Красив настоящий грузинский характер, сильна еще Грузия своими лучшими людьми. Людьми благородными, высокой пробы. Людьми чести. В них я вижу залог очищения, возрождения и взлета в настоящем и будущем. Очищения и возрождения души многих живущих на грузинской земле. Работы тяжелой и каждодневной... В конечном счете, как известно, самой главной работы сегодня. Важнее ее нет ничего. И как важно, что эта работа может опираться, произрастать, отталкиваться от этих благородных людей, представляющих собой самое ценное богатство страны.
Я знала такого человека. Вот уже несколько лет как мы без него. Слегка затянувшаяся рана от этой утраты позволяет уже писать о нем.
Речь идет о заслуженном архитекторе Грузии, 15 лет жившем и работавшем в Украине, Шалве Шалвовиче Чедии, незаурядной, цельной личности, сочетающей в себе высокий строй души, ценнейшие качества характера и редкий профессионализм.
Это зодчий широкого диапазона. Он и архитектор-художник, и инженер-строитель, и градостроитель, а также, в определенной мере, оформитель внутренних помещений и ландшафтный архитектор.
Ему подвластны были работы самые различные как по величине, так и по назначению: города, села, жилые районы, многоэтажные здания и сельские дома, надгробья и составные части парковой архитектуры, метро и спортивные сооружения, клубы и магазины, санатории, гостиницы, дома отдыха и т.д.
Итогом его творческой мощи и редкого трудолюбия явилось минимум 111 проектов за не такую уж и долгую жизнь (учитывая его участие в Великой Отечественной войне). Из них не меньше 30 проектов осуществлены в натуре. Это немало — архитекторы знают это (цифры основаны на архивных документах и проектах с печатью организации и личной подписью автора).
Интересна география его работ. Архитектура Ш.Чедии осуществлена в 22 (!) городах Грузии, Украины, Казахстана, Туркмении, Азербайджана, Армении. Да, наследие зодчего солидно. И даже вызывает некоторое удивление, если учесть метод его работы: львиную долю разработки проекта Шалва Шалвович брал на себя.
Собираясь исследовать его творчество, я обнаружила в его домашнем кабинете горы эскизов, чертежей, рисунков на ватмане, кальке, синьке. Большие дубовые встроенные шкафы забиты рулонами, папками, альбомами. Внимательно, шаг за шагом, изучая эти чертежи, я была до глубины души поражена тщательностью, подробностью, законченностью проработки каждого проекта. Лично мастером. Собственноручно.
Конечно, такой упорный творческий поиск говорит об удивительной влюбленности зодчего в свою профессию, об удовольствии от работы, говорит о большой требовательности к себе и, наконец, о высокой профессиональной культуре мастера.
Как известно, архитектура — это искусство формирования пространства для жизни человека. Так вот, Шалва Шалвович стремился создать самые разнообразные пространства теплыми (по образу), уютными, удобными, стремился одухотворить среду обитания.
Но самое ценное, нa мой взгляд: Шалва Шалвович был истинным мастером композиции, формы, пластики, что позволяло ему точно определить масштаб, пропорции, композицию объекта в целом. Это, как известно, не так просто. В прошлые времена не все зависело от архитектора и в процессе проектирования, и, особенно, при строительстве объекта. Более того, убеждена и знаю на основании собственного опыта, что добиться качества было очень трудно. Время люмпенизации нравов общества в целом, время упадка культуры вообще по сравнению, например, с серебряным или золотым веками культуры Российской империи. (Правда, сейчас в этом смысле еще хуже и намного, но нe об этом речь.)
Испокон веков и везде: зодчий — главный строитель (в переводе с языка наших древних учителей греков — высший строитель). Зодчий — ведущее лицо, дирижер строительства. И это естественно. Он лучше других представляет конечную цель общего труда, связывает все части проекта воедино, создает художественный облик и, в конечном счете, несет ответственность за качество работы. Поэтому решающее слово принадлежало ему. Так было всегда.
Но в последние десятилетия вековой порядок был нарушен. Во времена Хрущева архитектор был превращен в конторского служащего. Он оказался в подчиненном положении — ведущее место занял инженер-строитель. А в самые последние советские годы даже на руководящие должности в проектных институтах стали назначать инженеров, чего раньше никогда не было.
