UA / RU
Поддержать ZN.ua

ГИБЕЛЬ ВИЗАНТИИ — «ВТОРАЯ СМЕРТЬ ГОМЕРА И ПЛАТОНА»

Средневековый латинский хронист писал: «Константинополь — это не только око веры христианской, но и предмет желаний всего мира»...

Автор: Сергей Махун
Падение Константинополя в 1453 году. Картина венецианского художника XV в.

Средневековый латинский хронист писал: «Константинополь — это не только око веры христианской, но и предмет желаний всего мира». В более чем тысячелетней истории Второго Рима два события стоят особняком, их роль в генезисе цивилизации огромна. Чуть более, чем 550 лет тому назад под ударами турок-осман 29 мая 1453 года пал Константинополь. А 13 апреля сего года исполнилось 800 лет с того времени, как Воинство Христово «отклонилось» от цели похода — освобождения «Гроба Господня», захватило и разграбило город императора Константина. Для православного мира Константинополь больше, чем символ. Греки, болгары, сербы, черногорцы, македонцы, украинцы, русские, белорусы, румыны, молдаване, грузины, эфиопы, египетские копты и армяне связаны и сейчас с наследием и традициями Византии видимыми и невидимыми нитями. Влияние Второго Рима на все сферы жизнедеятельности восточного христианства (особенно в церковной жизни — константинопольский патриарх и поныне «первый среди равных» — и, конечно же, культуре) остается огромным.

Предпоследний император Византии Иоанн VIII Палеолог. Медаль Антонио Пизано. 1438 г.

Фатальное «отклонение»

Византия умирала долго и мучительно. После смерти в 1180 году базилевса Мануила Комнина империя погрузилась в пучину мятежей, восстаний, дворцовых переворотов. Представители династии Ангелов стали могильщиками былого величия богатейшего города в мире. Крестоносцы, направленные в IV Крестовый поход алчной рукой 90-летнего венецианского дожа Энрико Дандоло, с молчаливого согласия римского папы Иннокентия III оказались втянутыми в дворцовые интриги на Босфоре, обязавшись помочь одному представителю династии в противовес другому. Сразу же после первого, неудачного штурма латинян 17 июля 1203 года узурпатор трона Алексей III сбежал, прихватив казну. Казалось, цель похода достигнута, и пора отправляться в Палестину сражаться с сарацинами: возвращенный на престол ослепленный Исаак и его сын-соправитель Алексей выплатили крестоносцам огромную сумму — около 100 тысяч серебряных марок, почти половину оговоренных в договоре денег. Но венецианцы непреклонны и требуют окончательной расплаты. Они убеждают французов, немцев, сицилийцев остаться под стенами Константинополя.

Окончательная развязка наступила после очередного переворота и прихода к власти ярого противника латинян Алексея IV Мурзуфла. Но в чистом поле «франкам» (так византийцы называли своих врагов) не было равных. Под стенами города в феврале греки потерпели поражение. Плохим предзнаменованием стала утрата в бою имперской святыни — иконы Божьей Матери, написанной, по преданию, евангелистом Лукой. 9 апреля штурм захлебнулся, и крестоносцы стали поговаривать о неугодности Богу их предприятия. И тут в дело вступили церковные иерархи, которые именем папы римского отпустили грехи всем, кто ринется на твердыню еретиков-«схизматиков». 12 апреля крестоносцы захватили часть города; избранный знатью новым императором Феодор Ласкарис был вынужден со своими сторонниками уйти через Босфор в Малую Азию, где создал Никейскую империю — в ближайшие 55 лет постоянную соперницу Латинской империи.

«Город-дворец» у ног варваров

Вот как описывает грек Никита Хониат в своих «Хрониках» разграбление Константинополя крестоносцами 13 апреля 1204 года: «Таким образом… беззаконничали западные войска против населения Христова, не оказывая решительно никому ни малейшего снисхождения, но всех лишая денег и имущества, жилищ и одежд и совершенно не оставляя тем, кто имел что-нибудь!.. Вот эти ревнители, поднявшие на плечи крест и многократно клявшиеся им и словом Божиим проходить христианские страны без кровопролития… вооружить свои руки против сарацинов и обагрить мечи кровью опустошителей Иерусалима!» И латиняне, не стесняясь, описывают разграбление Константинополя — маршал Шампани Жоффруа Виллардуэн в своих мемуарах «свидетельствует вам по совести и по истине, что в течение многих веков никогда не находили столько добычи в одном городе. Всякий брал себе дом, какой ему было угодно, и таких домов было достаточно для всех» (источники говорят о 30—50 тысячах воинов-«пилигримов»).

