотя возникает сомнение, приживутся ли понятия.