Недавнее празднование 90-летия Варшавской битвы («чуда на Висле») должно было завершиться торжественным открытием на Оссовском поле памятника 22 красноармейцам. Ожидался приезд высоких гостей – нового российского посла и даже президента Польши. Однако польская общественность сказала «нет», и торжества перенесли на неопределенный срок. Почему так произошло? Об этом уже три недели дискутируют СМИ – и польские, и российские, и украинские.
Пролог
О могиле красноармейцев на Оссовском поле было известно давно. Местные жители много лет приносили сюда цветы, зажигали поминальные свечи, и это никого не должно удивлять. Поляки чтут абсолютно каждую могилу, кто бы в ней ни покоился – друг или недруг. На территории Польши существуют кладбища австрийских, венгерских, французских, английских, немецких и советских солдат; и помимо муниципальных организаций всегда находятся люди, которые о могилах заботятся.
В 2008 году в ходе работ по устройству культурно-исторического парка, который планируется создать на Оссовском поле к столетию Варшавской битвы, т.е. к 2020 году, археологи исследовали могилу и действительно обнаружили там тела 22 солдат. Простой деревянный крест не вписывался в облик будущего парка. Надо было что-то делать. И вот тогда Бронислав Комаровский, в ту пору маршалек Сейма, патронировавший создание исторического парка под Оссовом, сказал, как теперь вспоминают, что эта могила – хороший повод показать россиянам, как поляки относятся к их погибшим солдатам.
15 июля сего года бургомистр гмины Воломин Ежи Микульский получил от генерального секретаря Совета охраны памяти борьбы и мученичества Анджея Кунерта следующее письмо:
«Приближающаяся 90-я годовщина Варшавской битвы должна получить особенное, как можно более торжественное оформление. Стремясь придать новые ценности предстоящим торжествам, высшие государственные органы власти выдвинули идею пригласить на планируемые торжества представителей российской стороны. Канцелярия Президента Республики Польша обратилась к Совету Охраны Памяти Борьбы и Мученичества с просьбой подготовить соответствующий объект…
Совет ОПБиМ обращается к руководству гмины Воломин с просьбой рассмотреть возможность подготовки… братской могилы большевистских солдат, погибших 14 августа 1920 г. под Оссовом(…) Хочу настоящим письмом подтвердить пожелания и намерения Канцелярии Президента, которая рассматривает возможность участия Президента РП в торжествах в Оссове(…)»,
То, что буквально за несколько дней в чистом поле была проложена дорога и через речку Чарна Струга переброшен мостик, нас с вами удивить не может. Мы перед приездом высоких гостей и не такие чудеса видели. Но впопыхах забыли информировать общественность о том, куда эта дорога ведет, то есть о планах возведения монумента. А это в Польше, мягко говоря, не принято. Только дня за три до планируемого открытия памятника в польских СМИ стали появляться сообщения о нем - выдержанные в бесстрастно-информационном тоне, за которым угадывалась некоторая растерянность.
Понять польских коллег нетрудно. Где-то у самых истоков всей этой истории просматривалась возвышенная христианская идея: благословляйте проклинающих вас и молитесь о ненавидящих вас. Из всех заветов Христа этот поддается воплощению в нашей грешной жизни с наибольшим трудом. И тем не менее в 1965 г. у польских епископов хватило сил написать немецким «Прощаем и просим простить нас». Сколько было шума! Авторов письма, кардинала Стефана Вышинского и архиепископа Вроцлавского Бронислава Коминек, обвиняли в надругательстве над памятью павших во Второй мировой войне; им кричали, что они не смеют высказываться от имени всего польского народа. Но горше всего было то, что немецкие епископы не приняли протянутой руки, адекватного ответа не последовало. Пережили. А в декабре 1970-го между ПНР и ФРГ были подписаны первые государственные соглашения, в результате которых родившиеся на западе и севере Польши немцы впервые смогли приезжать в родные места. Лед тронулся. Сегодня понятно, что это единственный путь из лабиринта взаимных обид, в котором оказались многие европейские страны. Как было бы хорошо, если бы и в Оссове…
Но что-то, что не так просто определить словами, мешало дальнейшему полету радужных фантазий.
