Два десятилетия назад в вашингтонском государственном издательстве вышел доклад американской конгрессово-президентской Комиссии по исследованию голода в Украине. Он отличался не только объективным анализом фактов, но и тем, что была проведена четкая грань между палачами и жертвами. В нем — впервые в истории на государственном уровне — содержались два взаимосвязанных ключевых вывода. Первый — «Сталин и его окружение совершили геноцид против украинцев в 1932—1933 гг.». Второй — «Американское правительство своевременно получало достаточно информации о голоде 1932—1933 годов в Украине, однако не признавало этого публично и по сути не реагировало».
Джеймс Мейс |
И. Сталин |
Представим, что 32-й президент США, который вошел в историю как крупный реформатор во внутренней политике и архитектор «нового курса», объективно проанализировал тогдашнее состояние советской экономики и репрессивную внутреннюю политику СССР. Тогда по логике вещей он бы изначально задумался над тем, нужно ли признавать сталинский режим и к чему это может привести.
Очевидно, что «прагматические» соображения Франклина Д.Рузвельта были не более чем попытками выдать желаемое за действительное. Так, в аналитической разработке, направленной в декабре 1932-го консулом США в Париже, подчеркивалось: «Любые разговоры о том, что якобы СССР, где сельское хозяйство развалено, промышленность пребывает на грани распада, а население умирает от голода, осуществит огромные закупки в Соединенных Штатах, не более чем советская пропаганда».
Госдепартамент, подчеркивается в докладе комиссии, получал немало объективных материалов из разных источников от американских дипломатических представительств в Риге, Афинах, Берлине, Варшаве, Вене, Хельсинки, Париже. Все они были доступны Белому дому. Однако президент США пренебрег реальностью и купился на сталинскую пропаганду. Вследствие политической недальновидности его надежды заполучить советский рынок оказались иллюзией.
А что уж говорить о моральной стороне дела! В упомянутом парижском дипломатическом пакете вместе с аналитической справкой о состоянии советской экономики содержались свидетельства очевидцев трагедии. В одном из них говорилось: «Сейчас в Украине ад...». Подобными были и свидетельства Гарета Джонса — бывшего личного секретаря британского премьер-министра Ллойда Джорджа и репортера, который в начале 1933 года осуществил несанкционированную поездку в Украину. «Я сам обошел села и двенадцать колхозов. Повсюду слышалось: «Нет хлеба. Мы умираем», — писал он. Страшные масштабы национальной трагедии отображены и в печальных словах другого британского журналиста — Малколма Маггериджа, который тоже побывал в Украине: «Они превратили самую плодородную в мире землю в мертвую пустыню».
Но Франклин Д.Рузвельт полагался не на заключения экспертов и не на свидетельства журналистов-правдолюбов. Самым большим авторитетом для него был московский корреспондент New York Times Волтер Дюранти, который публично осознанно отрицал существование голода в Украине. Именно с этим «несусветным лжецом» (высказывание М.Маггериджа) он впервые поднял проблему дипломатического признания СССР еще в то время, когда был губернатором Нью-Йорка и готовился стать кандидатом в президенты от Демократической партии. Дюранти был убежден в необходимости установления дипломатических отношений между Вашингтоном и Москвой и считал, что ради этой цели голод в Украине нужно «устранить» как камень преткновения. Так что любые принципы морали изначально оказались за бортом. Об этом свидетельствует приведенный в докладе целый массив исторических источников, хранящихся в Национальном архиве США.
Показательно, что письма и обращения за помощью, поступавшие в Белый дом лично президенту, передавались в Госдепартамент, а тот ограничивался отписками. Оборотной стороной попрания жестокой правды были закулисные переговоры между государствами. И то, и другое прокладывало путь к дипломатическому признанию администрацией Франклина Д.Рузвельта Советского Союза. Этот шаг, осуществленный в ноябре 1933 года — в самый трагический для Украины момент национальной истории, сразу после Голодомора, — стал индульгенцией сталинскому режиму.
