Избрание 16 Патриархом Московским интеллектуального лидера Русской Церкви митрополита Кирилла было прогнозируемо. И все же результаты голосования на Соборе заставили удивиться многих. Кирилл выиграл выборы с огромным перевесом. Как распорядится патриарх Кирилл вверенным ему «мандатом доверия»? И как его деятельность отразится на жизни Украинской православной церкви? Чтобы ответить на эти вопросы, вспомним о тех проблемах, которые сейчас стоят перед Московским патриархатом.
Проблема номер один — «номинальные православные». Согласно социологическим опросам, большинство граждан России и Украины считают себя православными. Вместе с тем, реальными, практикующими православными является не более 5—7% от всех опрошенных. Что может и должна сделать церковь для того, чтобы реально воцерковить «номинальных» православных? Как сделать «номинального православного» полноценным членом церкви? Усилий на приходском и даже епархиальном уровне здесь недостаточно. Нужна общецерковная миссионерская программа. А учитывая тот факт, что далеко не все архиереи РПЦ готовы сегодня к созданию и развитию собственных миссионерских проектов, такая программа должна стать личной зоной ответственности патриарха.
Проблема номер два — отношения РПЦ с Константинополем и другими поместными православными церквами. Распад СССР и Варшавского блока привели не только к политическому, но и конфессиональному переформатированию Восточной Европы. В результате православные церкви в странах ЕС сегодня фактически переориентировались на Константинополь. На повышение авторитета последнего влияет и православно-католический диалог, в котором Константинополь (а не Москва) играет сегодня роль главного контрагента Рима. И хотя первый и второй Римы еще далеки от единомыслия в сфере вероучения (а значит, и не готовы к каким-либо радикальным шагам навстречу друг другу), Москву не может не волновать тот факт, что православно-католический диалог все больше напоминает дуэт. Следовательно, Москва должна быть активным субъектом диалога, демонстрируя свою открытость к христианскому Западу, а также собственное, основанное на православной традиции, видение проблем межцерковного диалога и путей обретения церковного единства.
Наконец, существует и третья проблема — раскол украинского православия. Около четырех тысяч приходов находятся вне общения с мировым православием, что абсолютно ненормально. Игнорирование проблемы со стороны Русской церкви может привести лишь к тому, что в Украине рано или поздно возникнет вторая каноническая юрисдикция — Константинопольская, и именно второй, а не третий Рим станет «центром притяжения» для разделенного украинского православия. Следует упомянуть и другую опасную для РПЦ тенденцию — возможность распространения на территорию Украины юрисдикции Бессарабской митрополии Румынской церкви, в которую потенциально может войти часть румыноязычных приходов Черновицкой епархии (коих там насчитывается 104).
Все три проблемы требуют от Русской церкви компетентных, мудрых, но вместе с тем и решительных действий.
Анализ первых шагов патриарха свидетельствует о том, что он предпочитает решать проблемы комплексно. Первый мессидж был дан в интронизационной речи нового патриарха, где он — неожиданно для сложившейся при патриархе Алексии традиции — сделал акцент на том, что РПЦ осуществляет свою пастырскую миссию не только в пределах России, но и в новых независимых государствах. Речь патриарха, видимо, должна была подчеркнуть, что он видит себя не исключительно «русским патриархом», но главой многонациональной церкви, значительная часть паствы которой находится за пределами России. А позже, уже в Украине, этот мессидж был дополнен доверенным лицом и «тезкой» нового патриарха архимандритом Кириллом (Говоруном): новый патриарх планирует изучить украинский язык, а также готов представлять интересы Украины по целому комплексу экономических и социальных проблем перед Кремлем. Согласитесь, неожиданный поворот сюжета! Патриарх Московский «лоббирует» украинские интересы перед Кремлем… Однако зная креативность и общественное влияние патриарха в России, можно не сомневаться: в случае, если бы украинская сторона была реально заинтересована в таком посреднике, он бы справился со своей ролью блестяще.
Новый патриарх будет, безусловно, динамичнее, а значит, и влиятельнее покойного Алексия II. И к его слову будут прислушиваться как в России, так и в Украине. Однако думать, что четыре с половиной тысячи приходов Украинской православной церкви Киевского патриархата и Украинской автокефальной православной церкви могут присоединиться к УПЦ только благодаря харизме патриарха Кирилла и митрополита Владимира было бы наивно. Новому патриарху совместно с епископатом УПЦ рано или поздно придется предложить реальную модель уврачевания раскола.
Таких моделей, в принципе, может быть несколько:
1. Дарование Украинской церкви канонической автокефалии и объединение на ее основе всех «ветвей» украинского православия.
2. Объединение на базе автономии.
3. Воссоединение УПЦ КП и УАПЦ с УПЦ на основе ее нынешнего статуса (с возможным внесением Украинской церкви и ее предстоятеля в общецерковный диптих).
