Ольга Кобылянская |
В 1942 году Ольге Юлиановне было 78 лет. Разбитая параличом, она не могла передвигаться, и родственники не рискнули увезти ее в эвакуацию, хотя такая возможность предоставлялась в начале войны. Впрочем, в то время в Буковине, не так давно присоединенной к Советской Украине, многие воспринимали приход немецких и румынских войск как освобождение.
Однако оккупационная власть сразу же взялась за писательницу, имя которой в свое время было поднято на щит советской идеологии. Ольгу Кобылянскую собирались арестовать, публично судить, а по некоторым данным, речь шла даже о расстреле. До всего этого, к счастью, не дошло. Из-за обычной волокиты или чьими-то стараниями, но дело затянулось, а 21 марта 1942 года писательница стала недосягаемой для любой власти.
Ее творчество — сведенное, в основном, к остросоциальной повести «Земля», — признано классикой, которую каждый обязан прочесть в школе и имеет полное право больше никогда не перечитывать. Не всколыхнул настоящего интереса к произведениям Кобылянской и сериал «Царівна» (рабочее название повести — «Без подій» — неплохая основа для сериала!), регулярно повторяемый по Первому национальному.
Зато каким резонансным оказалось исследование Соломии Павлычко относительно лесбийских фантазий в переписке Ольги Кобылянской и Леси Украинки! Деятельницы гендерного движения приветствовали «разрушение каменного иконостаса украинской литературы». Они сделали взаимоотношения двух талантливых женщин, трогательно называвших друг друга в письмах «хтось біленький» и «хтось чорненький», одним из главных своих идеологических козырей. А литературоведы традиционной школы неистово бросились защищать славные имена «Дочки Прометея» и «Горной орлицы». Позже в подобных кругах эта тема стала болезненным моветоном.
Ольга Кобылянская прожила долгую жизнь, в которой отчаянно стремилась самореализоваться — и в творчестве, и в любви.
На родном языке
Она родилась в буковинском городке Гура-Гумора в Австро-Венгрии (сейчас — Гура-Гуморулуй на территории Румынии). В семье было семеро детей: Максимилиан, Александр, Владимир, Юлиан, Степан, Ольга и Евгения. Небогатая семья наскребла денег на образование всех пятерых сыновей, трое из которых стали юристами, остальные — учителем и военным. На дочерей родители могли с чистой совестью не тратиться: лучшей карьерой для девушки считалось замужество, что, кстати, большинство самих барышень воспринимали вполне нормально. «Межи моїми ровесницями і знакомими, котрих в мене було небагато, не було жодної, котрій я б була могла відкрити свою душу з її тайнами. Їх ідеал був мужчина і заміжжя, тут вже все кінчалося. Мені хотілося більше. Мені хотілось широкого образовання, і науки, і ширшої арени діяльності», — писала Ольга в автобиографии.
Закончив четыре класса народной школы, дальше она занималась самообразованием. Много читала из западной, особенно немецкой, литературы и философии. Есть мнение — его разделяла, в частности Леся Украинка, — что именно Кобылянская привнесла в украинскую литературу идеи Ницше. Впрочем, ницшеанство с трудом увязывается с идеями женской эмансипации, которые Ольга исповедовала с ранней молодости, сначала стихийно, а затем, после переезда в Черновцы и знакомства с главной галицкой феминисткой Натальей Кобринской, на твердой идеологической платформе. В 1894 году Кобылянская стала одной из основательниц «Товариства руських жінок на Буковині» и выпустила его программную брошюру под названием «Дещо про ідею жіночого руху».
О Ницше она позже писала довольно снисходительно: «...правда, що він мене займав своєю глибиною й деякими думками на будуче, але щоб я так дуже віддавалася впливу цього модного філософа, то ні... Читала би-м його і тепер, але лише по-українськи, та що в нас нема жодних перекладів чогось справді великого — так не читаю...»