Жертвы Голодомора на улицах Харькова. Фото немецкого инженера А.Винербергера |
Создав в 1980-х годах по настоянию диаспоры конгрессово-президентскую Комиссию по исследованию голода в Украине, Америка — в отличие от авторитарной России — продемонстрировала способность демократического общества признавать историческую правду, способность к моральному раскаянию на государственном уровне. Выводы, созвучные тем, которые содержатся в предлагаемом нами материале из раздела доклада «Как Америка откликнулась на голод», можно найти в одном из последних выпусков электронного журнала Госдепартамента США «Внешняя политика». «Россия Иосифа Сталина, обескровленная жестокими чистками, показательными судами и искусственными голодоморами, — говорится в нем, — была сомнительным союзником в распространении принципов, внедренных Рузвельтом». Это напоминание актуально в связи с печальной 75-й годовщиной Голодомора в Украине и установлением дипломатических отношений между США и несуществующим нынче СССР.
«Зеркало недели» предлагает читателям отрывок из главы доклада американской конгрессово-президентской комиссии «Как Америка реагировала на голод (в Украине). Подзаголовки — редакции «ЗН».
Депеши за депешами, эффект — нулевой
Ввиду отсутствия дипломатического представительства в СССР к концу 1933 года Госдепартамент наблюдал за событиями в Советском Союзе через официальную советскую прессу и по многим другим источникам. Особенно внимательно отслеживались проблемы, связанные с производством зерна, поскольку Америка и Советский Союз непосредственно конкурировали как экспортеры пшеницы на мировом рынке. Меньше внимания уделялось событиям, связанным с национальной политикой, хотя информации в этой сфере хватало.
Поиск и проработки данных о СССР осуществлялись под руководством Роберта Ф.Келли, возглавлявшего отдел Госдепартамента по восточноевропейским делам с 1926 года до его ликвидации в 1937-м. Надежная информация своевременно поступала, прежде всего, из отдела по российским делам американского дипломатического представительства в Риге, которое с 1922 года мониторило события в Советском Союзе.
Еще в 1931-м чрезмерная конфискация сельскохозяйственной продукции привела в некоторых местностях Украины к голоду. Первым показателем трудностей, вызванных советским государством, стал поток беженцев в Польшу и Румынию. Госдепартамент был проинформирован об этом надлежащим образом. В 1931 году в Вашингтон из Жашкова, нынешнего райцентра в Черкасской области, УССР, неожиданно поступили два письма, адресованные «департаменту в городе Вашингтоне, округ Колумбия». Их направили специальным уполномоченным округа, а оттуда переслали в Госдепартамент. Келли охарактеризовал первое письмо как «присланное, по-видимому, из России по поводу якобы существующего там положения». Аналогично он отреагировал и на второе письмо, касавшееся «якобы существующего положения», однако «в Украине».
Отчеты о беседах американских дипломатов с теми, кто побывал в Советском Союзе, также содержали информацию по поводу быстрого обнищания населения Украины и Северного Кавказа. 27 октября 1932 года из Риги поступила запись разговора с одним из ведущих американских экспертов по советским вопросам профессором Семюэлем Гарпером, который после двухмесячного пребывания возвратился из СССР с тревожными новостями. «В продовольственной сфере сложилось чрезвычайно серьезное положение. Если оно не улучшится, спустя год может произойти катастрофа, — свидетельствовал он. — Самое худшее положение на Украине, которую полностью выдоили чрезмерными правительственными хлебозаготовками».
14 мая американское посольство в Варшаве прислало перевод аналитической разработки о советском сельском хозяйстве, подготовленной польским консулом в Киеве. Полученная американцами из «совершенно конфиденциального источника», она свидетельствовала, что в течение июля, августа и сентября Украина выполнила ежегодный план хлебозаготовок только на 28,6%. Любые надежды справиться с требованиями Москвы и получить достаточно зерна были нереальными. Местные должностные лица и пресса находились в «депрессивном состоянии» из-за «плохого положения вещей» в украинском селе.
На следующий день Роберт Скиннер прислал (из Риги. — Прим. переводчика.) в Госдепартамент свое первое сообщение о том, что начался голод.
