Роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» относится к числу тех произведений мировой литературы, к которым читатели возвращаются вновь и вновь. Не потому ли, что шифры, коими изобилует текст, говорят не только о событиях, происшедших в обозримом прошлом писателя, но и уводят во времена безбрежно далекие? Остановлюсь лишь на двух параллелях, касающихся темы альбигойской ереси, или катаров (с греческого – «чистые»). Гибель Иуды из Кириафа в романе явно перекликается с убийством папского легата Петра де Кастельно, а Фагот-«фиолетовый рыцарь» (в «земной» части романа – Коровьев) никак не «тянет» на отрицательного героя, и уж очень похож на провансальского трубадура, оплакивающего гибель своего цветущего края от рук нечестивых крестоносцев.
Немного истории. Свои истоки дуалистическое, манихейское учение катаров ведет от богомилов (патаренов) и павликан болгарской Фракии (с конца X века) и Боснии, «пассивных, но непоколебимых нонконформистов», – как писал Норман Девис. Их идеологи из «посвященных», придерживающихся суровой морали, но прежде к самим себе, считали, что мир находится в вечном противостоянии. Борьбе Добра, олицетворением которого был Бог, и Зла, соответственно Сатаны, т.е. света и тьмы. Катары призывали отказаться от земных благ и признавали только одну молитву – «Отче наш»; были против крещения в младенчестве и таинства причастия, почитания креста как орудия убийства, икон и ретранслирующей роли духовенства. Рим увидел в катаризме не требования реформы, а зарождающуюся религию и проповедь экуменизма, что было очень опасно для погрязшей в грехе, глухой к социальным вопросам официальной церкви.
Благословенная земля Прованса, Лангедока, Тулузское графство, т.е вся Южная Франция и стала живительной нивой для распространения ереси. Здесь практически не было классового расслоения, а куртуазность, рыцарский кодекс чести не являлись пустым звуком. Феодалы, люди весьма образованные, проявляли религиозную терпимость (зачастую, и сами были скрытыми катарами), и покровительствовали наукам и культуре. Ренессанс возник не в Италии, а в Лангедоке и Провансе на сотню лет ранее.
Печать графа Раймунда VI Тулузского,который, как и его отец, защищал катаров. Иллюстрацию из второго тома популярной «Всемирной истории» Оскара Егера (издана в 1907 г.), мог видеть и Михаил Булгаков |
«Совершенные» не брали в руки оружие, даже если им и надо было защищаться. Потому исход противостояния был предрешен. 16 марта 1244 года пал последний оплот катаров – крепость Монсегюр. 200 «посвященных» отказались предать веру и взошли на костер…
Начнем с Фагота, в последней главе романа превратившегося в безымянного «темно-фиолетового рыцаря с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом». Он летит по небу в кавалькаде всадников, во главе с Воландом и Маргаритой. На вопрос Маргариты, почему Фагот так изменился, Воланд ответил, что «рыцарь этот когда-то неудачно пошутил… его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош. И рыцарю пришлось прошутить немного больше и дольше, нежели он предполагал. И сегодня такая ночь, когда сводятся счеты. Рыцарь свой счет оплатил и закрыл!»
Обратим внимание на противопоставление света и тьмы, элементов дуалистической космогонии манихейства, и на неудачный «каламбур» рыцаря, а также на его одежду. В энциклопедии Брокгауза и Эфрона (писатель постоянно обращался к услугам словаря) в статье «Альбигойцы» в списке литературы есть книга французского историка Наполеона Пейра Histoire des Albigeois (1870–1872). Пейра пользовался рукописями, в одной из которых есть песни рыцаря-трубадура Каденета. Исследователь обнаружил, что в виньетке заглавной буквы рукописи изображен автор в фиолетовом платье. Фагот, преобразившийся в «темно-фиолетового рыцаря», постоянно серьезен, без тени улыбки. Он и есть трубадур (вспомним, что Коровьев еще и «бывший регент», и «организатор хоровых кружков»), оплакивающий, как провансальские поэты-трубадуры «бессмертным плачем» гибель своей земли от рук крестоносцев. А одет столь кричаще безобразно, потому как он также и шут (по французски «fagotin» – шут). Таковым он стал за неудачную шутку о свете и тьме (эту гипотезу впервые озвучила Ирина Галинская в книге «Загадки известных книг»), столь неуместную в годы борьбы католиков с катарами. Французский фразеологизм «sentir le fagot» означает «отдавать ересью», т.е. отдавать костром, связками веток от костра.
