Призывы к борьбе с коррупцией уже стали непременным атрибутом политико-правовой риторики нынешнего поколения украинского политикума. Уши коррумпированности нашего, как и каждого другого, посттоталитарного общества торчат со всех сторон: от какого-то «и.о.-второго-зама-завхоза» и до самых высоких кабинетов. Она у нас — в нашем мировоззрении и образе жизни.
Прописная истина: взяточник — и тот, кто берет, и тот, кто дает. Приходилось быть взяточником по крайней мере трижды: улаживая вопросы учебы, решая детско-юношеские проблемы с «соответствующими органами» и уклоняясь от «священного долга каждого мужчины», — примерно типичная ситуация для каждого из нас.
И слепой видит вред и зло, которые наносит коррупция на уровнях общественном и индивидуальном. Двух мнений быть не может: категория коррупции не релятивизируется. Но что вызывает значительно больше вопросов и сомнений — так это методы борьбы с явлением. Упорство, с которым готовы выкорчевывать этот общественный недуг представители новой управленческой элиты, разбивается о неприступные бастионы общественных обычаев и устоявшихся столетиями практик бытия. Кажется, что дилемма между единодушием общественного порицания коррупции на уровне общественной системы и одновременным искренним практикованием ее на уровне индивидуальном — нерешаема. И все же приблизиться к снижению коррумпированности в Украине нужно и возможно. Сделать это поможет прежде всего осмысление ее онтологической сущности, а не пламенные призывы о борьбе со взятками.
Черно-белый мир украинца
Православистическое сознание нашего народа, глубинно осмысленное и описанное Николаем Бердяевым, испокон веков ориентировано на языческое постижение мира в категориях «добра и зла». Уходя своими философскими корнями в Адамовы времена первородного греха, оно является неизменным спутником многих культур, эпох и цивилизаций. Украина в этой констелляции — скорее правило, а не исключение, однако, в отличие от многих других развитых сообществ, украинцы до сих пор полностью пропитаны духом осмысления мира и общества такими «двухмерными» категориями, как «свой—чужой», «добрый—злой», «враг—друг».
Трагическое подневольно-имперское прошлое, многолетние конфликты с мощными народами-соседями, отсутствие государственнического сознания, которое формируется веками, — все это существенным образом способствовало тому, что в генетический код украинцев впитались православистические объяснения собственных экзистенциональных проблем. Толкование своих проблем мы удачно находим в коварных замыслах врагов. Сюда вам приплетут и Чернобыль, и болезни, и материальное обнищание народа — всему виной злые силы и внешние враги. Именно эта тема — плодородная почва для различных модификаций теории всемирного заговора. Длительное время пребывая под внешним вмешательством, мы разучились критически мыслить.
Искусство показывания пальцем, культура поиска виноватых, эстетика борьбы с чужаками, — все это хоть и считается архаическим китчем в развитых сообществах, но по-прежнему имеет многих последователей и целые академические школы среди других, часто обиженных историей народов. Именно на такой идеологической основе появляются и крепнут идеи тоталитаризма, нетерпимости, ксенофобии, фундаментализма и радикализма, а венцом их является доктринальный терроризм с религиозно-мистическим ореолом мученичества.
Такую склонность к поиску добра и зла эффективно использовал и коммунистический режим, слегка приспособив церковную риторику к партийной, сменив акценты, но сохранив суть. Поэтому наше православистическое сознание легко приняло такие однозначно «черные» категории, как «мировой империализм», «буржуины», «эксплуататоры» и другие «слуги» главного «врага-сатаны» — «Запада».
Сознание народа не изменить ни за год, ни за десять лет. Уже два десятка лет у нас переходный период, т.е. переходим якобы к свободному государству. А все еще остаемся по-наркотически зависимыми и болезненно чувствительными к соблазну поиска внешних причин в собственных неурядицах: таков дизайн нашей логики, так организованы шаблоны нашего мышления, таковы стереотипы постижения себя и своего места в мире.
Последним красноречивым примером этой мировоззренческой биполярности стала оранжевая революция, во время которой даже самые мудрые головы предпочли видеть в одной части общества «наших», «хороших», а в другой — «чужих», «плохих». Недаром в уличной риторике обоих лагерей так активно эксплуатировалась мифическая карта двух внешних врагов — России и США, невидимо манипулирующих марионеточными фигурами отечественных лидеров.
Вынося за скобки этих размышлений анализ изменений в украинском обществе за последние три года, эффективность управленческих действий новых политических элит государства и тонизацию духа свободы — основного компонента длительной эволюции как индивида, так и нации, — говорим сейчас лишь о шаблонности ожиданий и чаяний от общественных реформ. Верили мы, что стоит только прийти к власти порядочному руководству — и вся свора общественной нечисти будет выметена «добрыми» вождями-провидцами. Надеялись изменить сумму от перестановки слагаемых, забывая, что вирус коррупции относится к эпидемиологическим, а следовательно, его носителем является каждый член украинского общества, хотя и не каждому приходится переболеть им в острой форме. Причем оказалось, что врачи тоже являются его носителями, как и пациенты.
