Валентина (слева) с младшим сыном Васей |
Необитаемый дунайский остров Малый Далер, площадью 258 га, осенью 2002 года передан в аренду на 25 лет жительнице Измаила директору ЧП «Кантри-центр» Валентине Лавреновой.
Состоятельный австрийский художник-любитель назвал Далер самым живописным и девственным уголком Европы. Любителя дикой природы не огорчил даже ржавый скелет малого речного буксира и разрушенный дебаркадер, где сложно не сломать ногу.
Малый Далер расположен в 12 верстах от Измаила, ниже по течению. Остров пунктирно вписывается в своеобразный речной архипелаг вместе с румынским Малым Татару, по которому ритмично проносится электричка, и нашенскими островами Малым Татару, Малым и Большим Далерами, необъятным окультуренным Кислицким, игрушечными Катенькой и Машенькой.
Архипелаг
Подробный экологический паспорт Малого Далера был толково и честно составлен только в 2000 году учителем из Суворова Олегом Потаповым. Год спустя вожак юных экологов, трепетный защитник природы дельты утонул в озере Кугурлуй, наблюдая перелет cерых гусей.
В своем «зеленом досье» Олег Потапов называет Дунай Великим, что, согласитесь, звучит непривычно. Привычнее возвеличивать Волгу-матушку, Байкал соответственно обозначать батюшкой. Фольклорная брешь оправдана тем, что Дунай всегда был неугомонной коммуналкой. В обозримые годы коммуналку еще и уплотнили с пальбой и скандалами.
Для советских граждан река преувеличенной сэвовской дружбы была неприступным рубежом. Острова в русле неутомимо «отдамбовывались» и насыщались пограничными хитростями, в просторных дуплах маскировались телефоны. С ПСН (пункта скрытого наблюдения) на нашенском берегу наблюдали румынских гусей, даже чутко слушали их гогот, а на гусином берегу в это время румынские друзья по оружию в зеленых фуражках шлепали растрепанными картами, целиком положившись на бдительность соседей.
Тем не менее именно строгие пограничные столбы сберегли для любителей бедвочеров, искателей шмелей и бабочек буреломный буш дунайского архипелага.
Конгломерат пограничных рогаток заодно обезопасил Измаил от проникновения зевак и гастролеров, как, скажем, город закрытой русской славы Севастополь. Правда, Измаил больше выглядит городом турецкой славы: Суворов, штурмовавший крепость долго, с потерями, признался, что такая изнурительная осада возможна лишь раз в жизни.
Плановые экскурсии катали по Дунаю в герметичных теплоходах, похожих на мыльницы, с наглухо задраянными форточками. Во времена лигачевских запретов с румынского берега экскурсантов дразнили винными бутылками. По другому же борту на нашем архипелаге раззадоренно фыркал трактор. Над серебристыми тополиными кронами задиралась скрюченная экскаваторная клешня, из ковша капала жирная грязь, воняло сероводородом — хозяйствовали.
Пограничный режим препятствовал объявлению оргнаборов, речной пейзаж ударно преобразовывали силами окрестных хозяйств, подсыпали прирусловые валы, городили в комарином краю шандоры-шлюзы. На отвоеванных у стрекоз островных проплешинах даже пробовали сеять зерновые, разбивали фруктовые сады, сажали абрикосы, персики, яблоки «слава победителю» и орехи-фундуки. В островных плавнях мычали обезумевшие от слепней коровы. Когда завозили, наряд тщательно пересчитал буренок на дебаркадере.
Граница по-прежнему была неприступной, особенно изнутри.
Пойменный лес сберегла еще и необъятность государства. Некрасовским мастеровым мужикам сподручнее было грузиться с мешками, где упруго топорщились согнутые на манер скаток двуручные пилы, в самолеты архангельской и вологодской нацеленности.
На рубеже эпох проникновение к островному архипелагу упростилось. Почуяв опасность, тогдашний начальник Измаильского лесхоза Г.Шкарина дальновидно инициировала проект регионального ландшафтного парка «Измаильские острова». В 93-м Одесский облсовет оперативно узаконил парк, однако без создания администрации. Для организации работ на территории парка по приказу №89 предприятия «Одессалес» в составе Измаильского лесхоза было создано Дунайское лесничество. Восемь лет первозданность братишек Далеров и Малого Татару охраняли от набегов шесть надежных сторожей.