…А вот и вторая параллель. Убийство Иуды из Кириафа, предавшего Иешуа Га-Ноцри, в романе выглядит так: «За спиной у Иуды взлетел нож, как молния, и ударил влюбленного под лопатку. Иуду швырнуло вперед, и руки со скрюченными пальцами он выбросил в воздух. Передний человек поймал Иуду на свой нож и по рукоять всадил его в сердце Иуды». Понтию Пилату, который говорит, что «и тем не менее его зарежут сегодня… у меня предчувствие, говорю я вам!», начальник тайной службы Афраний рассказал, что Иуду из Кириафа вечером выманили из города и убили на берегу реки Кедрон. За столь мгновенную ретивость Понтий Пилат наградил Афрания перстнем…
Убийство же папского легата Петра де Кастельно, совершенное 15 января 1208 года на берегу реки Роны, послужило поводом для начала крестового похода против альбигойцев (от города Альби), освященного буллой римского папы Иннокентия III. Кастельно, ярый враг катаров, объявил клятвопреступником и отлучил от церкви некоронованного властителя Южной Франции графа Раймунда VI Тулузского, защищавшего своих подданных-еретиков, и не желающего их преследовать. Граф имел «неосторожность» заметить, что «наглец не выйдет живым из его владений» (Николай Осокин, «История альбигойцев и их времени»). Нашлись приближенные, понявшие этот намек дословно. Ряд хроник говорят об ударе ножа в спину, другие — в сердце, но все подчеркивают, что убийцы (убийца) были вознаграждены Раймундом VI Тулузским. У Николая Осокина исполнителями приговора стали «гребцы», вызвавшиеся перевезти легата на другой берег Роны, за пределы Прованса.
Откуда у Михаила Афанасьевича возник интерес к катарам? Отец – Афанасий Булгаков был профессором Киевской Духовной академии на кафедре истории западных вероисповеданий. В круг его интересов входили древняя история, христианские исповедания. Большое влияние на Мишу имел и крестный, профессор академии Николай Петров, литературовед, историк и археолог. Уроженка Киева, литературовед Ирина Галинская в своей книге говорит о влиянии на гимназиста и студента Булгакова видного ученого-филолога, приват-доцента Университета св. Владимира графа Фердинанда де Ла-Барта, переводчика «Песни о Роланде». В 1903—1909 годах он жил в Киеве, проводил лекции и семинары, пользовавшиеся немалой популярностью. Де Ла-Барт преподавал провансальский язык и комментировал литературные памятники Прованса, и среди них «Песнь об альбигойском крестовом походе».
По моему мнению, Михаил Булгаков, воспитывавшийся в семье, где свято придерживались православной традиции, в то же время прекрасно осознавал то, что официальная церковь дискредитировала себя подчинением светской власти и закрывала глаза на социальное расслоение и пропасть между классами, зачастую оправдывая и ее неправедные действия. Что во многом и предопределило начало революции в империи, прошедшей кровавым Молохом по судьбам и душам людей. Писатель в обстановке физического и морального террора большевистской диктатуры хотел показать гуманистическую суть движения катаров, проповедующих свободу, равенство, «чистоту» нравов.
«Поклоняясь бессмертному духу, они тем самым презирали смертное тело. Потому искреннейшие из них, так называемые «совершенные», и шли с такой охотой на казнь, что их жизнь за рубежами смерти освещалась тем новым бесконечным сиянием, перед обаянием которого ничтожны были земные страсти, страдания, наслаждения», — писал о катарах Николай Осокин. Очень надеемся, что произведения Мастера, тонкого психолога, блестящего энциклопедиста и вдумчивого историка-исследователя, будут озарять не одно поколение «бесконечным сиянием».