Стоит заметить, что немецким языком Ольга Кобылянская всю жизнь владела гораздо лучше, чем украинским. Общеизвестно, что первые ее вещи — «Гортенза, або Нарис з життя однієї дівчини», «Доля чи воля» и другие — были написаны и впервые опубликованы по-немецки. Перейти на «родной язык» (на мой взгляд, в подобной ситуации называть украинский родным довольно странно) ей советовали подруги по женскому движению, а затем такую инициативу поддержали Иван Франко и Леся Украинка. Из переписки писательницы с друзьями и издателями видно, что сменить язык творчества было не так-то просто. Ее стиль грешил немецким построением фраз, явно неукраинской лексикой, а потому редакторы серьезно правили ее произведения. Иногда писательница сама просила об этом: например, литработник «Літературно-наукового вісника» А. Крушельницкий долго и тщательно готовил к печати повесть «Земля»: «Єслі б я вміла мову так, як він, воно би далеко, далеко скорше вперед ішло», — читаем в письме Ольги Кобылянской.
Но бывало, что ее даже «забывали» предупредить о вносимых правках: «... він хоче щось там значно поскорочувати і взагалі зредагувати, — писала подруге Леся Украинка о харьковском издании «Земли», которое готовил Гнат Хоткевич. — Адже він не писав комусь про скорочення і редагування? Коли хтось того собі не бажає, то нехай протестує, поки час...» Кобылянская протестовала; в ответ Хоткевич дипломатично пояснил ей, что собирается адаптировать «Землю» «для народа», а если бы издание предназначалось для интеллигенции, он не позволил бы себе никаких правок (впрочем, тот проект так и не состоялся).
Большинство же рассказов Кобылянская писала таки по-немецки, делая затем авторский перевод. Или перепоручала это коллегам: «...занедбалася останнім часом дуже в руськім», — сознается она Ивану Франко, посылая ему для публикации в «ЛНВ» немецкоязычный вариант рассказа «Поети».
Однако при столь сложных взаимоотношениях с украинским языком Ольга Кобылянская все же остается классиком именно украинской литературы. Это не берется оспаривать никто.
Мужчина и женщина
Она была красива, умна, образованна, исповедовала феминистические идеи, — такие женщины всегда отпугивали мужчин. Ольга не могла не переживать по этому поводу: «В моєму житті не часто гостює радість... Чому жоден чоловік не любить мене тривалий час? Чому я для всіх тільки «товаришка?» — писала она в возрасте 23 лет.
Главную же любовь своей жизни Ольга Кобылянская встретила уже после тридцати. «Перед її душею виринув він... — цитирую автобиографический рассказ «Доля». — Другого дня пішла в ліс і взяла папір і олівець з собою. І почала там, в зеленій глибині, де ніхто, ніхто не заходив, писати яку-то річ... котра сталася пізніше його найулюбленішою поезією: «Битва».
Так одним из самых жестких произведений, исполненным протеста против вырубки карпатских лесов, писательница отметила начало своей любви. Любви, о которой, как она искренне и наивно считала, будут помнить даже тогда, когда забудется ее литературное творчество.
Осип Маковей, учитель по основной профессии, был моложе Ольги на три года (23 марта исполняется 135 лет со дня его рождения). Он писал стихи, прозу, литературную критику, был редактором газеты «Буковина». Одним из первых — наряду с Лесей Украинкой и Иваном Франко — Маковей заговорил в прессе о молодой оригинальной писательнице. Печатал у себя в газете ее рассказы; впрочем, случалось, и отклонял их, как это произошло с довольно откровенной новеллой «Природа»: «... з огляду на передплатників, не мав відваги друкувати сю новелу в своїм часописі, хоча стилістично вважав її дуже гарною».