«Московская пресса замалчивает тему нехватки продовольствия в России, — докладывал он. — Вместе с тем другие информационные источники указывают на то, что после нового урожая положение с острой нехваткой зерна заметно не улучшилось против 1931 года. Немецкий специалист по сельскому хозяйству в России Отто Аугаген в августовском номере хорошо проинформированного журнала Osteuropa за 1932 год характеризовал условия в сельских районах Украины как... «голод в полном понимании этого слова». Новые сообщения подтверждали, что положение ухудшалось.
После того как президентом был избран Рузвельт, признание Америкой советского правительства стало реальной возможностью. Так что должностные лица из Госдепартамента, знавшие о настоящем положении в СССР, усилили свою информационную деятельность. 16 декабря американский консул в Париже Роберт Д.Мерфи по собственной инициативе направил доклад, подготовленный бывшим российским министром финансов в правительстве Керенского. Его целью было доказать, что «любые разговоры о том, что якобы СССР осуществит огромные закупки в Соединенных Штатах, не более, чем советская пропаганда. Сельское хозяйство там развалено, промышленность находится на грани распада, а население умирает от голода».
Доклад содержал также свидетельства о голоде из эмигрантской прессы и из частных писем. В одном из них, полученном в августе в Париже, говорилось: «Сейчас в Украине ад. Голод распространился на крупные города. Десятки людей ежедневно умирают в Киеве. Голод выкашивает население Одессы. Рабочие бегут с верфей Николаева. В Полтаве — тиф».
27 января 1933 года из Риги поступило сообщение об экономическом положении в Советском Союзе в последнем квартале 1932-го. В нем отмечалась «острая нехватка продовольствия во многих районах и огромные требования к сельскому хозяйству». Из Риги было направлено и короткое сообщение о постановлении от 24 января 1933 года, в котором подчеркивалось, что назначение новым правителем Украины Постышева, видимо, «было воспринято без большого энтузиазма». Оно отражало взгляд Москвы, что КП(б)У «либо не способна, либо же не желает довольно энергично осуществлять политику в отношении крестьянства».
1 марта Фредерик Секет направил из Берлина конфиденциальную докладную записку, подготовленную профессором экономики университета Дьюка Келвином Гувером, который раньше весьма оптимистически оценивал события в Советском Союзе. Теперь он выразил мнение, что Россия движется к «беспорядку и катастрофе». Келли считал эту докладную записку настолько ценной, что через месяц передал ее заместителю госсекретаря. В приписке к ней говорилось: «Если у госсекретаря найдется несколько свободных минут, полагаю, ему было бы любопытно ее просмотреть». Видимо, новый госсекретарь Корделл Гелл так и сделал. Гувер ссылался на то, что с 1930 года многие люди умерли от голода в Казахстане, и сообщал также об «острой нехватке продовольствия на Северном Кавказе и на Украине», о том, что на Северном Кавказе ведется партизанская война, а несколько месяцев назад многочисленные восстания произошли в Украине.
27 марта Роберт Скиннер сообщал с Риги о казни 35 советских должностных лиц-аграриев и о тюремном заключении еще сорока. По сообщению ОГПУ, они были наказаны «за организацию контрреволюционного саботажа на машинно-тракторных станциях и в колхозах ряда регионов Украины, за срыв кампаний по севу, жатве и обмолоту с целью ухудшения материального положения крестьян и возникновения голода в стране». Скиннер дипломатично сдержанно комментировал: «...Суровое наказание 75 должностных лиц представляется актом запугивания, совершенным с двойной целью — окончательно покончить с критикой сталинской политики среди правительственных исполнителей и скрыть настоящие причины ее провала, перекладывая ответственность с больной головы на здоровую».
7 апреля генеральный консул в Вене Эрнест Гаррис направил переводы писем, полученных служанкой австрийской графини от ее сестры с Украины. В одном из них, датированном 12 марта, она просила прислать ей через Торгсин хотя бы доллар: «Тут все голодают. Многие уже умерли от голода. Мы еще не умираем, но с Рождества я не пекла хлеба... Умирать голодной смертью очень тяжело. Пока что у нас было немного картошки, но скоро ее не станет. Если Господь не смилуется над нами, мы умрем...»