Увы, ни одна из этих моделей не является сегодня реальной. Как заявляют представители УПЦ КП и УАПЦ, они готовы вести диалог об объединении только на основе полной канонической независимости Украинской церкви. Вместе с тем, как засвидетельствовали события на собрании делегатов УПЦ на Поместный собор, ее епископат и духовенство не созрели сегодня рассматривать вопрос «совершенствования канонического статуса». Другими словами, они не готовы обсуждать не только «автокефальную», но и «автономную» модель преодоления раскола. Но и это еще не все... Дело в том, что Константинополь и Москва никак не могут прийти к общему мнению о том, каким именно образом местная церковь может стать поместной. Самопровозглашение автокефалии — незаконно, считают оба патриархата. Однако если ее нельзя провозгласить, то кто ее должен даровать? Здесь мнения расходятся. Второй Рим полагает дарование автокефалии собственным эксклюзивным правом, видя в этом один из признаков своего «вселенского» статуса. Москва и ряд других поместных церквей защищают принцип экклесиологического плюрализма, полагая, что дарование автокефалии должно быть прерогативой Церкви-Матери, т.е. de facto той церкви, от которой местная церковь желает канонически отделиться.
Ни ситуация в самой УПЦ, ни позиция епископата РПЦ в целом, ни сложившиеся реалии российско-украинских отношений не способствуют тому, чтобы глава Русской церкви полагал целесообразной автокефализацию Украинской церкви. Напротив, как можно прогнозировать, новый патриарх будет систематически противостоять попыткам украинских властей либо церковных групп в таком процессе. Полная каноническая независимость Украинской церкви — серьезный вызов российскому церковному сознанию, видящему в древнем Киеве один из символов собственной идентичности. И смириться с такой независимостью Москва сможет только в отдаленном будущем и под давлением внешних факторов.
Вместе с тем патриарх Кирилл прекрасно понимает, что политика сдерживания автокефальных настроений и «принуждения к церковному миру и единству» сама по себе недостаточна. Для сохранения канонического единства между Киевом и Москвой новому патриарху нужно еще договориться с Константинополем о том, чтобы он отказался от своих притязаний на Украину.
Что может предложить патриарх Кирилл патриарху Варфоломею «взамен»? Лоббирование интересов Константинополя как элемент внешней политики России? Менее активную политику РПЦ в развитии своего присутствия вне СНГ? Молчаливое согласие Московского патриархата на постепенное сближение константинопольской и римской экклесиологических моделей? По ряду причин, каждая из этих уступок не может помочь выработке компромисса. Главным лоббистом интересов Константинополя на мировой арене остается США. Отказаться от присутствия церковных структур РПЦ в США и Западной Европе — означает отказаться от паствы и влияния (включая и политическое). Наконец, отказ от критики развивающейся сегодня в Константинопольском патриархате богословской теории примата был бы не только институционально невыгодным РПЦ, но и вызвал бы внутри нее определенную богословскую оппозицию новому патриарху.
Помочь найти консенсус Москве и Константинополю может решение обоих Римов активизировать подготовку «Великого православного собора». Собора, авторитет которого был бы сопоставим с авторитетом вселенских соборов, собиравшихся в Православной церкви с IV по VIII века. Собора, который бы мог, наконец, помочь Православной церкви выработать общую для всех поместных церквей позицию по вопросам канонического подчинения диаспоры, межцерковного диалога, а также провозглашения и признания автокефалии и автономии.
Сегодня в церкви и украинском обществе идут рьяные споры об автокефалии. Но что подразумевает под собой это понятие в богословской, а не политической плоскости? Какой именно должна быть каноническая структура Православной церкви в целом, чтобы она успешно развивалась в условиях мировой глобализации? Как отделить автокефалию от подчиняющего церковные интересы национальным «автокефализма» (термин патриарха Варфоломея)? Как нужно переосмыслить институт автокефалии таким образом, чтобы он, с одной стороны, давал возможность местной церкви более эффективно осуществлять свою пастырскую миссию, а с другой — служил бы ее единству, а не разделению? И, наконец, каким именно образом местная церковь может обрести автокефалию и автономию?
Окончательные ответы на эти насущные для современного православия вопросы могут дать только соборные решения на уровне всей полноты православной церкви. Другими словами, Собор православной церкви, в котором будут принимать участие полномочные представители всех(!) поместных православных церквей. Инициатива созыва такого Собора была высказана православными церквами еще в начале прошлого столетия, а попытки созвать такой форум имели место в 20-е и 30-е годы ХХ века. Однако в силу ряда исторических причин (включая жесткие гонения на церковь в СССР до Второй мировой войны), собрать «Святой и Великий собор Восточной православной церкви» в прошлом веке не удалось. Все, чего удалось достигнуть православным иерархам в ХХ веке, это проведение четырех «всеправославных» и трех «предсоборных» совещаний, на которых обсуждалась подготовка к созыву «Великого собора» всей церкви.
Как можно предположить, кроме задач «поместного» масштаба, новый глава наиболее многочисленной православной церкви ставит перед собой сверхзадачу: максимально приблизить время созыва «Великого собора». «Избрание нового патриарха в Русской церкви может привести к оживлению подготовки к историческому созыву Святого и Великого собора Восточной православной церкви», — заявил 13 февраля во время видеомоста Москва—Париж секретарь по межправославным отношениям отдела внешних церковных связей Московского патриархата протоиерей Николай Балашов.