Какое-то время они даже жили вместе. Сейчас трудно — да и не стоит — определить, что именно стало причиной разрыва. Очевидно, что Ольга Кобылянская — куда более масштабная фигура в литературе, нежели Осип Маковей. Вероятно, и в жизни у нее не получалось быть мягкой и слабой. В письмах к любимому она всячески подчеркивает свою независимость и равноправие с ним: «У нас споріднені душі. Ми обоє письменники. Я б могла тобі допомагати. Коригувати твої праці. Ти пишеш, що утримуєш свою матір і тому не зможеш утримувати ще й мене. Я заробляю на життя своїм пером...» Письма Маковея к Кобылянской не сохранились: после разрыва она уничтожила их.
В 1903 году Осип Маковей уехал из Черновцов, женился. Умер он в 1925 году, на 17 лет раньше Ольги Юлиановны, которая так и не вышла замуж.
Героини
Ольга Кобылянская писала о женщинах — и не только потому, что для женщины-писательницы это естественно и близко. Вся украинская литература того периода была проникнута своеобразным ощущением мессианства: писателем двигала не столько его собственная творческая индивидуальность, сколько желание ответить на потребности народа, восполнить пробелы в общественном сознании. Вольнолюбивые и артистичные интеллигентки из произведений ранней Кобылянской — «Людина», «Царівна», «Valse melancolique» — не только пропущенные сквозь призму творчества она сама и ее подруги, но и сознательно введенный в литературу образ новой женщины: «Я думаю, що моя заслуга се та, що мої героїні витиснули вже або звернуть на себе увагу русинів, що побіч дотеперішніх Марусь, Ганнусь і Катрусь можуть станути і жінки європейського характеру», — утверждает она в письме к Маковею.
Классик украинского литературоведения Сергей Ефремов воспринимал этих героинь весьма скептически: «Вони... до останньої волосинки перейняті вузеньким, дрібненьким міщанством, з додачею ще отієї манери копирсатися в своїх і чужих душах та направо й наліво ганебні епітети роздавати. Якщо й одрізняються ці надлюди од звичайного міщанського болота, то тільки своїм замилуванням красою, яке набирає явно карикатурних форм».
За стремление героинь Ольги Кобылянской к красоте во всех ее проявлениях писательницу записывали в свои ряды декаденты. Сама она говорила, что декадентства не любит. Но особенно энергично протестовал против такого позиционирования Кобылянской в литературе Иван Франко, полемизируя с критиком О.Луцким. Но, так или иначе, писательница в конце концов рассталась с образами интеллигенток и обратилась туда, куда было направлено внимание всей «прогрессивной» литературы того времени, — к жизни народа.
«Земля», написанная на основе реальных фактов, над которыми писательница рыдала, стала ее программным произведением. Потом была романтическая повесть «У неділю рано зілля копала», которую Кобылянская очень хотела увидеть на сцене: «...Хай хтосічок біленький прочитає те оповідання. Прочитавши, нехай хтось розважить собі просьбу чорненького. Просьба слідуюча: чи хтось біленький не міг би се оповідання переробити на сцену. Будь то яко драму, будь то на оперу...» — нет нужды уточнять, к кому она обращалась.
Последнее крупное произведение Ольги Кобылянской «Апостол черни» советская критика считала неудачным и предпочитала замалчивать вовсе. Хотя вообще в Советском Союзе Кобылянскую, жившую на территории боярской Румынии, признавали, печатали и даже издали в 1927—1929 годах ее «Твори» в девяти томах.
В 1940 году, когда Северная Буковина была присоединена к Советской Украине, в прессе появилось несколько жизнеутверждающих и пафосных статей за подписью Ольги Кобылянской, якобы приветствовавшей это событие. Родственники Ольги Юлиановны утверждают, что она, в то время уже прикованная к креслу, вообще не интересовалась политикой... Именно за те статьи и начали преследовать писательницу румынские оккупационные власти.
Она прожила длинную жизнь...
P.S. Разыскивая в Интернете дополнительный материал к этой статье, я набрела на следующий диалог в форуме:
— Помогите найти что-нибудь для реферата про Ольгу Кобылянскую!
— А кто это?
— Кажется, это то, что раньше называлось «украинской классической литературой»...
No comment.