То, что в Украине в разгаре голод, подтверждало и направленное 5 мая из Хельсинки сообщение о беседе с американцем, постоянно жившим в Советском Союзе. «Население Украины, бывшей цветущей житницы Европы, переживает настоящий голод, — свидетельствовал он. — Положение тут ухудшается. На базаре за буханку хлеба приходится платить 50 рублей. На самом деле это не хлеб. Если взять нож и отрезать ломоть, невозможно определить, из чего он выпечен — из травы, пепла или из чего-то другого. Не похоже, что из злаков».
8 июня второй секретарь латвийского дипломатического представительства в Москве рассказывал американцам в Риге, что на Украине, Северном Кавказе и в Поволжье «все население недоедает и переживает настоящий голод. Хуже всего в Одессе, Киеве и Харькове».
27 августа парижская Le Matin опубликовала рассказ американки украинского происхождения Марты Стебало, которая только что возвратилась с Украины, пробыв там месяц. Американский консул в Париже Роберт Мерфи так подытоживал ее заявление: у людей проявляются внешние признаки страданий от голода (опухшие ноги, язвы, нарывы, апатия и т.п.). Она утверждает, что в селах под Киевом многие люди вынуждены есть древесину и траву. Караульные стоят на вышках, охраняют поля и без предупреждения стреляют в «браконьеров». На Подолье миссис Стебало узнала, что от голода умерли ее родители. В Писаревке, где проживало 800 человек, с минувшей осени умерло 150. В сообщении утверждалось, что в Киевской области, а также в Одессе обычным явлением стал каннибализм.
Существование голода подтвердил 4 октября и сотрудник латвийского дипломатического представительства в Москве. Отвечая на прямой вопрос, он сказал: «реальным фактом» является то, что «минувшей зимой и весной неоднократно откровенно признавали перед членами дипломатического корпуса в Москве официальные представители комиссариата иностранных дел. Дипломаты в Москве считают, что нынешний голод даже масштабнее, нежели голод 1921—1922 годов, а число умерших составляет от семи до восьми миллионов. В то время как хлеба и другого продовольствия не хватает по всей России, острее всего нехватка ощущается в южном хлебном поясе, то есть в северокавказском крае, на Украине и в Нижнем Поволжье. Там в колхозы загнали практически всех крестьян».
Белый дом за герметичным занавесом
В 1933 году тема признания Советского Союза живо обсуждалась в администрации. Поэтому трудно поверить в то, что президента не информировали о сути и причинах голода. Если нет, у Белого дома был и другой источник информации. Письма о голоде поступали туда с первых дней пребывания у власти администрации Рузвельта.
Среди первых американских (национальных. — Прим. переводчика.) групп, поднявших этот вопрос, были немцы, эмигрировавшие из Российской империи и Советского Союза.
Из украинских организаций первыми к администрации обратились американские ветераны войны украинского происхождения Нью-Йорка. 18 сентября они направили несколько фотоснимков и сообщений прессы министру почты и телеграфа Джеймсу Дж.Фарлею, который занимал также должность председателя комитета Демократической партии в родном штате Рузвельта (Нью-Йорке. — Прим. переводчика.). Письмо прошло через руки многих членов комитета, отметивших, что оно начинено «политическим динамитом». После этого его отправили в госдепартамент, где оно попало к Роберту Келли. Вот его ответ:
«Ваше письмо, датированное 18 сентября 1933 года и направленное министру почты и телеграфа вместе с приложениями — фотоснимками и газетными вырезками, имеющими отношение к страданиям жителей Украины и к коммунистическому движению в Соединенных Штатах, передано на рассмотрение госдепартамента. Мы с интересом ознакомились с ним и с приложениями к нему».
Много писем поступало от многочисленной и активной украинской общины в Канаде. 2 октября ее представители в г. Ворде, Манитоба, обращались к президенту Рузвельту с просьбой «протянуть руку помощи» и «поддержать» миллионы голодающих на Украине и Северном Кавказе.