Зимой 2000-го Дунайское лесничество, видимо, не от хорошей жизни, было упразднено, парк перешел в состав Измаильского лесничества. В смутное безвременье вой лодочных «Ветерков» и пьяные крики в рогозе на Малом Далере беспокоили пару белых орланов, сезонно обитавшую на острове. Орлан — краснокнижная царь-птица дельты с размахом крыльев под два метра, хоть и исполин, но птаха трепетная. Птичье семейство с трудом дотерпело до осени и вместе с двумя подросшими птенцами снялось, напоследок покружились, говорят, над островом с сожалением. Всего в дельте с румынской частью обитает до 10—15 белых орланов. Суворовские юные волонтеры природы городили на разлапистых ветках площадки, чтобы приманить пернатых гигантов, но на следующую весну пернатый царь Далера не прилетел, выкурили-таки.
С реструктуризацией лесхоза охранные ряды поредели. Сейчас островной парк вместе с Малым Далером, арендованным Валентиной Лавреновой, исключительно для элитарного экотуризма, стерегут всего четыре сторожа. Измаильское лесничество продолжает хозяйственную деятельность на ландшафтных островах. По прирусловому валу Малого Татару проложена лесная дорога-просека для вывоза добытого леса тракторным прицепом.
В прошлом году три острова — Малый и Большой Далеры и Малый Татару — были переданы под юрисдикцию Дунайского биосферного заповедника, и теперь Валентине необходимо заключать договор с заповедником. О целесообразности пользования островом на предложенных условиях она еще крепко подумает.
При открытии на Татару тропы имени Олега Потапова, которая, к счастью, совершенно не наблюдается в буреломе, автор, как орангутанг, пробирался на четвереньках. В фарватере сопела португальская студентка, ландшафтный дизайнер. Тема ее дипломной работы была связана как раз с дунайскими островами. Когда выбрались на поляну, лесничий архипелага озвучил, видимо, давно и прочно застрявшее под форменной фуражкой предложение:
— Хорошо бы понад берегом проложить бурковку и возить иностранцев на тарантасе к плавне.
Кормильцы-плавни у местных — женского рода, как Волга-матушка, это вам не бездушный ветланд.
После передышки мы снова полезли сквозь буш. Пойменный лес самого живописного острова Европы представляет собой многоярусные заросли — ежевика, папоротник, подлесок акации, тополя душит дикий виноград. Под ногами или гнилье — в него проваливается нога, или сухой треск хвороста. Комары, какие-то мошки, как привязанные, на ушах — паутина…
Корчма
Длиннющий реанимируемый флигель обжит только наполовину. Когда-то размещавшийся здесь сельский детсад не вмещал всех малышей. Потом, на переломе формаций, омертвевшее было здание оживил швейный цех кооператива «Радуга», зарегистрированного в Измаиле под №2, председателем которого была Валентина. «Радуга» возникла как дочернее предприятие одесской швейной фабрики имени Воровского. Кооператив благополучно задушило налогами государство, но до сих пор в измаильских копках и на рынках спрашивают:
— Валя, когда «херсонки» привезешь?
«Херсонки», рубашки в клетку, «Радуга» шила из клетчатой ткани Херсонского ПХБО. Пионер кооперативного движения Валентина Лавренова не изменила своему призванию: на территории «Кантри-центра» доводится до ума павильон-подиум, где западным гостям будут демонстрироваться модели ручной работы. Когда Валентина показывала штучные подиумные модели с кружевами-мережками, вязанными на вологодских спицах, вышивками, платья со смелыми разрезами, причем зачастую из домотканого неотбеленного льна, лицо ее просветлялось. В этой женщине гармонично сочетаются полет фантазии незаурядного модельера, которому подрезали крылья, и холодный моментальный расчет хозяина. На cообщение фонда WWF в районной газете, объявившем конкурс на лучший бизнес-проект, который станет инструментом защиты природы, отреагировала моментально. И прошлой осенью выиграла тендер.
Трехдневный тур «Дунайская пойма» заслуженно популярен и разумно доступен, удовольствие стоит всего 450 гривен, это с проживанием в комфортабельных номерах, экзотическими национальными блюдами. Ее неуемная фантазия подсказывает варианты продолжения путешествия, логичное удлинение его, насыщения новыми впечатлениями. В пустующем военном городке она собирается открыть цеха народных промыслов. Туристы воочию смогут наблюдать, как на ручных станках ткут ковры из шерсти бессарабских овец, как искусно плетутся из камыша сумочки или тапочки-папурянки, как из тростниковых отходов брикетируется кадильный уголь. В планах — создание учебно-производственного комбината, где будут обучать забытым ремеслам.
