Вначале история "из дурдома". В прямом смысле слова, не в политическом. Два молодых специалиста развлекались, ставя на пари диагнозы "на время" и "на глазок", не подглядывая в историю болезни.
В приемном отделении - новый пациент, по всем показателям социабельный, то есть ведет себя вполне нормально. Пока (а пари к тому времени уже было проиграно) ему не задали прямой вопрос: "Вы, собственно, здесь по какому поводу?"
Собеседник изменился в лице. Быстро оглянулся, приосанился и торжественным шепотом произнес: "Я изобрел формулу всего!"
Затем последовали истории о пришельцах, "третьем глазе", подслушивании через вентиляцию и экранировании фольгой. Хотя до основного вопроса все было совершенно заурядно…
Так и в повседневной жизни. Пока человека что-то всерьез не затрагивает, его жизнь преимущественно нормальна, то есть скучна. Но порой случается нечто всерьез и внезапно - любовь, война, смерть или рождение. И жизнь вмиг меняется. Становится предельно понятной и отчетливо черно-белой. В ней всему есть объяснение и рецепт, известны окончательные герои и злодеи. И человек, переживающий подобное открытие, естественно, числит себя помощником героев, даже не подозревающих об этом. Ведь заметить человека можно лишь по поступку, а никак не по мнению. Мнение - это виртуальное квазидействие. Оставим его социальным сетям.
Итак, о драмах и открытиях людей, имеющих свое безупречное и непоколебимое мнение, остальная часть мира не подозревает. Но есть люди, по разным причинам находящиеся на текущий момент в аналогичном состоянии эмоционального резонанса. Отсюда у неофита возникает ряд иллюзий. Во-первых, что его мысли должны читать все остальные, потому что они: а) сильны, б) потому-то верны. Во-вторых, создается ощущение, что такое положение дел теперь будет всегда. Ведь если мы окружены себе подобными, то отчетливо видим, как весь мир разделяет наши взгляды. А кто не разделяет, тот дурак.
Достаточно, чтобы вас плотно обступил десяток человек со щедрыми комплиментами, и через непродолжительное время вы поймете: мир - ваш. Обычного тщеславного заблуждения политиков, услаждаемых ближайшим окружением, не избегают и заурядные избиратели.
Итак, при определенных потрясениях появляется новый социальный слой, состоящий из ярких или ставших таковыми индивидуальностей. На первом этапе группа нуждается в самоидентификации. То есть в особом названии, кратко объясняющем им и миру намерения этот самый мир изменить до основанья. А затем посмотрим…
В украинской реальности эволюция этих групп и терминов отразила эволюцию революционной части общества.
Первым было слово "добровольцы". Люди, шедшие на войну по зову сердца. Преодолевавшие саботаж, предательство и трусость тех, кого шли защищать. Они были стойки в боях с агрессором, но тыловое сражение за свою идентичность проиграли.
Часть украинского общества, которая сочла себя политической нацией, самоотождествилась с новым идеалом. То, что реальность вносила в идеал значительные поправки, уменьшая его численность и снижая пафос, парадоксальным образом лишь усилило значимость.
Добровольцы защищали народ и страну, но власть не была в списке приоритетов. Власть это осознала быстро. И, не дожидаясь дальнейших процессов самоорганизации добровольческого движения, где свернула, где схлопнула, а где и подавила вышеупомянутое явление.
Тогда социальная энергия, по закону сохранения, перетекла в волонтерское движение. С этим термином было и проще, и сложнее. Во-первых, двусмысленность англоязычного выражения вначале не давала Западу понять, вооруженные это люди или нет, и участвуют ли в боях. У них там с этим строго до тошноты.
В цивилизованном мире помощь граждан своим вооруженным силам упрощена и детализирована настолько, что в ней есть место абсолютно всем и всегда. Включая людей с ограниченными физическими (и не только) возможностями - к примеру, аутисты, скрупулезные и внимательные к мельчайшим деталям, востребованы израильскими спецслужбами. Volunteers, добивающиеся возможностей помочь своей армии и штатским, терпящим гуманитарную катастрофу? Да что вы там, в Украине, курите?