Архитектор стал зависимым от руководителей, часто отличавшихся художественной некомпетентностью. Если говорить о сути, то в те времена попросту исчезли логика и разумная организация строительства. Архитектура (образно говоря) была сбита с ног, ее перевернули и поставили на голову: качество архитектуры, эстетика нe были государственной задачей. Государство не хотело понять сути архитектуры как искусства. По большому счету, красота и гармония, а значит, высокое качество архитектуры, не были нужны ни заказчику, ни руководителям проектных институтов, ни строителям. Главное для них: дешевле, проще, быстрее. Как правило, они «гнали вал» (от этого зависела премия, и немалая). Часто использовали, например, те стройматериалы, что под рукой. А красота — это, конечно, хорошо, но это уж как получится, так как, по их мнению, это дело второстепенное и не серьезное. Но даже если архитектор неимоверными усилиями добивался нужного ему качества проекта, это совсем не значило, что построенное здание будет соответствовать авторскому замыслу. Так, например, создавая лыжную базу в Бакуриани, Шалва Шалвович старался найти гармонию между обликом здания с его сложными двускатными высокими крышами и рельефом местности, графикой окружающих гор, их силуэтом. Изучал пейзажи, пластику рельефа, чтобы наиболее удачным образом вписать архитектуру в ландшафт. Началось строительство. Приехав в Бакуриани, автор с ужасом увидел грубейшую ошибку: здание было посажено на полтора метра ниже, почти отсутствовал цоколь, а значит, здание будет приземистым, потеряет свои пропорции, в конечном счете — гармонию, т.е. самое главное.
И это не единственный случай. Это обычная практика. Поэтому талантливым зодчим приходилось порой туго. Для того чтобы вытянуть архитектурный объект, зодчему нужно было затратить массу энергии, нервов и даже, как известно, проявить настоящую жертвенность, подвижничество. Именно так работал Ш.Чедия.
Судьба сложилась так, что свою творческую жизнь зодчий начинал у нас, в Киеве. В 1946 году. Это было время светлых надежд, время подъема, оптимизма. Были брошены большие средства на восстановление городов, объявлены многочисленные конкурсы. Вместе со своим другом Константином Джанашией, к которому Ш.Чедия относился неизменно с большой теплотой, молодой специалист со всем своим горячим жаром души и энергией включился в эту работу.
Работали увлеченно, вдохновенно, не замечая, что просиживали ночи напролет. С интересом изучали историю древнерусской архитектуры, ее своеобразие и традиции. Увлекались украинским барокко, что видно, например, в конкурсном проекте станции метро «Крещатик», оформлении живописным орнаментом барочного рисунка или монументальных пропилеев входа за Выставку народного хозяйства в Голосеево. По тому времени это были для Киева новые и крупные объекты.
В Киеве познакомился зодчий с работой по реставрации зданий различного назначения.
По проекту Ш.Чедии застраивали поселки и села в Прикарпатье и Донбассе.
Но первую известность зодчему принесли конкурсные проекты памятников и монументов, например, монументы в честь Победы для Ашхабада и Вильнюса, индивидуальные и типовые проекты памятников и надгробий погибшим воинам, например — для Минска, монумент Б.Хмельницкому в Переяславле в ознаменование 300-летия воссоединения Украины с Россией. Часть из них отмечена премиями и впоследствии построена.
Тогда же был объявлен конкурс на проект памятника великому поэту, мыслителю Грузии Давиду Гурамишвили, глубоко чтимому и в Украине. В конкурсе приняло участие 32 архитектора, 1-я и 2-я премии были присуждены двум проектам авторского коллектива: архитекторам Ш.Чедии, К.Джанашии, скульптор И.Ражба. Эта победа была особой удачей молодых зодчих. Памятник из полированного черного гранита и белого мрамора был построен на могиле великого поэта в Миргороде, небольшом, в те времена — уютном, утопающем в садах городке Полтавщины.
Когда скульптор лепил барельеф Давида Гурамишвили, он обратил внимание на внешность молодого зодчего и попросил позировать ему: были трудности с поиском достаточно четкого изображения поэта.
И вполне допустимо, что некоторыми чертами характера, на мой взгляд, зодчий был похож на великого поэта. Да, впрочем, это в какой-то степени и естественно. Патриотизм, рыцарство и искренность, постоянное творческое горение и активное отношение к жизни — все это, по отзывам родных и друзей, было присуще Ш.Чедия в полной мере.
Украинские архитекторы помнят Ш.Чедию. Когда я разговаривала с ними, то они всегда оживленно, как-то внутренне загораясь, вспоминали его. Невиданная, совершенно особая редкая щедрость, широта души по отношению к друзьям, знакомым и, что интересно, в форме сдержанно-деликатной, воспринимались окружающими как красивая особенность грузинского национального характера. Он умел и любил отдавать. Помогать тому, кто в нем нуждался. Жизнелюбие, умение создать вокруг себя радостную атмосферу, все это вместе с ранее сказанным создавало особенное обаяние незаурядной личности, притягивающей к себе людей. Поэтому многие искали его общества.
Возвращаясь к украинскому периоду жизни зодчего, можем с полной ответственностью сказать, что он оставил по себе добрую славу в Украине. И как профессионал, вложив определенный вклад в украинскую архитектуру, он возвратился в Грузию, по которой всегда скучал, уже зрелым и опытным мастером. В Тбилиси зодчим были выполнены самые крупные, значительные и разнообразные проекты, большинство которых сразу же осуществлялись.
Спустя некоторое время после возвращения в Тбилиси Ш.Чедия переезжает в Сабуртало на улицу Хилианскую, 20, в кооперативный дом архитекторов, большое современное здание, что своими протяженными лоджиями открыто на юг, в сторону зеленой балки, где расположен Тбилисский зоопарк. Интересно вспомнить историю постройки этого дома. И вот почему. История говорит о, может быть, самой главной черте характера, как бы стержне натуры зодчего — о его знаменитой честности.
