UA / RU
Поддержать ZN.ua

ИСТОРИЯ: «ДИДАКТИЧЕСКАЯ» ИЛИ БЕСПРИСТРАСТНАЯ?

Поводом к написанию этого письма стала статья «Камо грядеши…» («ЗН», №6 от 14.02.04) о проблемах украи...

Автор: Александр Хохулин

Поводом к написанию этого письма стала статья «Камо грядеши…» («ЗН», №6 от 14.02.04) о проблемах украинского языка за подписью двух авторов, хорошо известных в Украине: львовского художника Любомира Медвидя и директора Львовской картинной галереи Бориса Возницкого.

Я тоже львовянин и тоже художник, хотя масштабы моего дарования скромнее, а известность ограничивается двумя ближайшими кварталами. Кроме различий в известности, есть ещё одна маленькая деталь — я русский. Родился и прожил здесь без малого 60 лет, многие годы наблюдал и даже, не побоюсь этого слова, исследовал на любительском уровне взаимодействие и взаимовлияние украинского и русского языков. Эта заинтересованность, думаю, дает мне право поделиться собственными мыслями.

Сразу сообщаю собственную позицию: я принадлежу к той немногочисленной пока части русского населения Украины, которая вполне однозначно выступает против законодательного закрепления государственности или официальности русского языка. Такое закрепление ударит по украинской культуре и может превратиться в законодательный кистень в руках ортодоксальных
р-р-русских патриотов. В связи с тем, что в моей русскости по крайней мере на два «р» меньше, соучастником быть как-то не хочется.

Будучи вполне солидарным с основной мыслью авторов довольно эмоциональной статьи, попробую развить ее отдельные положения. Существуют или нет границы между русскоязычным Востоком и украиноязычным Западом Украины, имеет ли место разделение этих регионов? Допустим, границ и разделения нет, но различия-то есть, и не замечать их можно только не желая. При этом необязательно эти различия придуманы враждебными к украинской суверенности коварными субъектами. Вряд ли целесообразно спорить о терминах. Другое дело, что на этих различиях можно спекулировать. Это с успехом делают многие на Востоке, да и на Западе тоже. А вообще-то для страны с такой территорией и численностью населения региональные различия вполне естественны и являются богатством, которое форсированной нивелировкой вполне можно превратить и в беду. Будет ли этот «нивелир» галицкого или российского производства — принципиального значения не имеет.

При всех оговорках, культурная интеграция различных регионов одного государства — абсолютно естественный исторический процесс, и происходить она должна только на одной языковой основе — украинской. При несомненном сохранении прав русскоязычных и других меньшинств, исчерпывающе зафиксированных в Конституции. Ни прибавить, ни убавить.

На риторический вопрос — почему украинский народ должен использовать только традиционную русскую мировоззренческую версию его собственной истории? — следует однозначный ответ: не должен. Только интересно — а какую должен? Право на существование «русской версии» автоматически подразумевает и аналогичные права других версий, хотя известно, что история, как и математика, — наука точная. Без всякой иронии.

Перед тем, как сесть за эту статью, я не вычитывал школьные учебники, однако «украинская версия» истории ХХ века, господствующая на Западе Украины, мне хорошо известна. Она имеет к исторической правде такое же отношение, как продаваемый в пэт-бутылках «хлебный бочковой квас» фирмы «Олимпия» к обычному квасу.

Относительно недавно с интересом прочитал в «ЗН» интервью с женщиной —авторитетным украинским историком. Когда её спросили, как она относится к тому, что детям в школах преподают откровенную неправду, она с трогательным для доктора наук простодушием пояснила, что это так называемая «дидактическая история», имеющая мало общего с настоящей исторической наукой. Ну, надо же наших детей воспитывать на каких-то позитивных примерах! Н-да... Я тогда поделился своими сомнениями со старым товарищем — профессиональным историком. Он пожал плечами, поведал мне несколько леденящих душу эпизодов из биографии всем известных киевских князей и осведомился: «И что, мне всё это студентам рассказывать?». Оказывается, вопрос не так прост.

Слышал, что недавно даже совместный российско-украинский коллектив решили создать для написания правдивых учебников. Не знаю, чем затея завершилась, но вряд ли из этого что-то толковое получится. Как в перетягивании каната — кто-то должен победить. И чья бы сторона ни победила, дети получат очередную порцию лжи и останутся в проигрыше. А ноги у лжи известной длины. И заботливый отец, иронически повертев в руках учебник сынишки, растолкует чаду, как оно было на самом деле, а утром, придя на работу, недобрым словом помянет либо «клятых москалей», либо «противных бандеровцев». Это уж на кого попадет. Такая дидактика.