Во-вторых, волонтеры для них - это некие доброделатели печенек и партийных флажков. Они не получают за свою деятельность прибыли, но уж точно не терпят при этом личных убытков. Даже религиозная благотворительность отражена в старом анекдоте про скучную жизнь однодолларовой бумажки, в отличие от сотки баксов, кочующей между церковной кассой и карманом.
Восточная Европа разницу вскоре поняла, но в целом это было неудобное явление, ломающее не только шаблоны, но и бюджеты украинского подсоса. В том числе и схемы его распила. Поэтому нужно было создать настолько тесный социальный лифт, чтобы неопытные в интригах и амбициозные волонтеры переругались еще на подходе к нему.
Более упрямых следовало наградить, втянуть и "припахать" так, чтобы еретических мыслей о системных изменениях у них более не возникало.
А оставшихся "волков" и "волчиц"-одиночек, намертво уцепившихся в "свои" части и подразделения, допускать к оным исключительно как добытчиков. Но уж никак не в качестве критиков и комментаторов увиденного. Ну переписать в свою "красную книгу", мало ли.
Скучная новость в том, что во всех вышеописанных процессах, увы, нет централизованного организованного заговора. Есть инстинктивный многолетний сговор чиновников и обычные отраслевая зависть, жадность, тупость, наблюдавшиеся в любом министерстве или бюджетном предприятии и учреждении до войны. У этого дракона нет головы, потому что это - амеба. Просто с войной и амеба оживилась, начав борьбу за существование. С нами, многоклеточными.
Общество, начавшее активно вооружаться в надежде всерьез отстоять свои права, было разоружено, в том числе идеологически. Никому во власти не нужно было гражданское общество, показывающее слишком очевидные примеры собственной эффективности. Спонсоры и так уже сомневались, тем ли дают.
В итоге бывшее добровольчество-волонтерство снова раскололось на профессионалов и активистов.
Профессионалы в основном вернулись или возвращаются к тому (или сходному) роду занятий, который был у них до войны. Осознав, что их конкурентное преимущество и залог побед - это качество проделанной работы, но не по украинским стандартам.
Активисты же составили прослойку, ранее неравномерно распределенную в околопартийных тусовках. В связи с нравственным, умственным и финансовым оскудением украинской партийной жизни, эти люди выделились в отдельное сообщество. И опять возникла терминологическая путаница.
На Западе слово "активист" непременно означает радикала и погромщика. У нас это поначалу были люди с активной гражданской позицией. По взглядам, безусловно, более прогрессивные, чем депутатский корпус. Но по пониманию мироустройства находящиеся, в основном, на уровне Птолемея, потому что у тех, кто обнаружил, как все устроено, уровень пассионарности становится как уровень холестерина у вегана.
Любая радикальная среда склонна к расколу еще напополам - на "настоящих" активистов с битами и еще более настоящих активистов со словами. Как ответственные граждане они считают своим долгом и обязанностью вмешиваться во все подряд теми инструментами, которыми владеют лучше всего. Из лучших, но не всегда бескорыстных побуждений. Как найти баланс между делом и словом, между компетентностью и компетенцией? Когда люди лезут не в свое дело (а больше-то и некому), это плохо или хорошо?
Плохая новость для активистов в том, что компетентность - это то, что нужно уметь делать, а не то, как себя при этом вести. Компетентность определяется итогами деятельности, а не процессом и заявлениями о планах. Сколько на это нужно потратить средств и усилий - тоже никого не должно волновать. Хотя украинский заказчик чего-либо высшим уровнем компетентности считает минимальность затрат. Поэтому так и живет.
Есть три уровня. Первый - базовая компетентность. Она касается всей группы, организации или социальной прослойки и относится к тому, что, дабы добиваться общего успеха, надо понимать и уметь абсолютно все.
Для активистов эта позиция очень трудна. "Формула всего" есть у каждого из них. Причем - своя.