Итак, желающих участвовать в строительстве кооператива оказалось много. Решили строить девятиэтажный дом на 107 квартир. Но кому доверить роль председателя кооператива? Архитекторы посоветовались между собой и избрали Ш.Чедию. Они были уверены в том, что он честно выполнит эту нелегкую задачу. Так оно и было. Более того, он ни разу не воспользовался преимуществом своего положения, например, для более качественной отделки своей квартиры. Она даже не была закончена как следует. Все его усилия были направлены на то, чтобы были довольны его товарищи, чтобы никто не имел права упрекнуть его в злоупотреблении своим положением. Такая вот фантастическая на сегодняшний день щепетильность, честность. Когда все уже жили в своих квартирах, злоумышленники в отсутствие хозяев забрались в квартиру и в подвал Ш.Чедии, все перевернули, как потом остряки шутили: искали чемоданы денег, которые, по распространенному тогда мнению, должен был иметь председатель такого крупного кооператива.
Честность, как известно, очень широкое понятие. Она проявляется во многом: и по отношению к людям вообще, и в связи с деньгами, и по отношению к государству и т.д. Честность Шалвы Шалвовича была какая-то органичная и непоколебимая, всеобъемлющая и глубинная. Что греха таить, и в прошлом, и сейчас есть много государственных чиновников, не чистых нa руку. Многие люди оправдывали этим свои не очень честные или совсем не честные поступки, делая это ради своей семьи или друзей. Я не философ и не психолог, и не мое дело рассматривать это распространенное явление с нравственной точки зрения. Я только точно знаю, что коррумпированная «рваческая» обстановка не поколебала благородной честности Шалвы Шалвовича. Он признавал только то, что заработано честным и законным собственным трудом.
В последние, печальные, годы его жизни, в годы смуты и начинающего беспредела, в годы, когда начальником «293 Военпроекта» был позорно-известный некто Абрамов, случайный, нечистый на руку человек, ценивший работников по степени пресмыкательства перед ним, создавший для творческих людей нестерпимую атмосферу в институте, сколько сил, нервов потратил зодчий, чтобы в конечном счете убрать ловкого и хитрого рвача, который за спиной автора втайне использовал авторитет Шалвы Шалвовича, имя, авторские разработки в целях личной наживы. Такого шулерства, воровства, оскорблявшего его честь, Шалва Шалвович не выносил. Ни при каких обстоятельствах, ни в какой степени и ни от кого. Боролся один — открыто. Против своего начальства. И где боролся? В военном ведомстве. В начале так называемой перестройки, когда уже пахло разбоем. Всеобщим.
Понимая все это, понимая скорее всего безрезультативность своих усилий, он шел до конца: непримиримо, самоотверженно. Гордость, человеческое достоинство не позволяло ему остановиться, пойти на компромиссы, уйти в тень, смириться, учитывая свой преклонный возраст. Вот когда проявилась вся его благородная, яростная отвага, настоящие бойцовские качества! Вот когда в нем четко проявился несгибаемый дух грузинского воина, грузинского начала в его характере.
«Воин всегда воин, — находим у современного русского классика Дмитрия Михайловича Балашова, — пока сидит в седле и руки держат клинок. Там нет старости у мужа. Есть только смерть». Как будто сказано о Ш.Чедии. Да, непримиримость ко злу сократила его дни... Сильно переживая в последнее время, мастер считал для себя унизительным показать это людям, держа все в себе.
Навязанные народу военные конфликты последних лет на севере и западе Грузии прошли тяжелыми гусеницами через сердце зодчего. Гибель молодых грузинских ребят, воинов, боровшихся за свою землю, он воспринимал как гибель собственных сыновей. Печаль и глубокое потрясение — вот частое настроение зодчего в то время.
Архитектура — «матерь искусств». Она всегда с нами. Хорошая или плохая, она воздействует на людей постоянно. Воздействует сильно. Она делает нас или равнодушными и несчастными дикарями, или людьми с развитым эстетическим вкусом. В старину мудрые властители начинали свою деятельность со строительства. Они старались привлечь к своему двору архитекторов, художников, чтобы создать что-нибудь значительное и красивое. Они понимали, что новые законы, новые речи не сразу находят поддержку, а вот зримая красота — может быть самым действенным аргументом, и в политике тоже. Красивая, выразительная архитектура, национальная архитектура (будь то реконструкция изуродованных, запущенных районов города, реставрация старинных зданий или строительство новых) — убеждает. Действует сразу и сильно. Вдохновляет людей.
Сегодня центр Киева стал для меня чужим и отталкивающим. Такое впечатление, что город оккупирован. Хотелось бы, чтобы у нас в стране изменилась, наконец, организация работ в архитектуре и вернулись к той архитектуре, которая выстроена по законам гармонии, красоты, завершенности пространства. Сила таких зодчих, как Шалва Чедия убеждает нас в том, что это вполне возможно.