В тот же день к нему апеллировала Украинская национальная рада Канады. К письму прилагались воззвание и подробное заявление Марии Зук из Калмазовки Одесской области, которой позволили покинуть Украину и воссоединиться с мужем-фермером из Альберты. Американский генеральный консул в Виннипеге получил распоряжение информировать руководство организации, что эти обстоятельства «похоже, не касаются непосредственно американских граждан или интересов США, поэтому госдепартамент не может принять меры».
13 октября украинская община в г. Ошаве, Онтарио, провела массовый митинг протеста против голода и приведшей к нему советской политики. Его решения были также направлены в Госдепартамент США. Однако консульство в г. Гамильтоне получило установку ограничиться подтверждением того, что письмо поступило.
Между тем в датированном 20 октября пресс-релизе Белого дома сообщалось об обмене письмами между президентом Рузвельтом и председателем Президиума ВС СССР Михаилом Калининым по поводу нормализации отношений.
16 ноября было официально признано советское правительство.
Те, кто из гуманитарных соображений был обеспокоен голодом, присылали новые письма. Украинцы во всем мире обращались к президенту и Госдепартаменту. 28 октября Павел Скоропадский, который в 1918 году был украинским гетманом, обратился к ФДР с призывом не признавать Советский Союз или же настаивать на признании им «права США создавать на украинской территории комитеты помощи голодающим». Никакого ответа не поступило. 29 октября Генри Бейн из г. Эдмонтона, Альберта, направил американскому президенту написанное от руки письмо с просьбой о помощи. 3 ноября украинские депутаты польского сейма направили ему телеграмму с просьбой во время переговоров с Советским Союзом «войти в трагическое положение в Украине, население которой умирает от голода». В посольство в Варшаве поступила установка подтвердить получение письма только после признания СССР.
6 ноября Чехословацкий комитет спасения украинцев адресовал письмо президенту Рузвельту, в котором рассказывалось о положении на Украине и Северном Кавказе. В нем была просьба отправить на Украину специальную американскую миссию, чтобы изучить советскую политику в отношении нерусских в СССР. Никакого ответа не зафиксировано. 11 ноября Комитет помощи голодающим украинцам направил телеграмму из Брюсселя с просьбой командировать в Украину американский комитет расследований. Консул США в Брюсселе получил установку дать стандартный ответ — «несмотря на сочувствие к страданиям тех, о ком говорится, сейчас это правительство, видимо, не может принять соответствующие меры для облегчения их».
В ноябре просьбы повлиять на советское правительство, заставив его разрешить присылать без налогообложения через Торгсин пакеты с помощью, поступали даже Элеоноре Рузвельт. Миссис Рузвельт ответила: хотя она и понимает «большую потребность в этом, но очень сожалеет», что ничем не может помочь.
Советский Союз делал все возможное, чтобы отрицать существование голода. Когда лондонская Daily Express сообщила о том, что СССР закупил за границей скромных 15000 тонн пшеницы для облегчения нехватки хлеба, «Правда» опубликовала 27 мая 1933 года гневное опровержение. Сталин отрицал существование голода и продолжал экспортировать зерно, правда, меньше. В 1931 году СССР экспортировал 5,06 миллиона метрических тонн зерна. В 1932-м этот уровень снизился до 1,73 миллиона, а в 1933 году — до 1,68 миллиона.
Красный террор на улицах Нью-Йорка и Чикаго
Когда миллионы украинцев на родине гибли от голода, украинская община Соединенных Штатов действовала. В ноябре-декабре 1933 года во многих городах состоялись марши протеста против признания Соединенными Штатами правительства, которое массово морило украинцев голодом. 18 ноября 1933 года 8 тысяч украинцев прошли в знак протеста в Нью-Йорке от площади Вашингтона до 67-й стрит. За участниками марша бежали 500 коммунистов, выхватывали у украинцев транспаранты, плевали в них и пытались нанести им увечья. Пять человек были ранены. Только присутствие 500 полицейских предотвратило большую беду.
