Бессмертный профессор Хиггинс умел безошибочно по произношению человека определять, из какого уголка Англии он родом. Авантюрист Чичиков из поэмы Николая Гоголя «Мертвые души» на равных общался со всеми, кто попадался ему на пути, — от сбрендившей Коробочки до эмансипированного и раскованного Манилова. Следователю и вместе с тем большому знатоку нейролингвистической психологии Порфирию Петровичу хватило трех разговоров с Раскольниковым, чтобы заставить того сознаться в преступлении. Так действительно ли по речи человека, по манере его общения, по его артикуляции, жестам можно научиться видеть истинные намерения собеседника, определять характеры личностей, с которыми общаешься? Или, быть может, это лишь плод творческого воображения писателей? Мыслями по этому поводу делится доктор филологических наук, заведующий кафедрой общего языкознания филологического факультета Львовского национального университета имени Ивана Франко, автор первого в Украине учебника по коммуникативной лингвистике Флорий Бацевич.
— Флорий Сергеевич, как автор первого в Украине учебника по коммуникативной лингвистике, вы ощущаете себя основоположником этой области отечественного языковедения?
— Ни в коем случае. В учебниках излогается не новое, а то, что имеет уже определенное осмысление, то, что прошло апробацию в рамках каких-то школ, направлений. Дело скорее в определенной смелости. Безусловно, кто-то должен первым взять на себя ответственность объединить мысли, теоретические и практические наработки, разбросанные в рамках различных школ, направлений, в одно целое, систематизировать эти сведения, изложить их по структуре, которую считает целесообразной. Именно это я и попытался сделать. Однако ни в коем случае я не считаю себя основоположником, а тем более первооткрывателем определенных направлений в коммуникативной лингвистике. Единственное, что справедливо, — мой учебник действительно является первым, причем не только в Украине. Насколько мне известно, пособий такого типа ни в России, ни в Беларуси еще нет.
— Какие наработки по коммуникативной лингвистике существуют за рубежом?
— Проблематика, связанная с динамическим аспектом языка, его антропоцентрическими проявлениями, на Западе развивается активнее. В определенной степени это обусловлено стремительным развитием аналитической философии в США и Европе, которая в определенный момент достигла состояния, называемого прагматическим поворотом в лингвофилософии. То есть ученые, классические философы, логики, обратившись к живому естественному языку, заметили, что человек не может существовать без единства с ним. Впервые этот феномен был зафиксирован в трудах Остина, Сёрла, Вандервекена, Грайса. На Западе раньше заметили огромную роль изучения средств движения информации, законов ее порождения. А информация, безусловно, не может быть оторвана от языка, его носителей. Этот комплекс, этот синтез философского, лингвофилософского привел к тому, что в США и Западной Европе очень активно заинтересовались проблемами коммуникативной лингвистики. У нас по определенным объективным причинам это пришло позднее.
— То есть мы в который раз оказались на обочине научных прорывов?
— Действительно, на территории бывшего Советского Союза наблюдается определенное отставание в исследовании языка именно как средства коммуникации. В США есть всемирно известная Бостонская школа, осуществляющая исследование коммуникации в малых социальных группах. Что значит малая социальная группа? Это общение нескольких лиц (обычно более трех). Оказывается, исследовать речь в такой группе очень сложно, ведь она подчинена своим внутренним законам. Существуют законы подачи информации, связности реплик, связи между языковыми и внеязыковыми факторами. Именно их исследованием и занимается Бостонская школа дискурс-анализа. Создана специальная система транскрипции, где жест, слово, расстояние и другие паралингвальные средства очень тесно сочетаются. К сожалению, нам еще далеко до такого развития.