Одной из основ украинского взаимопонимания регионов по-украински должна стать бесстрастная, незаполитизированная историческая правда. Возможно, другие страны могут позволить себе пригладить и причесать собственную историю. Мне кажется, мы лишены такой возможности. Счёт рецензентам идет на миллионы. Российской версии не требуется. Украинской тоже. В стране — проблемы с исторической правдой, и разрешить их могут только украинские специалисты (любой национальности), на которых лежит ответственность более высокая, чем политическая.

Ложь так называемой «традиционной русской мировоззренческой версии» легко идентифицируется, в частности, раздумчивыми экономическими аргументами при упоминании голодомора 30-х годов, идеализацией действий сталинских полководцев, оправдыванием массового террора на западноукраинских землях в послевоенные годы, неспособностью обнаружить в процессах обрусения Украины субъективные составляющие и т.п. Из совсем свеженькой истории озабоченное непонимание — как же быть, народ в Крыму мечтает о России, а тут такая незадача?

Если у кого-то складывается ощущение, что я не могу привести «равносмачных» примеров из «украинской версии», то это не так. Могу. Но было бы правильнее и корректнее, если бы это сделали украинцы.

Мы не потому не знаем правды, что это тайна за семью печатями, а потому, что не хотим её слышать. Это нас объединяет. При этом озабоченность тем, что нас разъединяет, а также расставание с романтическими иллюзиями тринадцатилетней давности заставляет академиков повзводно ходить к президенту, а интеллигентов писать взволнованные статьи с опозданием на вышеуказанный срок.

Не будучи специалистом, я высказываюсь как дилетант, но и у рядового гражданина складывается впечатление, что амплитуда колебаний нашего историографического маятника должна стать менее размашистой. А то нас влево качнёт — из окошка Ильич с кепочкой, вправо понесёт — Бандера с автоматом. Мы всё-таки большая страна, а не ходики с приколами. Верю в то, что в Украине достаточно интеллигентных историков, способных беспристрастно и объективно изложить исторические события. Конечно, ещё та история получится, слишком много страниц придётся набирать красным шрифтом, но тут уж ничего не поделаешь. Впрочем, у других она тоже не белая и пушистая.

Нет пророков в своём отечестве. Популярные львовские издания не спешат наперегонки перепечатывать серьезные статьи и актуальные интервью И.Дзюбы, П.Толочко или М.Поповича. В спросе — теоретические изыскания национал-демократов местного разлива.

В соседней России патриотизм становится всё более востребованным и модным. Звёзды эстрады — мужественные русские парни с открытыми лицами в хромовых сапогах гармошкой. Сзади подтанцовка в красных косоворотках и кубанках, наверху — неоновая «Родина». На задниках всё чаще появляется двуглавый орёл, а на сценах — символ культуры братской Украины Верка Сердючка (упрёк не в адрес талантливого Андрея Данилко). Именно такой символ нашей культуры льстит россиянам — потому и привечают. Помните, как у Милана Кундеры — китч коммунистический и посткоммунистический, интернациональный и национальный, но китч. Не трогал бы своей этнической родины, но у нас в Украине пока что всё зеркально — как на эстраде, так и в политике: депутаты в вышиванках с усами а-ля Иван Мазепа, отечественная «железная леди» с белым отложным воротничком и в косе венчиком да насупленный Петя Симоненко с Лениным на лацкане в образе провинциального секретаря обкома — балаган.

Кого в России именовали патриотом, тот в Украине числился националистическим охвостьем. Теперь есть официальное название — национал-демократ. Для меня эта вербальная конструкция чем-то сродни с коммуно-либералом. Видимо, могучим смыслом.

Я в политике не разбираюсь и в политику не лезу. Вот недавно по телевизору наш первый президент объяснил, что политика не может быть грязной, потому что политика — это наука, а наука не бывает чистой или грязной, тогда ведь и все политики оказались бы грязными, а это... А это нонсенс! — с умной улыбкой поддакивал ему Дмитрий Гордон. Ну и ладно. У них своя свадьба, у нас своя. Мы, правда, денег поменьше зарабатываем, но зато не так.