Что даст такой Собор Украине? Прежде всего, Собор может стать мощнейшим толчком для общего развития православной церкви, став той вехой в ее истории, за которой последует возрождение православия, о котором мечтали лучшие философы и богословы ХХ века. С другой стороны, Собор рассмотрит ряд вопросов, которые особо актуальны для Украинской церкви. Во-первых, это вопрос общего богословского осмысления институтов автокефалии и автономии. Новое осмысление института автокефалии и автономии позволило бы избежать политизации этого вопроса. Понятия автокефалии и автономии сегодня стали синонимами разделения. Требуя от Москвы автокефалии, В.Ющенко и политики его пула не исходят из интересов православия в Украине. Им ближе иная задача: сделать автокефалию инструментом национальной политики, сакральным символом «отделения» Украины от России. Однако этот сугубо политический подход к каноническому статусу является рецидивом идеологии романтического национализма, свойственной нынешнему президенту. Эту модель автокефалии можно назвать «разделяющей», и ей должно быть противопоставлено богословское понимание автокефалии как института единства церкви.
Во-вторых, это выработка общей для мирового православия модели предоставления автокефалии/автономии. Выработка единого — общего для всей полноты церкви — механизма испрашивания, дарования и рецепции автокефалии/автономии содействовала бы формированию общего для всего украинского православия отношения к таковым. Ведь на сегодня дарование Москвой (либо Константинополем) автокефалии УПЦ не выведет украинское православие из канонического кризиса. Томос об автокефалии из Константинополя будет неактуален для УПЦ, остающейся наиболее многочисленной и единственной канонически признанной православной церковью в Украине. А томос об автокефалии/автономии от патриарха Московского приведет лишь к канонической изоляции Украинской церкви, поскольку не будет признан мировым православием.
И наконец, в-третьих, «Великий собор» должен будет также рассмотреть проблему общего для всех поместных церквей церковного диптиха, а также критериев и механизмов его формирования. На сегодня в диптих («список чести» православных церквей и их предстоятелей) входят лишь церкви, имеющие формальный автокефальный либо автономный (в составе Константинополя) статус. Однако в него было бы логично внести и церкви, чей статус аналогичен современному статусу УПЦ (самоуправляемая церковь с правами расширенной автономии). И как можно прогнозировать, если бы УПЦ и ее предстоятель присутствовали в общецерковном диптихе, то третья теоретическая модель уврачевания раскола в Украине — на основе существующего статуса УПЦ — была бы более привлекательной для паствы и иерархов УПЦ КП и УАПЦ.
Глава Отдела внешних церковных связей УПЦ архимандрит Кирилл (Говорун)
— В чем состоит программа нового патриарха Московского?
— Коротко ее можно сформулировать так: открытость, диалог, единство. Именно из этих базовых принципов он исходил, когда еще был митрополитом и главой Отдела внешних церковных связей. Именно так он обозначил свои приоритеты в чине патриарха во время интронизационной речи. Патриарх Кирилл настроен сделать более эффективной внутреннюю административно-иерархическую структуру церкви. Благодаря этому, надеюсь, церковь станет более самодостаточной и независимой от государства. В этом он прежде всего будет опираться на просвещенную молодежь. Поэтому церковь ожидают существенное обновление и омоложение. Это, в свою очередь, будет способствовать большему распространению миссии церкви в обществе
— Что его патриаршество может принести Украине?
— Патриарх Кирилл хорошо знает Украину и проникается ее проблемами. Его программа в отношении Украины будет базироваться на тех же основах, что и программа общецерковная: на открытости, диалоге и единстве. С одной стороны, он выступает за сохранение единого культурного пространства, которое начало образовываться еще во времена Киевской Руси. С другой — осознает, что сохранение этого пространства возможно лишь при условии уважения государственного суверенитета на этом пространстве и необходимости для церкви соответствовать тем социально-политическим реалиям, в которых она пребывает. Единство для патриарха Кирилла — это не лишь неразделенность Русской церкви, но и преодоление расколов, прежде всего в Украине. Я знаю патриарха Кирилла как абсолютного сторонника идеи объединения украинского православия в первую очередь — путем диалога.
— Часто говорят о тесной связи церкви и государства в России. Будет ли патриарх Кирилл «человеком Кремля»?
— Патриарх Кирилл, еще когда возглавлял отдел внешних церковных связей, стал фактическим архитектором нынешней системы взаимодействия властей и церкви в России. Но я бы не характеризовал эту систему как таковую, при которой церковь подчинена государству. В сотрудничестве с государством он прагматик, прежде всего заботящийся о церковных интересах. По моему мнению, стереотип о гармонии в отношениях церкви и государства в России — это всего лишь стереотип. Когда я работал в церковной администрации в Москве, изнутри видел, как много разногласий и напряженности в этих отношениях. Чего только стоит блокирование государством внедрения в школах основ православной культуры. Я думаю, патриарх Кирилл сможет отстаивать независимость церкви от государства в России, а также защищать Украинскую церковь от влияния на нее посторонних политических сил.