Конечно, на улицу редакторов отделов истории СМИ пришел праздник, но вообще-то это плохой признак — история становится чересчур востребованной наукой. И даже инструментом. Вот и президент России Дмитрий Медведев создал комиссию по ее охране от искажений во вред РФ. Пока что ограничились историей Второй мировой войны, и срок предлагается от трех до пяти. Причем преследовать инакомыслящих собираются и за пределами России (?!). Это что, снова полоний или сразу танки? Об искажениях «в пользу» Российской Федерации умалчивается, сие, видимо, ненаказуемо…
Да уж, действительно опасная тема. Поговорим тогда не об исторической памяти, а просто о памятниках. Вот не так уж давно в центре Москвы поставили мрачную конную статую маршала Георгия Жукова, хладнокровно гнавшего на убой миллионы солдатиков, чего никак не вычеркнешь из истории. Под конец карьеры он прогнал их еще и через атомный ад на Тоцком полигоне, а теперь вот маршалом смерти стоит на Манежной и пугает по ночам запоздалых прохожих. Еще: на границах России возвели не то семь, не то восемь святых Николаев с мечом в руке. Такова, очевидно, специфика русской духовности. О скандале вокруг эстонского Бронзового солдата все наслышаны, о войне памятников в Севастополе также и т.д. и т.п. Да, история на одной шестой части суши — дело тонкое, поэтому не будем рисковать, а лучше уж поглядим, как с этим за океаном.
Увы, и среди бесчисленных вашингтонских мемориалов преобладают не памятники отцам отечества, деятелям искусства и корифеям науки, не врачам и не святым, пророкам или апостолам, а генералам. Даже на Красной площади Москвы в день военного парада вам не увидеть их столько! Недаром самые известные персонажи истории — это великие полководцы и военачальники. Что ж, такова специфика нашей цивилизации, нашей культуры, если ее можно так называть.
Бронзовые генералы пришпоривают коней и натягивают удила, вздымают шпаги, палаши и сабли, и лишь самые гениальные обходятся без оружия, но таковых немного. Они в сапогах и в ботфортах, в мундирах всех видов и степеней пышности, в погонах и эполетах, в фуражках, треуголках и шляпах с плюмажами. Англосаксы, французы, поляки, немцы, латиноамериканцы — целые когорты маршалов, фельдмаршалов, генералов. Ну и лошадей, соответственно.
Они на каждой площади — и не по одному. В Лафайет-сквере рядом с Белым домом их пять! Но любоваться генералами лучше всего осенью, когда спадет жара и яркая зелень листвы уже не скрывает тусклой патины бронзы. Даже архитектурная ось города, Национальный Молл, грандиозная аллея от Капитолия до титанической иглы обелиска Вашингтону, начинается у памятника полководцу северян в годы Гражданской войны 1861—1865 гг. генералу Улиссу Гранту (к тому же и 18-му президенту США). Он тяжело сидит на коне и угрюмо смотрит на пацифистов, втыкающих в траву у подножия обелиска флажки в память о погибших в Ираке. Флажков уже более четырех тысяч, а генерала в свое время прозвали «мясником»…
И только на Арлингтонском кладбище их практически нет. Не генералов, естественно, их там предостаточно, а памятников. Там ни оград, ни монументов, нет даже могильных холмиков. Лишь зеленая трава и каменные плиты: имя, фамилия, звание и две даты. Только здесь понимаешь, что это значит: Америка знает и помнит всех своих павших поименно, в отличие от жуковских солдат, которых до сих пор не могут ни похоронить по-человечески, ни сосчитать. Ровные ряды белых плит, вековые дубы и клены, роняющие осеннюю медь и золото, вечный покой и тишина, как будто и нет посетителей...
