Уже тридцать лет в Харькове происходят чудеса. Тихие, мало кому заметные, но оттого не менее волшебные: из книжной пыли, домашних хлопот, уличных происшествий, политических перипетий и прочего хлама рождаются картинки. Помогает им в этом художница Татьяна Зеленченко.
Она могла бы сделать имя в холодной и величественной Москве или
уехать в теплый маленький Израиль. Могла бы почивать на лаврах… Но вместо этого просто живет. В этой жизни она успела приклеить сотню этикеток на флаконы с духами, побывать в медвытрезвителе, подружиться с писательницей Викторией Токаревой, поругаться с Союзом художников, опубликовать работы в «Крокодиле», «Работнице» и «Юности», написать учебник по компьютерной графике для начинающих художников… Об этих и других перипетиях творческой жизни Татьяна Борисовна рассказала нашему корреспонденту.
Алло, мы ищем алкоголиков
— Татьяна Борисовна, среди ваших работ — гравюры, акварели, карикатуры, компьютерная графика. А с чего начинали?
— С плакатов о борьбе с пьянством. Это была тема моего диплома. За мной как раз ухаживал молодой человек, страдающий этим недугом. Со свойственным юности максимализмом я решила излечить его своими картинками. Мне нужно было что-то шокирующее, и я отправилась в медвытрезвитель. Одной было страшно, потому прихватила мальчика-фотографа. В вытрезвителе к моей идее отнеслись скептически, но на тематическую «прогулку» взяли. Мы ездили в будке, которая в народе называлась «Алло, мы ищем таланты», и собирали алкоголиков на Журавлевских склонах. Ничего особенно страшного, острого в этом не было, и я отправилась в интернат фотографировать детей алкоголиков, имеющих врожденные патологии. Плакаты, на мой взгляд, получились. Они шокировали — в первую очередь институтское руководство. Пришлось нарисовать новые, помягче. Зато потом меня с моим боевым задором распределили в Ленинград, в объединение «Боевой карандаш». Это было удивительное место, где встречались, работали, общались, учились друг у друга поэты и художники. Там я научилась лубку, который пригодился позже.
Не было бы счастья…
Тогда же юная выпускница харьковского худпрома познакомилась с уже популярной писательницей Викторией Токаревой.
— В шестом классе я прочла ее рассказ «День без вранья» и буквально заболела им. Столько раз перечитывала, что выучила наизусть. И, конечно, страстно захотела познакомиться с автором. Она была для меня идеалом, классиком… Я приехала в Москву, адрес узнала в адресном бюро и нагло явилась к Виктории Самойловне.
— И что классик?
— Представьте, приняла меня очень радушно. Виктории Самойловне понравились мои картинки к ее книжкам. Она все говорила: «Я очень счастливый человек, у меня все есть. Есть дом, есть любимый мужчина, есть ребенок, я занимаюсь тем, что лучше всего умею, меня печатают». А на прощание подарила мне рукописи, машинописи. Был прекрасный теплый вечер, в шумную и душную коммуналку на Чистых прудах идти не хотелось. Я села на скамейку в скверике и стала читать. И первая же мысль: она врет! Не может счастливый человек быть автором таких рассказов. Я написала об этом Токаревой и получила большое искреннее письмо. Можно было бы сказать, что так началась наша дружба. Но я живу здесь, она — там…
— И на этом все? Как грустно…
— Что вы, только начало. Виктория Самойловна потом долго меня опекала. Однажды, когда я написала ей из Харькова о своих злоключениях с парфюмерной фабрикой, — это отдельная история, расскажу еще, — Виктория Самойловна ответила оперативно: «Приезжай покорять Москву!» Я наврала что-то на работе и приехала.
Токарева сушила волосы у духовки газовой плиты и делилась со мной стратегическими планами. Помимо издательств, которые нам предстояло посетить, нужно было побывать в Доме литераторов и встретиться с Данелией. В это время Виктория Самойловна совместно с Георгием Николаевичем работали над сценарием «Совсем пропащего». Данелия окончил архитектурный институт и талантливо рисовал. Поэтому Токарева хотела показать ему мои работы. Данелия вежливо посмотрел их, сказал что-то незначащее, но куда больше говорил о себе и своих почитателях, а я вслух восхищалась талантом Токаревой. Мэтр согласно кивал и вновь направлял тему беседы в знакомое русло.
После Дома литераторов Токарева кометой пронеслась по нескольким издательствам, а я, как хвост этой кометы, бегала следом. Меня встречали доброжелательно, но вопрос долгосрочного сотрудничества упирался в место жительства. Им было нужно, чтобы я жила в Москве. А я жила в Харькове.
— Почему же не переехали? Ведь тогда это было реально.