Солдатская могила или памятник?
Это первый вопрос, который задавал каждый, кто видел монумент – огромный православный крест (слишком огромный, чтобы быть просто крестом на могиле) из дорогого камня на фоне 22-х, по числу погребенных, армейских штыков. Он как-то стилистически не согласовывался со словами о христианском долге прощения врагов, о том, что рядовых солдатиков, которые не по своей воле сюда пришли, теперь пожалеть бы надо, а забота о могилах солдат-чужестранцев – древняя традиция поляков. Да и кому все это говорить? Протестовать против открытия монумента пришли те же самые люди, которые много лет подряд приходили на это место с цветами и поминальными лампадками; гневные статьи и комментарии в Сети писали те же люди, которые всего три месяца назад, 9 мая, участвовали в общепольской акции «Зажжем свечу для российского солдата». Каждый протестующий подчеркивал, что ничего не имеет против достойного захоронения красноармейцев – приличной надгробной плиты, надлежаще оформленной территории вокруг могилы. Но вот памятника большевикам на польской земле не бывать!
Анджей Кунерт, желая несколько успокоить страсти, уверял зрителей ТВП, что это и не памятник вовсе, а так себе – надгробие: «В соответствии с действующим в Республике Польша законодательством и обязывающими нас международными договоренностями не может быть и речи, нет даже тени такой возможности, чтобы кто-то поставил в общественном месте памятник, посвященный армии, или представителям одного из тоталитарных режимов! Речь идет о солдатской могиле».
Тут следует пояснить, что в Польше существует закон, по которому за пропаганду тоталитарной идеологии, в том числе фашистской и большевистской, можно получить два года тюремного заключения. Таким образом, те, кто в ночь перед открытием надгробия/памятника нарисовали на плите под ним красные звезды, рисковали дважды. Во-первых, нехорошо пачкать новое имущество. Во-вторых: я очень надеюсь, что в реальной жизни в Польше никто еще не взят под стражу только за то, что нарисовал пятиконечную звезду, но теоретически она – символ тоталитарного режима, так что возможны варианты. Но можно ли предъявить хулиганам, как это уже сделали многие СМИ, третье обвинение – в том, что они надругались над прахом красноармейцев, начертав над их могилой красную звезду? Но тут мы вступаем в страну Зазеркалье, поэтому прошу читателей быть особо внимательными.
Пока думаешь – делай реверанс, это экономит время (Льюис Кэрролл)
70 лет не только красноармейцы, но и все советские товарищи хоронили друг друга под красной звездой. Их потомки и теперь живут под этой звездой, точнее, звездами, которые победно сияют с башен Кремля. Услышав о том, что звезда оскверняет могилу, российские журналисты не поверили ушам своим. «Протестующие замазали
(то есть уничтожили ранее существующие — С.Ф.) красные звезды на уже готовом к открытию памятнике», — гневно сообщила «Газета.Ru», а вслед за ней и многие другие. Именно в таком виде «обвинительный акт» и гуляет теперь по русскоязычным сайтам.
Пока сердца одних пламенели гневом по поводу присутствия красных звезд на памятнике/надгробии, а сердца других – по поводу их отсутствия, третьи и четвертые выясняли, не является ли оскорблением Святого Креста появление его изображения над могилой безбожников.
«В 1918 г. патриарх всея Руси Тихон провозгласил анафему большевикам, то есть официально исключил их из общины православных верующих. Анафема не снята по сей день. Установка этого памятника, главным элементом которого является православный крест, — это плевок в лицо миллионам православных верующих».
Это уже с форума польского сайта. А вот еще из того же источника.
«Православный Крест памятника, как и любой другой крест, свят. Доказано ли, что погибшие были этого [православного] вероисповедания? Получено ли согласие православных иерархов на установку этого креста? Освящен ли он ими?»