Общая компетентность более узкая. Она охватывает людей со схожими ролями. Но базовый общий навык для наших активистов - умение противостоять, неважно чему. Все равно вокруг одни враги. Критическое мышление - это очень хорошо, если оно дополняет здравый смысл, а не заменяет его.
В этом смысле активисты - прототип будущего украинского социума, нанимающего себе власть на исполнительную службу путем выборов и не закатывающего при этом глаз в экстазе от очередного политического шарлатана.
Но эта группа - все еще прототип, ведь на текущий момент закатывание глаз по поводу столь разных вождей лишает их малейшего шанса действовать слаженно и эффективно в критический момент украинской истории.
Есть еще такая опция, как ролевые компетентности. Они связаны с узким приложением усилий и определяют специальные задачи, важные для эффективной работы группы. Эту опцию представляют совсем небольшие в масштабах страны социальные группы, продолжающие называться волонтерскими. Они выполняют задачи профессионально, но по конечному результату являются социальными активистами, поскольку эффект их работы получает широкое социально-политическое значение. Это - компетентные группы. Вокруг них (и за их весомые мнения) уже разворачивается политическая борьба.
Компетенция составит основу новой украинской политической доктрины, она заменит остатки идеологий XIX - начала XX века. Этой области социальной этики только предстоит появиться, потому что позиции этики все еще занимают разные идеологии прошлого. Идеологии навязчиво предлагают защиту своих ценностей, но не объясняют, зачем конкретно, по какой необходимости.
Необходимость - это критическое, стратегическое мышление, способность создавать инновации и так далее. Компетенция - самый большой дефицит общества.
Поведение и умения, компетенция и компетентность не взаимозаменяемы. Объяснения "зато он был на Майдане (в АТО/ранен/репрессирован/патриот)" при всем уважении не заменят образования и профильного опыта. Награды - отдельно, а работа - после учебы. Кажется, при выборе между двумя невеждами патриот предпочтительнее. Но это только вначале. А вот когда он становится должностным лицом, не факт, что декларативные качества предотвращают его коррумпированность. Иногда даже освящают.
Один из пригодных для нас способов оценки компетенции - "метод критических инцидентов". Когда мы видим, меняют что-либо к лучшему или к худшему действия различных групп в состоянии полного ахтунга - от власти до активистов. Или это только болтовня.
Есть, правда, еще изрядное количество народа, эффективно самоорганизовывающегося по другим критериям. Например, контрабандисты или копатели янтаря. Они искоса посматривают на ругань власти с активистами, им совершенно наплевать на исход этого диалога. Ведь они тоже знают, как все устроено на самом деле, и что Земля - плоская.
Столкновение этих "формул всего" может вести либо к усилению социального бреда (над чем усиленно работает противник), либо к их взаимному обнулению ввиду очевидной неэффективности.
Против обнуления будут все политики, наши камикадзе, всегда надежно пикирующие на эластичном тросе. Ведь здравомыслящий избиратель - их самый страшный кошмар. Поэтому политики манипулируют активистами-дилетантами, спекулируя на их завышенной самооценке, с целью оставить все почти как есть, а лучше - в свою пользу. Так, чтобы более ловкие манипуляторы остались наверху за счет разоблачения других, себе подобных.
У клинических историй с изобретателями "формул всего" реалистичные финалы зачастую сводятся к тому, чтобы сверхкомпетентный человек держал свою сверхоригинальную точку зрения при себе, а не пытался с ее помощью, например, починить электропроводку или газовую колонку.
В социальном измерении это сделать будет во много раз труднее, поскольку искренне желающих починить страну с помощью очередного серпа и молота более чем достаточно. Поэтому очень важно не давать им в руки острые и тяжелые предметы.
Да, это звучит обидно. Но ведь всегда можно послушать истории о "третьем секторе", то есть третьем глазе, пришельцах, они же МВФ, и облучении телевизором.
Хотя это ведь вовсе не означает, что за вами не следят.