Одной из причин непримиримого соперничества Рима и Константинополя была духовная, интеллектуальная, экономическая пропасть, разделявшая их. О богатстве Византии говорили и католики, к примеру, Кретьен де Труа, с восхищением вещавший в романе «Клижес»: «Описывать ее не смею, поскольку для таких чудес в природе нашей нет словес». Один из участников похода Робер де Клари в книге «Завоевание Константинополя», рассказывая о разграблении Фаросской церкви, отмечает: «…нашли два куска креста Господня толщиной с человеческую ногу,.. и потом там нашли железный наконечник от копья, которым прободен наш Господь в бок, и два гвоздя, которыми были пробиты его руки и ноги…», «пилигримы разглядывали громадность города, и дворцы, и богатые аббатства, и богатые монастыри, и великие чудеса, которые были в городе; они долго дивились этому и особенно сильно дивились монастырю святой Софии и богатству, которое там было». Налицо удивление варваров!

Великая империя, правопреемница Римской, так и не смогла оправиться от страшного погрома 1204 года. Латиняне-крестоносцы с упоением, достойным лучшего применения, уничтожали город императора Константина. Гелена Гринева, исследовательница западноевропейского Средневековья, очень тонко заметила: «Город-сад, город-дворец был разрушен…Запад здесь был, как и прежде, чужаком…Латинская империя чахла полвека, ибо Запад, расчленив птичку, но так и не найдя механизма, который заставляет ее щебетать и порхать, со скукой и недоумением отвернулся».

Реванш византийцев
и геополитический цунцванг

После почти полувекового изгнания в Никее и восстановления империи Михаилом Палеологом, доминирующей державой на христианском Востоке Византия так и не стала. На Балканах в XIII—XIV вв. за гегемонию боролись Сербия, Болгария и Венгрия; в Греции возникли десятки франкских княжеств (обломки Латинской империи), усиливали свое влияние в Восточном Средиземноморье Венецианская и Генуэзская республики. Нельзя было сбрасывать со счетов Эпирскую деспотию династии Ангелов, албанцев, боснийцев, валахов и Великих Комнинов — императоров Трапезундской империи на юго-восточном побережье Черного моря. Но главная опасность для Константинополя исходила от турок-осман. После битвы на Косовом поле в 1389 г. утратила независимость Сербия, вскоре настал черед Болгарии. Османская «удавка» вокруг жалких остатков владений Византии затягивалась все туже. Город Константина, несколько городов во Фракии, Фессалоника, с десяток островов в Эгейском море и Пелопоннеский полуостров — вот и все, что осталось от великой империи.

В 1396 году султан Баязид Молниеносный в битве при Никополе разгромил крестоносцев. Но уже в 1402 г. произошло событие, отодвинувшее захват турками Константинополя на целых 50 лет. В начале года Баязид пытался взять столицу Византии измором, но, обеспокоенный вторжением войск Тимура в Малую Азию, бросился навстречу Хромцу. Поражение турок-осман было полным, а сам Баязид умер в плену. Возникла пауза. Султан Мурад II в 1422 году оказался под стенами Константинополя, но буквально через несколько часов, обеспокоенный заговором, отступил.

Палеологи пытались спасти державу. Императору Мануилу II удалось даже отвоевать у турок ряд городов во Фракии и укрепить «византийскую партию» при дворе султана. Но главной силой, которая могла реально помочь, оставался Запад. Император Иоанн VIII был убежден, что спасти империю сможет только союз с Римом, а «единственная возможность заставить своих подданных принять унию — утвердить ее на соборе, который, насколько это было бы возможно, приближался бы по своему представительству к Вселенскому» (Стивен Рансимен. «Падение Константинополя в 1453 году»).

Уния с Римом — последний шанс?

Проведя многие годы в молодости на Западе, Иоанн VIII Палеолог был знаком с настроениями папы и государей. В 1437 г. он уезжает в Италию. В Ферраре император, патриарх Иосиф, представители восточных патриархов, архиереи и ученые начали переговоры с папской курией об унии. Чума вынудила всех переехать во Флоренцию. Среди главных вопросов — правильное толкование канонов Вселенских соборов и трудов Отцов церкви. Многие православные иерархи проигнорировали Собор, и потому император возвел в сан митрополита трех ученых монахов: Виссариона из Трапезунда, Исидора из Киева и Марка Евгеника. Каждый византиец выступал на диспутах сам по себе (иерархи, включая и патриарха, считаются одинаково просвещенными свыше в понимании догматов веры, а толкование трудов богословов — прерогатива мирян); потому латиняне, выступившие единой командой, выглядели сильнее.

