Вера обладает уникальной способностью, которая одновременно переполняет ее жизнь через край и в то же время служит источником постоянных потерь. Она умеет влюбляться сразу и без разбора. Причем обязательно в благородных героев, которых видит... едва ли не во всяком встречном. Пока подруги придирчиво присматриваются к претендентам на свое сердце, критически оценивают недостатки, ищут тайные подвохи в словах, мимике, поступках, Вера сразу и безоговорочно начинает восхищаться достоинствами мужчины, раздувая их до космических масштабов. Быстро и радостно, будто новые покупки в шкаф, заталкивает в себя восхищение кавалером, сладко окунается в ночной непокой, считает дни до следующей встречи, пытаясь до мелочей угадать ее сценарий.
Для Веры не существует мужчин «не того типа». Судить о людях таким примитивным образом, считает она, просто непорядочно. Если Вере попадался на жизненном пути высокий и статный, то сразу наделялся полновесным комплексом достоинств былинного багатыря-спасителя. Хлюпеньких и низеньких мужчин Вера с готовностью записывала в тонкие романтики с невероятно богатой душой, способной с лихвой компенсировать все прорехи во внешности. Полные идут по категории патологически конченых добряков, брюнеты (даже без усов) называются д'Артаньянами, лысые - нестандартно мыслящими, а косноязычные или малоэрудированные расцениваются как крайне озабоченные насущными жизненными проблемами, когда недосуг заниматься самообразованием.
Главным чудом всех избранников считается их профессия или хобби - кому с чем повезло. Собственную непостижимую увлеченность работой Вера с упорством приписывает и другим, щедро разбавляя рутинную бытовуху возвышенными фантазиями. Никто из ее избранников не мог считаться безликой либо равнодушной личностью. Если на горизонте надежд начинал маячить милиционер, он сразу превращался в самоотверженного борца с преступностью - Верка сатанела, если при ней рассказывали любимые народом анекдоты. Офицер оказывался образцом служения отечеству, а налет казарменности освячивался самоотверженностью. Газетный хроникер представлялся в кругу знакомых как рыцарь пера и слова, без которого просто не может существовать современное информационное пространство. Замдиректора сомнительной по статусу фирмы виделся Атлантом, который держит на загривке все тяготы производства. Сотрудник заштатного НИИ, полгода рыдающий о зарплате, становился идеалом технической смекалки - Вера начинала ненавидеть глупое человечество, не сумевшее разглядеть в нем гения. Даже в стороже соседской автостоянки, фальшиво лабающем на гитаре и рифмующим через строчку «кровь - любовь», «страдания - желания» она умудрилась узнать непризнанного маэстро городских романсов.
Ни глупой, ни безрассудной Вера отнюдь не была. При всей невероятной эмоциональности деловые вопросы решала достаточно трезво и ловко руководила семьей, состоящей из стандартного набора: бабушки и дочки. С небольшой натяжкой ее даже можно было назвать практичной женщиной - во всем, кроме безграничного желания красивости в личном счастье.
Друзья знали, с каким упорством Вера наступает своей необъятной душой на стандартные грабли, но поделать с ней не могли ничего. И всякий раз, когда в телефонную трубку неслось: «Господи, какой он хороший, замечательный!», готовились подставлять жилетку под слезы. Верка часами могла рассказывать о своих увлечениях, просыпалась ночами, чтобы припомнить поцелуи, касания рук, а если случалось большее, начинала придумывать фасон свадебного платья. Случайные фразы (которые с такой преступной легкостью вылетают из мужских ртов) типа: «Может, летом поедем к морю...» она подхватывала на лету, бережно лелеяла и выращивала до переживаний: а вдруг летом ей не дадут отпуск?! После небрежно брошенного обещания как-нибудь смотаться в кафешку, перебирала наряды и, с трудом выкроив гроши из семейного бюджета, всю субботу пропадала на базаре, подыскивая недорогую кофточку, в которой могла поразить чужое воображение всерьез и навсегда.
Поздними вечерами перечитывала романы, копалась на полочке с классической поэзией, видя во всем намек на свое... Потом тащила приятелю какой-нибудь заветный томик, тайно рассчитывая, что он тоже узнает в главных героях себя - подточенного жизнью, но мужественного - и ее - такую тонкую, нежную, а вместе с тем и безгранично сильную. Потому что страстно желала быть для мужчины не только любимой, но еще и преданным другом. Стоило ему заикнуться о каких-либо неурядицах, как Верка с готовностью совала под них свое плечо, не желая понимать, почему от него отказываются. Спасение от всего - вот оно, то есть она. Нужна только самая малость - поверить!
Но верить не хотели. Может быть, Вере просто не везло, только все, кого она так щедро наделяла восхищением, упорно от него отказывались. Мужчины почему-то не желали быть ни талантливыми, ни честными, тем более мужественными и благородными, не дай Бог, героями. В порядке тихого протеста они начинали вести себя резко противоположно - поддразнивали Веру, эпатировали ее фантазерство, демонстративно вытаскивали из себя все худшее. Замдиректора «рогов и копыт» поносил заказчиков, хвалился, как цинично умеет обманывать и воровать. Милиционер, усердно принимая на грудь для куража, бахвалился количеством выбитых зубов и противно подмигивал, дескать, все бандиты у него за дружбанов, а в отчетах - сплошная липа. Сотрудник НИИ чем дальше, тем больше сопливил, капризно заявлял, что все это рационализаторство он видит «в одном месте» и гадко сплетничал о коллегах. Сторож не желал играть на гитаре и петь, а тянул на пропахший бензином топчан в своей будке...
Верка мучилась, терзалась, но... Не сдавалась, веря, что кризис пройдет, и от ее тепла из залепленного житейской грязью человеческого кокона вылупится нечто яркое, крылатое, с перспективой поднебесного полета. Замечая признаки в поведении, явно указывающие на то, что мужчина хочет тихо свалить, Вера чаще всего решалась на кардинальный шаг - рассказывала, что полюбила. По-настоящему - крепко, безмерно, восхитительно, как показывают в кино или пишут в книгах. А вот тут от нее начинали драпать, словно от цунами. В лучшем случае лгали, обещав позвонить через неделю.
Последующие переживания Веры были такими же бурными, как и предыдущие, только с огромным количеством знаков «минус». Она по-настоящему страдала (иначе склонная с детства к полноте, не сохранила бы до сорока лет 46-й размер) и очень много плакала. Ее искренне жалели, деликатно уговаривали, что обстоятельства нужно принимать такими, как они есть, а мужчин «кушать» в той форме, в какой они поданы, ведь подгоревшую булочную котлету с легким привкусом мяса заново не перелепишь. Вера запрещала себе чувствовать красиво, занималась аутотренингом, готовилась к спокойствию и рассудительности, однако... Всякий раз, как только впереди маячил легкий намек на стартовую линию, брал свое жестокий эмоциональный голод. Вера бросалась на дистанцию, очертя голову, пытаясь на этот раз - самый-самый последний! - догнать своего Героя.
Кажется, сейчас у нее на правах Рафаэля стажируется бомжеватого вида уличный рисовальщик...