Хороший вопрос. Мероприятие над могилой, состоящее только из торжественных речей, без поминального обряда, без участия лиц духовного звания – это, согласитесь, уж как-то слишком по-большевистски. Да и что должно было прозвучать над могилой в Оссове? О мертвых – или хорошо, или ничего. Значит, нечто о мужестве бравых парней, которые, распевая «мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем», отправились в поход по маршруту «Варшава – Берлин – далее везде»? Соседи слева (если стоять лицом к северу) могли не понять.
Или кто-то ждал от российского посла покаянного акта, осуждения теории и практики большевизма? Но даже если так, общественность, и российская в том числе, должна была к этому быть подготовлена или как минимум – заранее об этом информирована.
Примирение – очень непростой процесс. Вспомните, с каким трудом давалось решение проблемы Кладбища Орлят во Львове. А потом оказалось, и хорошо, что было трудно, благодаря этому огромное число людей были вовлечены в дискуссию, приобрели опыт рефлексии над вопросами, которые прежде не приходили в голову, избавились от многих стереотипов. И потому Орлята спят спокойно.
А теперь представьте себе, что было бы, если бы открытие памятника в Оссове все-таки состоялось. Куда была бы направлена энергия вопросов без ответов?
Памятники Неизвестному Солдату
В бесчисленном количестве они достались нам в наследство от канувшего в Лету СССР. При желании их тоже можно счесть своеобразным надгробием, поскольку в подавляющем своем большинстве они стоят на костях человеческих. Почетный караул, пионерские салюты, горы цветов вокруг должны убеждать, что быть похороненным в неосвященной земле, в шумном и многолюдном, что называется, бойком месте – это не поругание, а напротив, знак особой почести. Но если память о нескольких неизвестных и безымянных воинах доходит до культового поклонения, то почему миллионы таких же солдат по сей день остаются непогребенными? На местах великих сражений их кости распахивают трактора, все об этом знают. Обмануться трудно: предметом поклонения, конечно же, всегда был сам памятник, или еще точнее – утверждаемая им идея. А прах солдат у подножия монумента… После распада СССР он стал непробиваемой броней для побежденной, казалось бы, навсегда отошедшей в прошлое идеи. Даже там, где она уже никак не стыкуется ни с идеологией нового самостоятельного государства, ни с мироощущением его граждан, она остается неприкосновенной. Потому что она в памятнике, а памятник на могиле, а могилу трогать – кощунство. Так и лежат воины на перекрестках дорог, под автобусными остановками, между казино и супермаркетами, – там, где уместен памятник, суть которого – монументальная пропаганда, но где никто не хотел бы похоронить своих близких. Бывало, кто-то в простоте душевной решал, что пора бы прекратить измываться над мертвыми (освободителями или оккупантами, это уж для кого как, но – людьми), похоронить их по-христиански, если христиане, по-иудейски, если евреи, но в любом случае по-людски. Такие простаки получали то, что три года назад получили эстонцы.
Какая связь между этими моими невеселыми размышлениями и событиями в Оссове? Практически никакой. И если я не могу отделаться от навязчивого ощущения, что оссовский памятник встраивается в ассоциативный ряд «Сталин как эффективный менеджер, и иконы с его изображением в России – восстановление памятников великому вождю в Украине», то это, что называется, мои проблемы.
Умом-то я понимаю, что таких параллелей не может быть, потому что не может быть никогда. И все-таки под аккомпанемент хлестких фраз и газетных заголовков – «Борцы с гробами», «Оссов восстал против мертвых солдат» – описанные выше события начинают напоминать знакомую до боли историю о том, как политики используют в своих целях человеческие кости. Да, цели были благие – кто ж из нормальных людей не хочет улучшения отношений между Польшей и Россией! Вот только средства... Ведь спали себе спокойно бывшие красноармейцы под простым деревянным крестом, и пока он был деревянный, никому и в голову не приходило усомниться в том, что он тут на месте. Жители Оссова, которых теперь называют вандалами и осквернителями могил, зажигая над ними свечи, читали короткую поминальную молитву – какую знали, вряд ли по православному канону, – и это тоже никому не казалось святотатством. И от этого искреннего и простого, без микрофона, Requiem aeternam в тишине Оссовского поля до вожделенного примирения, ей-богу, было ближе.