Проект В.Лавреновой объявлен пилотным, он на контроле у заместителя губернатора Николая Тындюка. Но, будучи прагматиком, которому государство уже подставляло ножку, она не шибко уповает на авторитетную поддержку — все равно «Кантри-центр» с островом в группе риска. Во-первых, сам бизнес в условиях импульсивных налоговых новаций зыбок, во-вторых, реакция депрессивного населения неадекватна. Народ у нас отзывчивый, но не устойчивый. Когда распустят слухи, что Валентина на экогирле «капусту косит», могут от отчаяния запить и в лебединое озеро сдохшую кошку бросить.
В-третьих, в комплекте с распоряжением об аренде подшит перечень обязательств, выполнения которых, с одной стороны, потребуют власти, а с другой — независимые менеджеры программы TACIS. В перечне мероприятий — и контроль загрязнений, и обеспечение биоразнообразия, еще исследование флоры и фауны, и биотопов экосистемы Малого Далера, анализ качества плесовой водицы и подробного описания очагов загрязнения. А от загрязнений и катастроф никто не застрахован. Где-то в Румынии, скажем, снова дамбу прорвет, там, как выяснилось, австралийцы по дедовским технологиям моют золото, а Валентине потом вылавливать в плавнях нуклиды.
Сухой аромат охапок чабреца, василька, календулы, подвешенных к балкам под потолком ресторана-корчмы, насыщает пространство. Подоконники веранды тесно уставлены вазонами, рядом с цветком рабочих окраин геранью благоухает орхидея.
Экстерьер и интерьер стилизованы под виртуальную бессарабскую корчму. Двери венчает полка-«мисник» с разнокалиберными глечиками. На стенах домотканые ковры: на черном поле ярко-розовые и пронзительно зеленые узоры, не поблекшие от времени. Не разберешь — где ковер из молдавского села, где из болгарского. Здесь же утварь из гагаузских хат, предметы быта русского старообрядческого подворья, телега, сбруя. Что-то Лавренова приобрела, многие редкие атрибуты быта просто дарили.
На каминной полке тикают часы-куманец, которые она присмотрела в одесской комиссионке. Куманец изготовил из кожи мастер, выполнявший заказы для самого Алексея Косыгина. Гости и не догадываются, что обрамление камина с французским клеймом на чугуне — это располовиненная буржуйка. Валентина откопала ее в хламе на чердаке.
Уполномоченные менеджеры фонда дикой природы WWF направляются проверять освоение кредитов, на которые частично финансируются работы в номерах, участвуют в проекте и средства Валентины.
У бетономешалки — трое взрослых сыновей хозяйки «Кантри-центра». Семья большая, с американским размахом. По скошенному коридору проникают в обозначившуюся уже сауну. Сауна будет отапливаться исключительно дровами из пойменного леса.
— Это бассейн, — объясняет Валентина менеджерам фонда WWF Полу Гориапу и Найджелу Пикоку. — После хот вочер, колд вочер — шок!
Шоки
В программке дня часть мероприятий деликатно предлагается «по желанию», как, скажем, «наблюдение кувшинок, лилий и харовых водорослей на плесе заказника «Лунг».
В прошлом сезоне пожилая любительница из Нидерландов изъявила желание наблюдать на Лунге зонтичные харовые. Выехали по каналу в жару. Если о Дунае отец истории Геродот в V веке писал: «Истр, который течет красиво», то вода в канале вообще никуда не спешила утекать, она цвела и сперто воняла. Из ряски торчали рожки похожих на чертиков чилимов, водяных орехов. Канал сопровождала некрасовская круча, пестро украшенная отвалами мусора, как и в любой родной деревне.
Углубились в камыши.
— Дальше гайда на бабайках, — буркнул рулевой-липованин напарнику и взялся за весла-бабайки. Жалили оводы. Лопасть подняла сеть. — Бери гундыр! — скомандовал рулевой. Шест-гундыр увязал в иле. Когда лодочник его вытащил, шибануло гнилью, утлый каюк опасно качнулся. Выплыли к кувшинкам, и бабушка расцвела.
Валентина рассчиталась с лодочниками евровалютой.
— Вот где зелень надо рубить, на зеленой тропе, — скаламбурил старший. — Если б мы каждый день так зарабатывали, то и сети бы не ставили.
— Так это были ваши сети? — спросила Валентина.