17 декабря в Чикаго несколько сотен коммунистов устроили нападение на передовую колонну из 5000 украинских американцев, участвовавших в марше. Более ста человек были ранены. New York Times назвала это «самыми ужасными беспорядками за несколько лет».
«На участников шествия полетел град камней, палки, тухлые яйца и другие предметы с расположенной на возвышении станции Гермитидж-авеню, соединявшейся мостом с Медисон-стрит. Завязалась уличная драка. В ход пошли кастеты, домкраты, кулаки, приклады винтовок, пока дюжина полицейских отрядов не восстановила порядок.
Одной из наиболее активных организаций в украинско-американской общине была Украинская национальная женская лига Америки (УНЖЛА). На федеральном съезде, состоявшемся 12 ноября 1933 года, она единодушно приняла меморандум для Американского красного креста и основала чрезвычайный комитет помощи. Его возглавила Нелли Пелекович из Нью-Йорка. Она направляла письма президенту, его супруге, Корделлу Хеллу, нью-йоркскому епископу Меннингу, в редакции многих газет. Пелекович убедила скульптора Александра Архипенко пожертвовать бронзовый бюст на первый приз лотереи, проведенной для сбора средств и закупки через Торгсин продуктов питания.
Лига напечатала также брошюру и 3 января 1934 года направила ее в советское посольство. Месяц спустя поступил ответ от советника посольства Бориса Сквирского, в котором говорилось, что идея о «преднамеренном уничтожении» советским правительством населения Украины «совершенно бессмысленна». Утверждая, что якобы в течение последних пяти лет численность украинского населения ежегодно увеличивалась на 2%, он отвергал доказательства УНЖЛА как фальшивку. Вывод: смертность в Украине была «самой низкой из всех республик Советского Союза» и «примерно на 35% меньше, чем при царизме».
Тогда же украинско-американская община добивалась действий от Конгресса. 28 мая 1934 года Гамилтон Фиш — конгрессмен от Нью-Йорка и один из наиболее неутомимых критиков ФДР внес на рассмотрение палаты представителей проект резолюции №399, в которой советское правительство обвинялось в возникновении голода на Украине 1932—1933 гг., выражалось сочувствие американского народа и содержался призыв к советскому правительству разрешить оказывать продовольственную помощь. Однако до голосования так и не дошло.
Между тем в июне 1934 года дипломатическое представительство США в Риге подготовило для госдепартамента подробную аналитическую разработку объемом 105 страниц «Аграрная политика в России в 1932—1934 гг.» В ней говорилось: «По свидетельству зарубежных наблюдателей (советская пресса упорно замалчивала эту тему), нехватка продовольствия в этих районах (на Украине и Северном Кавказе. — Прим. в оригинале.) достигла стадии голода».
Без морального алиби
Нет сомнения, что и Госдепартамент, и Белый дом имели доступ к исчерпывающей и своевременной информации о голоде 1932—1933 годов в Украине, но решили не только не реагировать, но и замалчивать это публично. В значительной степени по политическим причинам, связанным с решением ФДР установить и поддерживать хорошие отношения с СССР, администрация Рузвельта участвовала, хотя и не непосредственно в, быть может, самом успешном в истории отрицании геноцида.
Американская администрация знала о положении в СССР от своих посольств и консульств в Европе. Они направляли подробные сообщения, подготовленные на основе бесед с американскими рабочими, с теми, кто посещал СССР, с советскими должностными лицами, на основе сообщений прессы, бесед с советскими гражданами и иностранцами. Все они подчеркивали полнейшую неэффективность советской системы, посредственный уровень местного хозяйствования в СССР и усиливавшуюся враждебность крестьянства. Задолго до установления дипломатических отношений с СССР сотрудники Госдепартамента знали о том, что тысячи советских граждан бегут в Польшу и Румынию, что на Украину для помощи в сборе урожая отправляют солдат и гражданские бригады. В Вашингтон поступали письма даже от украинских крестьян, просивших о помощи. Официальным ответом на все запросы по поводу ужасов советской жизни была ссылка на «якобы существующие условия».