А их таки много. Они толпятся у могил семьи Кеннеди, где горит вечный огонь. Президент как главнокомандующий имеет право упокоиться на этом военном кладбище. Но больше всего людей привлекает церемония смены караула у могил неизвестных солдат. Она долгая, сложная, с балетной шагистикой, отрывистыми командами и эквилибристикой с карабином, но нам, жившим в державе с вековыми военными традициями, кажется театральной. Зрители, однако, смотрят, затаив дыхание. Американцы вообще серьезно относятся к своей стране и ее истории. А что у них нет глубоких военных традиций — так и слава Богу! Конечно, века армейской муштры оттачивают и доводят до блеска подобные церемонии, придают им некую элегантность и чеканную простоту, но у американцев не было нужды в армейской муштре. Рекрутчине они всегда предпочитали добровольцев и им можно простить некоторое дилетантство в военных церемониалах.
Да и я человек гражданский, и куда более обаятельными показались мне памятник отцу гомеопатии Ганеману на Скотт Серкл и замечательный Эйнштейн, что стоит, а точнее, сидит возле Академии наук. Да, ничего не скажешь, большой ученый — более шести метров в высоту! Он уже стар, мудр и потому грустен, он в мятых штанах и сандалиях на босу ногу, держит книгу со знаменитыми формулами, но всматривается не в нее, а куда-то в дальнюю даль — такую дальнюю, что лучше об этом и не думать. Жизнь прошла, и он понимает, как мало, в сущности, знает о мире…
Но Эйнштейнов и Ганеманов всегда было мало, поэтому вернемся к нашим генералам. На них я еще в Советской армии насмотрелся, однако генерал Скотт хоть и не имел к ней никакого отношения, явление абсолютно уникальное! Не потому, что все мы с детства знаем о его подвигах, или за ним их числится особенно много, нет — в тот день я впервые о нем услышал. Дело в ином. Наш эрудированный гид знал буквально все обо всем, в том числе и цену себе. Двое суток он практически не замолкал, капризно требовал внимания и мешал фотографировать. И правильно делал. Работал он блестяще! Но обедню ему портил один дотошный и въедливый дедок, которого интересовало буквально все. Что это за дом, кто его построил, когда и за сколько? А тот? А кому этот памятник? А тот? Гид сражался, как лев, но, согласитесь, невозможно знать все, тем более о таком удивительно разнообразном и многоликом городе, как Вашингтон! Дед же считал, что и возможно, и необходимо, а гид просто не знает своего дела.
И на сотом вопросе и двадцатом памятнике доведенный до белого каления гид ответил, что это известный монумент известному генералу Скотту, в честь которого названа площадь. Величественный генерал возвышался в центре и сурово смотрел на юг, вдоль 16-й стрит — там виднелся памятник генералу, а «заодно» и маркизу Мари Жозефу де Лафайету, за которым угадывался Белый дом. Кстати, славного французского аристократа, ставшего героем Войны североамериканских колоний за независимость, вполне можно было бы назвать воином-интернационалистом.
Следующий памятник также воздвигнут в честь не менее славного генерала, и мы поняли, что гид принял вызов! Скептически настроенный дед, конечно, не поверил, но начался дождь, выходить проверять не хотелось, и наш Вергилий объяснил, что генерал совершил не один подвиг и одержал много побед, а по американским законам за каждую полагается памятник. Крайне заинтригованные, мы кружили по улицам столицы от монумента к монументу, и что вы думаете? И третий памятник, и четвертый — все Скотту! Пока они были конными, дед терпел и лишь что-то бурчал себе под нос, не очень-то веря в такой фейерверк подвигов и в неслыханную щедрость американского правительства, но когда и скромный пеший памятник оказался посвящен феноменальному генералу, дед взорвался и заорал, что не позволит больше морочить себе голову!
— Но ведь генерал не всегда был генералом, — урезонивал его теперь уже иезуитски спокойный гид, — он и рядовым солдатом совершал подвиги!
Так мы доехали до угла Пенсильвания-авеню и 7-й стрит — и там фантастически победоносный генерал гарцевал на бронзовом коне и зорко вглядывался в мокрую даль. Дрожащий от бешенства дед потребовал немедленно остановить автобус. Все дружно вышли под дождь — так нас заинтересовал великий американский полководец. Каков же был конфуз злопыхателя, когда гид с чувством, хорошо поставленным голосом прочитал надпись на постаменте: генерал Уинфилд Скотт Хэнкок! Ну а точку поставил видавший виды водитель, меланхолично заметивший, что Скотт, видимо, был даже генерал-адмиралом, поскольку в его честь названа еще и аллея на Арлингтонском кладбище в адмиральском квартале. Все умолкли, потрясенные, даже гид, но тут холодный ветер и тяжелые капли поздней осени загнали нас в автобус, а тот увез на север, в зиму, домой.