Император, человек образованный, всячески стремился загладить возникавшие конфликты; вопрос об учении о Божественной энергии так и повис в воздухе. Патриарх Иосиф согласился с Римом в таком вопросе, как формула латинян о Святом Духе, исходящем и от Отца, и от Сына (filiogue). Было принято латинское учение о посмертном очищении молитвами Церкви душ умерших без отпущения грехов. Римский первосвященник признавался управляющим Вселенской церкви, но за восточными патриархами сохранялись их права и привилегии. Папскую туфлю отказались целовать все греки, кроме Исидора. Возникал вопрос — а готовы ли к унии православные церкви стран Дунайского бассейна, Восточной Европы, Закавказья? Сохранив за собой лишь обряды и богослужение, император и патриарх (последний умер еще в Италии; один ученый сказал, что ему, «как приличному человеку, растерявшему остатки своего престижа, ничего другого не оставалось») подписали унию, где признавали догматы Рима и главенство пап, заставив сделать это же большинство священников и философов. Уклонился от подписания документов философ Плифон и, даже под угрозой лишения сана, Марк Эфесский.

«Лучше тюрбан султана, чем шапка кардинала»

Возвращение императора и иерархов церкви в столицу завершилось скандалом. Услышав во время обедни в величественном соборе святой Софии имя папы, люди выбегали на улицу с криками: «Святая София поругана!». Восточные патриархи не признали себя связанными подписью своих делегатов. Исидор в Москве был брошен в темницу и, лишь подкупив охрану, бежал в Польшу, а потом в Италию. Марк Эфесский был лишен императором сана, но для абсолютного большинства простолюдинов он оставался главой церковной иерархии. Патриархи-униаты читали молитвы лишь узкому кругу царедворцев. Георгий Маммас, возведенный в патриархи в 1445 году, через шесть лет бежал в Рим.

Объявленный папой Евгением в 1440 году крестовый поход завершился в 1444 году полным разгромом «воинства Христового» под Варной. Император Иоанн VIII, проживший после возвращения из Италии еще девять лет, постоянно мучился от безысходности положения. Его братья Константин, Димитрий, Фома и Феодор проводили время в междоусобицах. Все надежды православной партии в империи связывались с Димитрием, решительно отвергшим унию, но вскоре (1442 г.) он стал деспотом Мореи в обмен на отказ от претензий на престол. Реально пытался помешать экспансии турок лишь Константин, укреплявший оборонительные линии на коринфском перешейке. В 1447 году умер деспот Феодор, а так как Иоанн был бездетен, то наследником стал Константин. На печально известном Косовом поле в 1448 году растаяли последние надежды. Регент Венгрии Янош Хуньяди, «... имея всего 36000 и не дождавшись Кастриота (вождя албанцев Скандербега. — С.М.), выступил против султана на Косовом поле и был раздавлен султанскими войсками, которых было в 10 раз более...», пишет Федор Успенский в «Истории Византийской империи». Иоанн VIII, узнав об этом поражении, через несколько дней, 31 октября 1448 года, умер. Наследие, оставленное им, было мало и небогато. Лишь Константинополь, Морея и ряд городов во Фракии оставались в руках Константина. Адмирал флота Византии Лука Нотарас сказал: «Лучше тюрбан султана, чем шапка кардинала», и это был голос отчаяния.

«Остров» в османском «океане»

Городу, пережившему с 1348 г. по 1431 г. девять эпидемий чумы, насчитывающему к 1430 году лишь 40 тысяч жителей, приходилось ждать своей участи. Оставаясь сторонником унии, Константин добился признания своей власти у братьев Фомы и Димитрия. Но симптоматичен такой факт: коронация Константина состоялась в Мистре (Морея) в 1449 году при отсутствии патриарха. Не прошло и двух лет, как в Адрианополе умирает Мурад II, скорее союзник, чем враг империи. Приход к власти его 20-летнего сына Мехмеда II, казалось, не предвещал ничего плохого. Но не мягкость и податливость, а твердость и решительность были его чертами характера. «Скорее имел Мехмед II неукрощенную натуру своего прадеда Баязида I Молниеносного» (Агатангел Крымский. «История Турции»). Константин попытался вести разговор с султаном как с равным себе. Мехмед II вскоре показал свой нрав, умертвив малолетних братьев. Византия опрометчиво потребовала от молодого султана дани. Расположенный к христианам великий визирь Халиль ответил послам: «Мы знаем ваши намерения, а вы не знаете, какая опасность грозит вам самим! Совестливого Амурата (Мурада II. — С.М.) более нет в живых; его престол занят юным завоевателем, которого не могут стеснять никакие законы и не могут останавливать никакие препятствия; если же вы вывернетесь из его рук, приписывайте это небесному милосердию, которое отсрочит наказание за ваши прегрешения. К чему пытаетесь вы испугать нас пустыми и косвенными угрозами?» (Стенли Гиббон. «История упадка и разрушения Римской империи»).