Отнюдь не с политических позиций упомяну ещё один недавний скандальчик, имеющий межнациональный характер. «Сільські вісті». Украинская интеллигенция выступала на радио «Свобода» (тогда ещё), объясняла бытовой характер нашего антисемитизма и сокрушалась тем, что «жидоватые» олигархи прихлопнули столь замечательную газету, русская интеллигенция злорадно отмалчивалась, хладнокровно «попользованная» еврейская — делала озабоченные заявления. Все с увлечением разыгрывали шахматную комбинацию, упорно не желая замечать, что услужливо расставленные фигуры — одинакового маслянисто-коричневого цвета с характерным запахом. Сдаётся, значительную часть украинской и российской интеллигенции объединяют только бессмертные идеи профессора Яременко.

Вернусь к проблемам языка. Я историк и языковед районного масштаба. Вся моя жизнь во Львове так или иначе связана с улицей генерала Чупрынки (ранее — Пушкина, ещё ранее — Потоцкого). До войны здесь жили зажиточные поляки. Немцы выгнали поляков и превратили район в «нур фюр Дойче». После войны дома заселили русские в разнообразной форменной одежде (к ним принадлежал и мой отец), а также специалисты, присланные со всего Союза. Напомню, что в послевоенные годы въезд во Львов строго регламентировался. В 50-е и даже 60-е годы, которые хорошо помню, украинского населения здесь практически не было и, естественно, все общались по-русски. С конца 60-х — начала 70-х годов прошлого века украинский язык начал не быстро, но уверенно осваивать улицу. Так длилось лет двадцать, в 1991 году произошёл резкий скачок, в одночасье сделавший украинский общепринятым языком. Подавляющее большинство русских без особых проблем перешли на украинский язык, что вполне соответствовало сложившейся к тому времени структуре населения.

Для нельвовян могу описать нынешнюю языковую ситуацию. То самое большинство русскоязычных львовян на улице, на почте, в магазинах, в трамвае и в маршрутках разговаривают по-украински. Есть и те, кто не пожелал. Если в начале 90-х годов можно было изредка услышать язвительные украинские комментарии по этому поводу, то сейчас это уже в прошлом. Русская речь воспринимается индифферентно, а для самих русских владение украинским языком стало признаком элементарной «культурности». На всякий случай сообщу, что автор этого письма, по свидетельству своих многочисленных украинских друзей и знакомых, владеет державным языком абсолютно непринуждённо. Нежелающих владеть украинским можно условно разделить на две основные группы. Первая — очень пожилые люди. Учитывая, что средняя продолжительность мужской жизни в Украине составляет 63 года, они уже Там Ему объяснят, почему не переучились, Он и рассудит. Тех, кто помоложе, я условно называю «принципиальными». В большинстве своём их уровень принципиальности резко контрастирует с уровнем интеллекта, кроме того, они часто страдают завышенной самооценкой. Попутно скажу несколько слов о русских школах. Их количество уменьшилось. Цифрами не владею, но уменьшилось весьма значительно. Насколько мне известно, тем не менее, родители, желающие отдать ребёнка в русскую школу, вполне могут это сделать. (Знаю немало русских семей, в которых детей вполне сознательно и добровольно отправляют в украинские школы.)

Так что у нас, на Западе, всё не так уж драматично.

Во второй половине своей статьи Л.Медвидь и Б.Возницкий затронули наиболее острую тему — систему образования. Суть сказанного в том, что языком обучения в украинской школе всех уровней должен быть украинский язык. Русскоязычные и прочие меньшинства должны собственными силами, хотя и при государственной поддержке создавать (и, надо понимать, содержать) свои школы. Ну что ж, так или почти так делают и другие страны, так делает Россия со школами для украинского меньшинства. Следует признать справедливость постановки вопроса. Да и положа руку на сердце, как можно возражать против очевидной мысли — школа в Украине должна быть украинской. Но я всё-таки ещё раз перечитываю абзац статьи моих земляков. Вот гневная констатация — «разрастается обструкция деятельности украинских школ на Востоке Украины», потом решительное заявление — «мы однозначно настаиваем, что языком обучения в школе всех уровней...» и, наконец, рассудительное — «планомерное, постепенное внедрение украинского языка...»... Гнев, как известно, плохой советчик в решении вопросов.

Безоглядная решительность хороша, если при этом впечатляюще поигрывать стальными парламентским мускулами. По духу мне ближе планомерная постепенность. Только вот постепенно — это как? За три месяца? За три года? За три десятилетия? Конкретизация отсутствует. Я тоже не рискну, хотя допускаю, что у нас на Западе и три месяца многим покажутся возмутительной волокитой, а Донецку и тридцать лет «много не покажется». Да, во Львове общий переход на украинский язык прошёл достаточно безболезненно, однако, как я уже упомянул, — при соответствующей структуре населения. На Востоке Украины она несколько иная.