Я преисполнился почтения к Америке, ее истории, которую она умудряется защищать без особых комиссий и уголовного преследования, и к ее славным генералам, но вообще-то рассказ этот не столько о них, сколько о том, как хорошо жить в эпоху Интернета и Википедии! Дома я за полчаса выяснил, что это и был второй и последний в городе памятник генералу Скотту. Но не тому, который весил 150 кг и брал штурмом Мехико — тот сидит в седле на Скотт Серкл, хотя грузному генералу трудно было ездить на коне (думаю, коню было не легче, но его мнения никто не спрашивал). А тому, который был худой, молодой, в седле держался прекрасно, но под Мехико еще не был генералом. Адмирал Уинфилд Скотт тогда еще в школу не ходил, поэтому и памятника ему не поставили…
Как видите, с историей за океаном все в порядке и даже есть место шутке, а вот в наших палестинах уже не шутят. Впрочем, призыв к охране памяти, едва прозвучав, тут же был поставлен под сомнение попыткой ревизии. На сайте МО РФ вывесили статью С.Ковалева, в которой Польша обвиняется в развязывании войны, а претензии гитлеровской Германии к ней признаются обоснованными. Мол, Гданьск испокон веку был немецким городом, и рейх имел полное право требовать возвращения его в лоно родины. Отдай Польша город и предоставь территорию под экстерриториальные шоссе и железную дорогу к нему — и войны не было бы!
И все же, так охраняем или пересматриваем? Все отметили эту странную разновекторность, но никто не поинтересовался — а почему, собственно говоря, в качестве пробного шара были выбраны именно Польша и Данциг? Кстати, если уж признавать право Германии на Данциг, то не признать ли его и на Кенигсберг (то бишь современный Калининград) с 40% территории бывшей Восточной Пруссии? Тоже исконно немецкий город, колыбель, как любили писать в не столь далекие времена, прусского милитаризма! Или Данциг выбрали специально, чтобы еще больше испортить отношения с поляками? Но это невозможно, они и так хуже некуда. Почему же? Потому что умом, как всегда, не понять? Нет.
Потому что имеются в виду вовсе не Польша и Гданьск, а Украина и некий город, на территории оной расположенный. Город русской славы с русским населением, с российскими паспортами, который также должен вернуться в лоно… родины. И с этой точки зрения тема локальной ревизии истории хорошо вписывается в партитуру ее «охраны». Это всего-навсего прелюдия очередной экспансии. А там глядишь, и Босфор с Дарданеллами пригрезятся вновь, как Екатерине II на старости лет. Что тут скажешь? Кое-что можно.
Первое: защита истории и ее памятников — дело, несомненно, нужное, но при таких, прямо скажем, топорных методах лидеры многих государств — особенно тех, кому «повезло» быть соседями России, — скоро перестанут приезжать в Москву. Мало ли что. И позаботятся об ответных мерах.
И второе: в эпоху Интернета трудно будет убедительно исказить — ох, разумеется, защитить — историю. Ее жернова мелют пусть и медленно, но исправно. Как ни ограждайся от мира Святым Николаем, словно Китайской стеной, а он все равно придет к тебе и принесет инакомыслие. Компьютеры разносят его искры гораздо эффективнее, чем в свое время магнитофоны в СССР. И как с этим бороться? Создавать свой Рунет с виртуальной следовой полосой, собаками и колючей проволокой?
Что ж, я недаром упомянул Великую Китайскую стену — как раз у китайцев можно позаимствовать опыт в этой области. У них давние традиции самоизоляции. И не только этому у них можно поучиться. Они также вдумчиво и последовательно занимаются историей и экспансией, но более действенными методами. Не идеологическими или военными, а экономическими и демографическими. И Россия давным-давно в поле их зрения. Вот такая старая история. Копая яму другому, не угодить бы в нее самому…