В 1453 году Константину было уже почти 49 лет. Еще до вступления на престол он проявил большие способности как администратор и хороший воин. Редкий случай — Константина любили, им восхищались буквально все подданные, несмотря на скорее видимую поддержку ими унии — император был связан словом чести продолжать политику покойного брата.

Предвестием будущей осады стала закладка султаном в 1452 году в самом узком месте Босфора крепости Румели хисар. Еще более 50 лет назад его прадед Баязид Молниеносный воздвиг крепость как раз напротив — Анадолу хисар. Румели хисар (по-турецки — крепость в стране румов, т. е. ромеев) или же второе название — Богаз кесен («перерезающая пролив») была построена за четыре месяца под пристальным взглядом Мехмеда II. Путь, по которому в Константинополь поступало продовольствие из Причерноморья, был перекрыт. Столица Византии окончательно стала «островом» в османском «океане».

После унизительных поражений под Никополем, Варной и Белградом европейские государства оказались на распутье. У многих властителей были и собственные неотложные проблемы. Фридрих III Габсбург готовился к коронации в Риме в качестве императора. Франция и Англия еще не оправились от бедствий Столетней войны. Польша и Литва, объединенные в единое государство, находились в конфронтации с Тевтонским и Ливонским орденом; на юге их беспокоили крымские татары. Короли Кастилии, Арагона и Португалии продолжали изнурительную борьбу с маврами. Папа римский Николай V (с 1447 г.) не был настроен помогать городу, фактически проигнорировавшему решения Флорентийского собора.

31 августа 1452 г. Мехмед со своей армией неожиданно появился у стен Константинополя и провел там три дня; эта рекогносцировка недвусмысленно дала понять: падение города — дело времени. 26 октября 1452 г. в Константинополь прибыл Исидор, экс-митрополит Киевский и всея Руси, недавно возведенный в сан кардинала римской церкви и назначенный папским легатом к императору. Ему удалось за деньги Ватикана нанять в Неаполе 200 лучников.

Начало осады

В конце 1452 года Мехмед II приступил к подготовке нападения на столицу Византии. По свидетельствам современников, он «ночью и днем, ложась в постель и вставая в своем дворце и вне его, имел одну думу и заботу: какой бы военной хитростью и с помощью каких машин овладеть Константинополем». В конце января 1453 года султан собрал большой совет, на котором было принято решение атаковать Константинополь. Европейская армия во главе с Караджа-беем осадила византийские города на Черном море — Месемврию, Визос и Анхиалос. Немногочисленные их гарнизоны капитулировали. Селимврия и Перинфос, что на Мраморном море, защищались, но были взяты штурмом и разграблены.

Вся помощь Запада уже в 1453 году выражалась в высылке хорошо вооруженного отряда во главе со знаменитым кондотьером Джованни Джустиниани Лонго из Генуи. 700 воинов прибыли в Константинополь 29 января. Джустиниани был назначен командующим обороной сухопутных стен. Генуэзцы и венецианцы (в основном вооруженные моряки и купцы) во главе с бальи Минотто, на время забыв о распрях, стали готовиться к обороне. Свои услуги императору предоставили жители каталонской колонии, около сотни турок из свиты претендента на османский престол Орхана. Но не все иностранцы имели мужество остаться в городе. Так, 26 февраля шесть критских и один венецианский корабль с 700-ми пассажирами на борту выскользнули из бухты Золотой Рог. Впрочем, более никто город не покинул. По распоряжению Константина была проведена перепись годных к службе мужчин. Таковых оказалось: 4983 грека и чуть более 2000 иностранцев. К началу осады в Золотом Роге оставалось 26 военных кораблей. Против почти 80 тысяч регулярной армии султана и нескольких десятков тысяч ополченцев-башибузуков стояли лишь 7000 христиан.

Праздник Светлого Воскресения Господнего — Пасха — выпал в 1453 году на 1 апреля. Храмы били во все колокола. Цвели фруктовые сады, запели соловьи, на север тянулись караваны птиц. Но совсем рядом, во Фракии, земля содрогалась от движения многотысячной армии. 2 апреля ее передовые отряды подошли к Константинополю. Император приказал разрушить мосты через рвы, закрыть городские ворота и протянуть через бухту Золотой Рог огромную заградительную цепь (на воде ее поддерживали деревянные плоты). 5 апреля кольцо осады полностью охватило город. Перед очами осман и их подневольных союзников (сербов, валахов, боснийцев) предстал потускневший, но все еще великий город. Территорию он занимал огромную: 16 ворот по берегу Золотого Рога и 11 — на суше лицом к западу. Султан обратился к Константину и его подданным, обещая сохранить жизнь и имущество в случае добровольной сдачи. Император ответил: «Готов жить с султаном в мире, оставив ему все захваченные им города и земли, и уплатив любую посильную дань. Константинополь же отдать не можем — уж лучше умереть...»