Коррупция. Соблазн эффективности
Продолжая медицинские аналогии, отметим, что коррупция — это онкологическое заболевание общества. Как метастазы истощают и поедают человеческий организм, так коррупция пронизывает и перерождает тело общественное. Эффективно лишь то лечение, которое учитывает глубинные характеристики проблемы, познание ее сущности. Главное же в процессе лечения — преодоление страха и мужество называть вещи своими именами. То есть прежде всего нужно поставить точный диагноз явлению.
Давайте откажемся от популярно-бездумных, беззубо-наивных призывов «очистить от взяточников Украину» — то есть, иначе говоря, применения уж в который раз православистической логики «добра и зла» и замены «хорошими нашими плохих ваших». Рассмотрим коррупцию непредвзято. Признаем, что это непременный атрибут саморегуляции того общества, в котором нет традиций демократического правового государства. Не только уголовная ответственность, но и публичная казнь и отсечение конечностей не становятся эффективным инструментом борьбы с коррупцией. Причина этого — ее внутренняя органическая эффективность.
Свято место пусто не бывает: мафия заменяет неэффективное государство, «понятия» приходят туда, где нет действующего права, а коррупция становится неотъемлемым атрибутом общества, лишенного высокого уровня самоорганизации. Каждая мафия, каждые «понятия» и каждая взятка занимают место публичных институтов в случае их неэффективности.
Все знают, что дать взятку мелкому чиновнику — значительно разумнее и удобнее, нежели обрекать себя на бумажную волокиту. Каждое коррупционное действие наделяется его субъектами иммунитетом рациональности. Ни одного в мире коррупционера не терзают бессонными ночами сомнения в собственной правоте, и ни один из них не раскаивается в содеянном. Каждое коррупционное действие — априори оправданно, поскольку не лишено здравого смысла.
Когда группа молодчиков под хмельком задирает прохожих, им грозит уголовная ответственность за хулиганство и, как следствие, лишение свободы. Зато взятка, которой родители нарушителей благодарят основных участников процесса — потерпевших, государственного обвинителя и судью, — способна принести пользу (причем пользу без кавычек) как самому преступнику, так и потерпевшим, судье, обвинителю и даже государству, которое не будет тратиться на содержание этого лица в тюрьме. Так же неуместной может показаться — а зачастую так оно и есть — трата дорогого времени в суде для уплаты копеечного штрафа за превышение скорости во время езды на автомобиле. Значительно проще вручить двадцатку инспектору. Вот где сущность дилеммы «эффективности коррупции». Ключом к решению этой дилеммы является перевод логики понимания коррупционеров из индуктивной (от единичного к общему) в дедуктивную (от общего к единичному).
О правилах и исключениях
Как известно, никакие предупредительные меры не будут действенными, пока у субъектов не появится полное понимание целесообразности и необходимости этих действий, то есть пока операционная логика желаемых поступков не станет органично приемлемой для всех участников эксперимента.
Только мантрами о преступности коррупции невозможно ни снизить ее уровень, ни противодействовать ее дальнейшему распространению. Пока не познана суть проблемы, невозможно ее лечение. А суть коррупции заключается в том, что на индивидуальном уровне практически каждый акт коррупции — более рациональный, мудрый, эффективный и комфортный, нежели действия в строгих рамках и в четком соответствии с действующим законодательством.
Вот сущность антично-хрестоматийного «Пусть погибнет мир, но будет соблюден закон», вот почему завязаны глаза у Фемиды: партикулярная рациональность каждого акта нарушения/несоблюдения права нивелируется разбалансированием системы права в целом. Каким бы целесообразным ни было вручение взятки ради уклонения от ответственности или получения вполне заслуженных благ для отдельного контекста обстоятельств, эта целесообразность полностью перекрывается негативным влиянием на общую структуру отношений. Ведь если каждый акт коррупции — единично рационален, оправдан и за ним видна стройная логика целесообразности, тогда принципы правового государства будут полностью потеряны, а системность коррупции превратит общество в разбитый параличом первобытнообщинный конгломерат, в котором торжествует принцип революционной или временной целесообразности. Причем если положительные последствия от каждого акта коррупции — краткосрочны, то вред для общества в целом имеет косвенный, долговременный и системный характер.
Такую систему поведения больше всего оттеняет национальный характер народов, с педантичностью которых связаны частые шутки и анекдоты украинцев. Невозможно представить, например, немца или скандинава, который позволил бы убедить себя рациональными аргументами нарушать закон. В странах с развитой демократией право не является и никогда не было священной коровой, однако все дебаты о целесообразности и эффективности той или иной нормы ведутся в ходе ее обсуждения и принятия.
Пройдя законодательное горнило, рациональность нормы позитивного права становится аксиоматической уже самим фактом ее действия. Поэтому никакие апелляции к здравому смыслу или прагматизму не вынудят «сухого буквоеда-чиновника» переступить закон: и не потому, что ему грозит публичная смертная казнь или отсечение конечности, а потому, что по таким принципам организовываются развитые общества. Зато в Украине законопроекты практически всегда остаются без внимания общественности на стадии их обсуждения, но как только они вступят в действие, их целесообразность и эффективность «авторитетно» ставятся под сомнение тогда, когда это выгодно соответствующему участнику общественных отношений.
Именно уважение к правилам, а не к исключениям отличает наши общества, а быть может — и миры. И именно здесь нужно искать ключ, который поможет если не преодолеть, то по крайней мере понять общественный недуг коррупции.