— Во-первых, я не выдерживала их темп. В Москве все спешили, бежали, не оглядываясь по сторонам. И в буквальном, и в переносном смысле. А во-вторых, я вышла замуж, у меня родилась дочь, у которой обнаружили довольно тяжелое врожденное заболевание.
— Не знаю, как об этом спросить…
— Она жива, сейчас уже студентка. Ну, скажем, чаще других вынуждена обращаться к врачам. Давайте лучше вернемся к графике. Ведь были еще «Крокодил», «Работница», «Юность», детские книжки в сибирских издательствах.
— О, «Крокодил» — это что-то из детства. Непременный атрибут советского быта. И вы там печатались?!
— Я пришла к ним с карикатурами перестроечной тематики. Наверное, я была очень наивна, раз меня так поразили разоблачения тех времен. Карикатуры мои (как раз в стиле лубка, которому я научилась в Ленинграде) не подошли, а вот иллюстрации к «Двенадцати стульям» Ильфа и Петрова понравились. Мне тут же предложили написать краткую автобиографию, а местный художник Владимир Мочалов моментально нарисовал шарж на меня. Оказалось, мои рисунки решено поместить на обложку… восьмимартовского выпуска. Мужчинам женщины кажутся достойными внимания только раз в году. Но так началось мое многолетнее сотрудничество с журналом. Это было не так просто, между прочим. Пришлось изучить горы литературы по истории и психологии смешного, прежде чем я поняла механизмы стопроцентного попадания в цель. Да, а опубликованные картинки увидели в Киеве, и издательство «Дніпро» предложило мне проиллюстрировать оба знаменитых романа Ильфа и Петрова. Двойная удача!
Лошади с крыльями
— Слушайте, вы тут о мужчинах так… и среди ваших работ есть целый женский раздел. Он очень нежный и, наверное, очень личный?
Т.Зеленченко. Из цикла «Лошади с крыльями» |
— Должна сказать, «тащит» она его весьма элегантно. Она же летит с ним!
— Летит. И правильно делает. Нельзя сбрасывать крылья в угоду бревнам. Об этом пела Вероника Долина и писала Виктория Токарева. Да практически вся женская проза об этом.
— Кстати о Токаревой: вы ведь и название у нее взяли. А она эти картинки видела?
— Эти — нет. Но опубликоваться вместе мы все же успели. Однажды она позвонила мне: «Танька, мою повесть взяли в «Юность». Пока они ее читают, ты быстро рисуй!» Повесть называлась «Ехал грека». Она действительно вышла в «Юности» с моей иллюстрацией. Но долгого сотрудничества с этим журналом у меня не получилось. Опять же из-за расстояния между Харьковом и Москвой.
— Знаете, я уже успела забыть, что все это время вы жили в Харькове. Да и была ли здесь какая-то художественная жизнь?
— О да! Сразу после института я устроилась на парфюмерную фабрику. Как оказалось, мыть бутылки. Там была вакансия художника-оформителя, и меня взяли. Но на самом деле ни в каком художнике они не нуждались, потому что все заказы по этой части отправляли в Торговую палату. А вот рабочих рук им не хватало. Два месяца я простояла у конвейера: мыла флакончики, клеила на них этикетки. А потом со скандалом уволилась. Подруга посоветовала вступить в Союз художников, и я честно старалась. Но эта змеиная бочка тоже оказалась не по мне.
— Интриги?
— Если б только они. Вступление в Союз молодые художники должны были отработать добросовестным выполнением заказов из серии «Азбука», «Как беречь хлеб», «Как помогать взрослым» и т. д. К каждому такому заказу прилагалась подробная инструкция, а результат не менее подробно разбирался «мэтрами». Причем не с художественной, а с идеологической точки зрения. Я посетила не одно собрание СХ и могу сказать, что к творчеству все это имело весьма отдаленное отношение. Потом на меня ополчился Самый Главный График (дело прошлое, не будем его называть). Но в 1987 году в Харьков с ревизией приехал какой-то большой культурный начальник и сказал, что их плакаты о сохранении хлеба и правилах поведения в семье — хлам, а мои лубочные картинки — то, что надо. Так что в Союз меня все-таки приняли. Правда, теперь в этом уже нет никакого смысла. Художник свободен и бесправен.
— Да ладно вам… Я-то вижу перед собой энергичную женщину, полную не только бытовых забот, но и творческих планов. А что люди подумают? Ну, расскажите же им!
— Ох, столько не опубликовано еще… «Мастер и Маргарита» — почти двадцать лет работы, «Гаргантюа». Недавно я написала учебник по компьютерной графике для начинающих художников, но у фирмы, которая мне его заказала, сейчас нет денег на издание. А еще я задумала картину — «Фортуна». Такая колоритная тетка с рогом изобилия, на колесе. Она прикатила и звонит в дверь, но дома никого нет. Ведь так обычно и бывает. Но иногда — по-другому. Надо ценить.