Если говорить об украинской лингвистике, то тут у нас просто — я не побоюсь этого слова — катастрофа. Последнее десятилетие не только углубило разрыв между странами бывшего Советского Союза и Западом. Произошла дифференциация и в пределах постсоветского пространства. В российской лингвистике уже начинают говорить о кризисе идей в лингвистической генологии. В Украине же проблему речевых жанров никто всерьез и не начинал рассматривать. Или другая область — речеведение, то есть исследование устной речи. Недавно я листал программы международных лингвистических конгрессов. В течение последних 20 лет ни одной украинской фамилии в этих программах я не нашел. Там есть белорусы, россияне, поляки. Не говорю уж о выдающихся языковедах Запада. Нет только украинцев. Почему? Потому что у нас нет новых идей. Это не касается украинистики. Она, как и исследование, скажем, французского или испанского языка, на довольно высоком уровне. Речь идет о свежих идеях, связанных с когнитивизмом, коммуникативной лингвистикой, прагмалингвистикой, лингвокибернетикой и т.п.
— То есть, по вашему мнению, в Украине сейчас существует огромный спрос на специалистов по коммуникативной лингвистике?
— Именно. Кроме того, растет спрос на такие специальности, как переговорщик, кризисник, менеджер, пиар-технолог, специалист по внутриорганизационной коммуникации. Я уж не говорю о пресс-секретарях, о помощниках народных депутатов, депутатов облсоветов, райсоветов, которые помогают народным избранникам готовить доклады, материалы, могут выступать в качестве их консультантов по средствам коммуникации. Безусловно, спрос на такие профессии есть, и он будет увеличиваться. То, что сделала наша кафедра (кафедра общего языкознания ЛНУ им. Ивана Франко — Ю.Р.) два года назад, открыв специальность «Прикладная лингвистика», можно расценивать как попытку соответствовать требованиям времени в аспекте подготовки перечисленных выше специалистов. Мы набираем небольшое количество студентов — до двадцати человек. Они как раз специализируются в сфере теории и практики коммуникации. Наши студенты на практике работают в телефонных службах помощи. На старших курсах я попытаюсь договориться с народными депутатами, с депутатами облсовета о том, чтобы они предоставили возможность этим молодым специалистам попробовать себя в качестве их консультантов по вопросам коммуникации.
— Многие украинские научные сотрудники утверждают, что работать на отечественный рынок невыгодно. Тот же Георгий Почепцов в одном из последних интервью «ЗН» признался, что 90% тиража его книг расходится прежде всего в России. Насколько, на ваш взгляд, оправданы подобные упреки?
— Это не упреки. Это правда. Тираж трудов Георгия Почепцова действительно на 90% расходится в России. В конце концов, это и неудивительно. Во-первых, Россия — огромное государство, и спрос на определенную продукцию в ней будет выше, нежели, скажем, у нас. Но существует и другая причина, о которой я уже упоминал. В России все, что связано с коммуникативистикой, с теорией коммуникации, с практикой коммуникативных явлений, значительно более разработано и оценено. Украина только выходит на этот уровень. Хотя и у нас уже можно наблюдать положительные тенденции, в частности появляется интерес к теории коммуникации, к законам движения информации в обществе. Это заметно. Мой учебник по коммуникативной лингвистике вышел из печати в 2004 году. По подсчетам издателя, первый год был наименее продуктивным в его реализации. Однако в течение 2005—2006 годов весь тираж фактически разошелся. Кроме того, в тех университетах, где я бываю, а это — Киевский, Донецкий, Днепропетровский, Одесский, — читают курсы по коммуникативной лингвистике. Поэтому мне кажется, что вскоре и Украина превратится в рынок, который будет требовать качественных теоретических трудов, связанных с проблемами движения информации, ее формированием, зарождением, исчезновением, воплощением в средства языка. Могу заверить: вскоре количество таких исследований значительно возрастет, поскольку знаю, что над ними уже работают мои коллеги из других городов.
— Насколько мне известно, в американских школах существуют предметы, на которых детей специально учат общаться на различные темы в определенных ситуациях. Насколько такая практика, на ваш взгляд, оправданна?