12 апреля началась бомбардировка города. «Наиболее тяжелые орудия, в т. ч. урбановский монстр (гигантская пушка венгерского инженера Урбана. — С.М.), требовали столько возни, что из них удавалось выстрелить не более семи раз в день. Зато каждый такой выстрел производил огромные разрушения» (С.Рансимен). Многочисленные подкопы, попытки засыпать рвы под прикрытием высокой деревянной башни заканчивались неудачей. Султан решил направить большую часть флота в бухту Золотой Рог, чтобы открыть боевые действия с севера. 20 апреля в ходе морского сражения, завершившегося полной победой христиан, выявилось превосходство последних. Султану надо было что-то решать — ситуация в лагере накалилась до предела. Выход нашли — по специально выстроенному деревянному помосту, смазанному жиром, суда на подставленных под ними колесах были перевезены из Босфора в бухту Золотой Рог. 80 судов оказались перед северными стенами города, и его положение стало безнадежным.

«Вечная память!»

24 мая султан отдал приказ готовиться к решающему штурму. У Константина рассеялись последние надежды на помощь Запада: вернулась, чудом прорвавшись через турецкие корабли, бригантина, посланная в Эгейское море; моряки ее так и не нашли ни одного венецианского корабля. Рим, Венеция, Генуя лишь готовили экспедиционный корпус на помощь Византии. 25 мая наступило лунное затмение, и в течение трех часов в Константинополе царил полный мрак. Христиане молились Богоматери Одигитрии. Самая почитаемая икона была водружена на носилки, но вскоре она необъяснимым образом упала, и ее с трудом водрузили на место. Процессия прекратилась через несколько минут — пошел дождь с грозой, а вскоре и град. Утром 26 мая Константинополь был в полном тумане, а уже следующей ночью купол храма святой Софии оказался в центре странного сияния...

В понедельник 28 мая на закате дня турецкий лагерь, безмолвствующий уже более суток, внезапно ожил. Тысячи людей двинулись к крепостным стенам; они начали засыпать рвы, готовить пушки и стенобитные орудия. В половине второго ночи 29 мая Мехмед II отдал приказ о штурме. В городе епископы, монахи и священники ходили вокруг стен и со слезами на глазах пели: «Господи, помилуй!» Император расставил войска таким образом: 3000 человек — у ворот святого Романа по центру во главе с Джустиниани, 500 человек — во Влахерне у своего дворца, еще 500 человек буквально «рассыпал» по береговой линии. На башнях остались небольшие караулы. Последние слова Константина, обращенные к защитникам, дошли и до нас: «В ваши руки передаю мой скипетр — вот он! Сохраняйте его! На небе вас ждет лучезарная корона, а здесь, на земле, останется о вас вечная память!». Единодушный крик обреченных христиан долетел и до лагеря осаждавших: «Умрем за веру и Отчизну!»

Силы были неравными. Турки (в первом ряду башибузуки) лезли на стены, карабкались по трупам, подгоняемые янычарами. Но лишь ценой многих тысяч погибших они сумели проникнуть в город у стены Феодосия. Джустиниани был ранен (пуля, пущенная из пищали, пробила латы); кондотьер потребовал, чтобы его отнесли на корабль. Император Константин XI пал в бою, как простой воин. Победители нашли его труп среди изувеченных тел по золотым гербовым орлам на сапогах. Греки разбежались по домам в надежде защитить свои семьи; генуэзцы, венецианцы и критяне пытались прорваться с оружием в руках к кораблям.

Султан отдал город на разграбление: «Сокровища и пленные пусть будут вашей добычей; себе я оставляю лишь здания и стены города». Потоки крови залили улицы города. В неволю было уведено от 30 до 40 тысяч человек. Около 20 кораблей сумели прорвать блокаду — турецкие моряки также занялись грабежом. Погибли многие произведения искусств, в том числе была уничтожена икона Богоматери Одигитрии, пережившая первое падение города. Константинополь стал Стамбулом, а Западная Европа постаралась забыть о страшном для всех греков и православных по сей день вторнике, когда с оружием в руках умерла великая Византия.