— Каравка-то? А чья же?
Идея ее работает, она платит лодочникам, а они убирают с зеленого фарватера сети, иначе экскурсия невозможна.
Недавно бабушка звонила в «Кантри» и признавалась, что пережитое болотное путешествие было самым прекрасным в ее долгой жизни. Справлялась, смогут ли ее принять в нынешнем сезоне.
Серьезных западных любителей в первую очередь привлекает в дельту высокая концентрация краснокнижных птиц на островах. На Большом Далере Олег Потапов насчитал от 30 до 60 пар малых бакланов, караваек 15—30 пар. Колпицы гнездятся по 5—10 пар, желтых цапель — 10—15 пар!
Но дама из Голландии не была заядлым бедвочером, она исповедует зеленый туризм. Западных непосед от карамельной Ниццы и руин Баальбека воротит, им натуральную патриархальность подавай, с оглоблями и навозным душком. Что же ее тронуло — самобытность, колорит, неуклюжесть вперемежку с сердечностью, религиозные аномалии?
Некрасовцы старательно посещают старообрядческий храм, среднее поколение тоже истово и скоро себя отмечают, кернят двумя перстами, поклоны бьют ожесточенно. Но потомки всех этих Листратов, Сафонов и Макеев обратились к своей экзотической религии уже вторично, с ажиотажем, как и повсеместно. Для западного наблюдателя все наши плодящиеся с опережением смысла церкви в куполах, конечно, экзотичны, но ровно настолько, насколько и храмы Мадраса, которые тоже венчают диковинные купола.
Наверное, не последнюю роль в пользу отчаянного выбора нашей европровинции играет шок, эдакая встряска, фотосафари с леденящими сюрпризами, где правда жизни — без глянца. Сама кантри, где зенитные ракеты поражают рейсовые аэропланы — это уже шок. Канал, где среди полиэтиленового мусора пробирается нутрия, — шок. После него приятным шоком — лебединое озеро, потом дежурным шоком — дерьмо по берегам, потом — корчма, как спасение, с бессарабскими плодами-лимонами в фойе и Валентиной, экзотичной, эпатажной и эндемической.
Что ж, на каждый товар свой покупатель. Молва о нашем необычном товаре уже косолапит по Европе, фотографии корчмы и Валентины на планшетах WWF — в Брюсселе.
Но главное, думается, в том, что люди остро нуждаются в сказках, особенно в беззащитном начале жизни и под закат. Валентина организовала гармоничную сказку, руководствуясь незаурядным художественным вкусом, фантазией и холодным трезвым расчетом. Ее вымышленная корчма возникла аккурат, когда теряются корни и интеграционно распыляются традиции, но осколки антуража пока в верхнем культурном слое, глубоко лопатить не надо. В такие переломные моменты кусания локтей наблюдается всплеск интереса к самими же отброшенной истории. В яркую интерсказку Лавреновой, которая, замечу, добрее сказок Астрид Линдгрен и совершеннее, охотно погружаются жители белесых голландских горизонтов.
Настоящий постоялый двор, где останавливался прототип Чичикова, скупавший оптом мертвые бессарабские души, был, вероятно, чадным, сыромятиной пахло, конским потом, мамалыгой, керосином, цыгане досаждали. Керосиновая профилактика, однако, не препятствовала авантюристу этапировать клопов к следующему степному приюту.
Напоследок, согласно программе, бесплатным презентом — папурянки, экологически чистые тапочки, который плетет из камыша дедушка в Измаиле.
В долине замысловато меандрирующих речушек Алияги и Кирги-Китая джип свернул с трассы и валко поехал к редким камышам, ими отмечен мучительный путь пересыхающего ручейка по первобытно привольной долине. Слева угадывалась едва приметная череда скифских курганов, с дюжину насчитали, справа по Троянову валу у трассы галдели грачи. На пригретом первым солнцем склоне робко зацвел крокус. У лужицы-Алияги нервно дергала хвостом трясогузка.
Над днестровской поймой летел белый орлан самолетных размеров, он не парил, тяжелые птицы не парят, а с достоинством плавно петлял, мерно, волнисто взмахивая черными крыльями. Оконечности их, с пальцами-перьями напоминали крепкие как доска мужицкие ладони. Наконец он сел на сук узловатой ивы и стал похож на бербера — сверху темный халат, снизу белый хвост, как галапия. Коряга ему не глянулась, он снялся и поплыл куда-то неприкаянно. Где он сядет?