Что имеем в сухом остатке? Решительное требование закрыть в Украине русские государственные школы продиктовано самыми благородными намерениями, но вряд ли принесёт что-то, кроме вреда, украинскому языку. Русскими патриотами подарок будет принят с благодарностью.

Предчувствую, что отдельные русские читатели могут возмутиться, почему этот манкурт так защищает своих галичан, он что, действительно не видит их недостатков? Уважаемые соплеменники, не то что вижу — горбом своим их чую всю жизнь, знаю их стократ лучше, чем многие оппоненты галичан на Востоке. Более того, в прежние времена, будучи четверть века ревностным коммунистом, отчаянно боролся с этими недостатками, как, впрочем, и с достоинствами. На переломе 80—90-х годов прошлого века я получил уникальную возможность полюбоваться результатами собственного и моих соратников труда. Результаты меня впечатлили. Потом пришло понимание того, что не надо выискивать прорехи в чужом мировоззрении, гораздо честнее и полезнее раскапывать кучу тяжёлых и трудноизлечимых пороков русской ментальности. Дополнительно должен заметить, что ещё неизвестно, кто лучше защищает российскую культуру — те, кто яростно настаивают на «огосударствлении» русского, обрекая наших детей и внуков на вечный, я повторяю, вечный «менингит» и противостояние, или я.

Если не ошибаюсь, ещё в далёком 1981 году поляк Ян Липинский написал статью «Две родины — два патриотизма», в которой подробно проанализировал, сколько и каких именно бед принесли поляки другим народам. Именно там он аргументированно пояснил, что не надо, фигурально выражаясь, гневно кричать: «А они с нами как?!», «А они с нами как?!», а нужно просто осознать собственную вину перед другими.

Ян Липинский был выдающимся европейским гуманистом. Как нам, русским, не хватает своего Липинского! После ухода в мир иной Андрея Дмитриевича Сахарова даже близко похожих по масштабу фигур, увы, не просматривается. В 70-е годы прекрасные статьи писал Александр Солженицын. Сколько там было неподдельного демократизма и интеллигентности, как тепло, в частности, отзывался он об украинских националистах и бандеровцах, с которыми вместе делил нары. К сожалению, непосильный труд по обустройству России сломил силы «столпа духовности».

Конечно, гуманисты и интеллигенты в России имеются, но нам как-то слышнее голоса русских патриотов. В нынешних реалиях о любовных эмоциях как-то забылось, и при слове патриот в голове возникает образ политика, наживающего сомнительный моральный и несомненный материальный капиталец на ксенофобии. В одинаковой мере это относится к России и Украине. Рвущихся объяснить мне разницу между благородным патриотизмом, научным национализмом и привычным шовинизмом прошу расслабиться. Мне кажется так, как я сказал, ничего с этим чувством не могу поделать.

Ну, ладно, в России не заметно интеллигентов, способных на защиту украинской культуры. Но должны же они быть в Украине! Не может не быть. Понятно, что можно самому сесть и написать. Но я сам себя не отношу к интеллигентам. Соседи по дому, в котором находится моя творческая мастерская, за глаза дружелюбно называют меня «Васильевичем из подвала». Оно, конечно, в соответствии с мудрой украинской поговоркой «Нам з льоху видніше!», но всё-таки верится, что в защиту украинского языка выступит русскоязычная фигура покрупнее.

Поделился своими мыслями с близким человеком. Небезразличная мне женщина, в отличие от меня — однозначно интеллигентная, согласилась со всеми моими доводами, но поинтересовалась, кого я имею в виду под русскоязычной интеллигенцией Украины. Просто на выбор — несколько фамилий. Я, откровенно говоря, вдруг растерялся. Хотя и ничего удивительного — тут украинская интеллигенция настолько раздроблена, что с трудом воспринимается как единое целое, что уж говорить о русской интеллигенции в нашей державе. Тем не менее врождённая скромность не позволяет мне предаваться мечтам о собственной уникальности. Верю в нашу интеллигенцию.

В завершение позволю себе немного личного. Почти сорок лет назад я женился. Жена, теперь уже давно покойная, была коренной львовянкой. Сын женился несколько лет назад и тоже на галичанке. Внучка носится по квартире и бойко щебечет по-украински, изредка вставляя русские слова, из которых моё любимое, естественно, «дедушка». Конечно, русский она будет знать, в этом уверены я, мой сын и моя невестка. Как второй язык. А первым будет родной, украинский. С теми, кому в этом чудится трагедия, нам не по пути, а с остальными — найдём общий язык. А лет через пятнадцать-двадцать, когда она вырастет, наши языковые страсти будут уже в прошлом.