О голоде говорилось в дипломатических сообщениях еще в ноябре 1932 года. За месяц до того, как ФДР признал советское правительство, Госдепартамент был завален запросами и информацией по поводу голода, получая подтверждения из Афин и Риги, являвшихся американскими аванпостами по советским делам.
К отчаянным просьбам вмешаться и помочь жертвам голода относились с вежливым равнодушием. Ответы Госдепартамента отражали часть соглашения о признании, где говорилось о взаимном невмешательстве во внутренние дела. Поскольку это не касалось ни американских граждан, ни американских интересов, не была возможной ни одна акция, существовало «большое сомнение, сможет ли это правительство принять ныне какие-то меры, которые бы помогли делу».
Чем не угодили посол Буллит и другие дипломаты?
С точки зрения американской публичной политики, тревожным последствием неспособности администрации Рузвельта разобраться с правдивой информацией о голоде была чистка «экспертов по российским вопросам» в Госдепартаменте, тождественная чистке «экспертов по китайским вопросам» в начале 50-х годов. Разочарованный состоянием американо-советских отношений, президент Рузвельт невзлюбил некоторых профессиональных дипломатов, особенно тех, кто не разделял его взглядов на Советский Союз. Первым среди них был Роберт Келли. Придерживаясь политики Госдепартамента не признавать голод, он оставался критиком советского курса и его методов и никогда не был убежден в том, что Советский Союз готов отказаться от своих революционных целей.
Уильям Буллит — первый посол Америки в СССР возлагал большие надежды на установление дружественных отношений, но вскоре разочаровался. До 1935 года он изображал СССР как «государство, которым правят фанатики, готовые ради религии коммунизма пожертвовать собой и кем-либо». Буллит информировал Госдепартамент, что «ни Сталин, ни любой другой лидер коммунистической партии не отказались от решительного намерения распространить коммунизм по всей Земле». За это его подвергли остракизму как в Советском Союзе, так и в Госдепартаменте.
Рузвельт попытался улучшить отношения с Советским Союзом, заменив в 1936 году Буллита Джозефом Дэвисом. В следующем году по его настоянию он ликвидировал отдел по восточноевропейским делам Госдепартамента и отправил Келли в дипломатическое изгнание в Стамбул. Статус отдела по российским делам дипломатического представительства в Риге был понижен. И даже это не удовлетворило советского посла Александра Трояновского, который и в дальнейшем жаловался на то, что все сотрудники американской зарубежной службы, имеющие дела с СССР, — «реакционеры».
Невероятным исключением, конечно, был посол Дэвис. Он изображал Сталина «добропорядочным, скромным, уединившимся» и «отчаянным демократом», отстаивавшим права своего народа, «рискуя даже своей властью и контролем над партией». Дэвис никогда не верил в то, что показательные процессы конца 30-х
годов инсценировал Сталин. В его последнем сообщении из Москвы утверждалось, что «коммунизм не грозит Соединенным Штатам».
Ввиду отсутствия признанных на международном уровне норм прав человека и приверженности администрации к установлению более тесных связей с Советским Союзом, голод считали внутренним делом СССР, к нему относились скептически или вообще игнорировали этот вопрос. Политики и те, кто формировал общественное мнение, либо не обращали внимание на голод, устроенный Сталиным по конъюнктурным соображениям, либо сочувствовали Советскому Союзу.
Это была лакмусовая бумажка благосклонности к «более справедливому порядку» в этой стране. Трагедия — в том, что реальность массового голода и коллективное принесение в жертву стали настолько политизированными, что вопрос, был ли на самом деле голод, подчинили вопросу личных политических ценностей. Так бывает всегда, когда человеческие проблемы рассматривают сквозь призму приверженности правым или левым идеям.
Главный урок этой трагедии заключается в универсальности человеческих прав и страданий. Если считать, что стремление к «большому добру» или борьба против «большего зла» требует двойных стандартов слепоты в отношении несправедливости и зла, содеянного теми, кто претендует на роль наших политических единомышленников, то на жертв несправедливости и зла никогда не будут обращать внимания.