— Научить общаться не только можно, но и необходимо. У нас бытует мнение, что человек коммуницирует так же естественно, как дышит и ходит. Но оказывается, что и дышать мы не умеем. Потому-то и предлагает Бутейко свою систему упражнений для дыхания. Оказывается, и ходить не умеем. По крайней мере, так утверждают специалисты, которых интересуют проблемы влияния человеческих движений на организм. Поэтому нужно, чтобы нас учили правильно передвигаться. А уж тем более ошибочно мнение, что мастерство общения — это природный дар. На самом деле, это не так. При всем скептическом отношении к американской школьной системе, я просто в восторге от того, как у них поставлено (причем уже давно) преподавание практической риторики в школах. Начиная с младших классов американские школьники слушают курсы «Как правильно общаться с родителями», «Как правильно общаться со взрослыми», « Как нужно общаться со своими друзьями», «Как общаться на вечеринке». У нас в лучшем случае некоторые университеты предлагают курс теоретической риторики. Наше школьное лингвистическое образование построено по принципу, который разработали еще ученые александрийской школы грамматики: научить учеников правильно читать и писать. Этим она и исчерпывается. По моему мнению, нам нужно сначала ввести курс риторики в программы вузов. Дальше, подготовив специалистов, ввести такой предмет в средней школе, в рамках которого детей должны научить грамотно общаться, формировать «гроссмейстеров общения». В школе ребенку нужно объяснить, как входить в коммуникацию, как ее поддерживать в различных ситуациях с разными категориями собеседников, как гибко менять стратегии общения, как выходить из коммуникации. Цель такого школьного курса по практической риторике единственная — привить ребенку элементарные коммуникативные навыки, чтобы, окончив школу, он мог совершенно свободно, красиво и правильно общаться в любой ситуации. У нас, к сожалению, этого пока нет.
— Так вы полагаете, что в ХХІ веке будут доминировать социолингвистика, психолингвистика, коммуникативная лингвистика? Или все-таки будущее украинского языковедения за традиционной морфологией, дериватологией, фонетикой?
— Подобное противопоставление не совсем правильно. Я могу утверждать, что системно-структурный подход к языку исчерпал себя. Но исследование всех уровней языковой системы в рамках других подходов очень актуально. Возьмем, к примеру, фонетику. Ну что, казалось бы, можно сделать в рамках фонологического уровня того же украинского языка. Все фонемы исследованы, все их связи, синтагматические и парадигматические, исследованы. О чем говорить дальше? Однако, если посмотреть на фонологический уровень с точки зрения антропоцентрического подхода, то увидим такие вещи, которые до сих пор не описаны. Например, в рамках фоностилистики мы до сих пор не знаем, как влияют те или иные звуки, звукосочетания, слоги на восприятие человека, на его психику. Существуют целые направления нетрадиционной медицины, которые лечат определенные болезни путем последовательного произношения отдельных звуков, слогов и т.п. До сих пор вообще не исследованы законы влияния слова на человеческую психику. А ведь словами человека можно ввести в транс. То есть и фонетику, и морфологию, и лексикологию, и синтаксис любого языка, в том числе и украинского, нужно изучать, однако этот процесс должен происходить с учетом новых направлений, появляющихся в лингвистике.
Вместо этого у нас продолжает доминировать, особенно в высшей школе, системно-структурный подход к изучению языка. Безусловно, он нужен. Это то же самое, что для студентов-медиков изучение строения человеческого тела. Но ведь на этом их образование не заканчивается! После этого они исследуют психику человека, другие системы функционирования человеческого организма и выходят на уровень функционирования духа человека. Вот так и мы не должны замыкаться на уровне исследования системы и структуры языка. Иначе кроме языкового скелета нам ничего не удастся исследовать. Высшая ступень изучения любого языка, родного прежде всего, — это нахождение духа этого языка, выход в неповторимую языковую картину мира, в пределах которой мы живем.