Если многие почитатели джаза полюбили этот жанр музыкального искусства за неожиданные импровизации, то историческую науку, в частности советской эпохи, многие справедливо критикуют за присущие ей особые, идеологически «мотивированные» импровизации авторов — внезапную и часто коренную смену взглядов на определенные исторические события или реалии. Однако эпоха джазменов украинской истории не ушла вместе с советскими временами: по-прежнему находятся авторы, буквально в течение нескольких месяцев публикующие книги, в которых пропагандируют диаметрально противоположные тезисы. Столь неутешительным рецидивом советской историографии можно считать появление в Украине двух книг канадского автора Павла-Роберта Магочия «Народ нізвідки. Ілюстрована історія карпаторусинів» (Ужгород, 2006) и «Історія України» (Киев, 2007).
Несмотря на то что пан Магочий имеет определенное отношение к изучению украинской истории в Канаде, в Украине он более известен как идеолог неорусинства — политического течения, сторонники которого отстаивают точку зрения, что местное автохтонное население Закарпатской области не является украинцами, а отдельным славянских народом — карпатскими русинами, или карпаторусинами. Именно на таких концептуальных основах зиждется монография «Формування національної самосвідомості: Підкарпатська Русь (1848—1948)» (Ужгород, 1994), где, кроме прочего, П.-Р.Магочий заявляет: «В разное время националистически настроенные венгерские, словацкие, российские и украинские авторы доказывали, что этнически (следовательно, и национально) всех карпатских русинов или даже одну какую-то этнографическую ветвь нужно считать соответственно венграми, словаками, русскими или украинцами. Однако такие аргументы, конечно, не опирались на анализ специфических обстоятельств подкарпатского края, а скорее отражали шовинистические надежды национальных пропагандистов, стремившихся как можно более упростить эту сложную ситуацию, сложившуюся в регионе» (с.14).
Учитывая такие заявления и устоявшееся реноме П.-Р.Магочия как идеолога неорусинства, появление его новой книги «Народ нізвідки. Ілюстрована історія карпаторусинів» не стало неожиданностью. В этой работе он для собственной интерпретации истории автохтонного населения на самых западных украинских этнографических землях выбрал название и жанр, видимо, отнюдь не случайно и весьма претенциозно перекликающиеся с известной «Ілюстрованою історією Руси-України» М.Грушевского. Этим, следует полагать, автор лишний раз хотел подчеркнуть: мы имеем дело с популярной версией истории отдельного народа, карпаторусинского. Именно потому здесь все работает на легитимизацию концепции неорусинства. В главе «Географічне положення Карпатської Русі», чтобы ни у кого не было никаких сомнений, автор помещает карту — «Карпатська Русь, 2005», где западная административная граница Львовской и Ивано-Франковской областей — это западная граница расселения украинцев, на запад от которой и раскинулась «Карпатська Русь, 2005». Так же продумано и использование этнонимов «карпаторусин», «русин», «руснак». Эти названия П.-Р.Магочий в «Народі нізвідки», по моим подсчетам, использует около 100 раз, тогда как «украинец» лишь трижды, и то, как правило, в цитатах. Более того, нелюбовь историка к этнониму «украинец» столь нескрываема, что он часто заменяет его описательными наименованиями вроде «соседнее восточнославянское население карпаторусинов» или «соседние восточные славяне».
Весомым аргументом теории неорусинства пана Магочия является факт существования так называемого русинского языка. Чтобы скрыть искусственность происхождения своего детища, в книге «Народ нізвідки» П.-Р.Магочий прибегает к непрофессиональному, дилетантскому размежеванию диалектов русинского языка на основании лишь двух случайных и несистемных признаков: «основной чертой, делящей две группы, является ударение: в западной (лемковской) группе оно постоянно (зафиксировано на предпоследнем слоге слова); в восточной (подкарпатской) — подвижное. Другим критерием отличия является словарь: лемковско-русинские диалекты содержат в своем составе много заимствований из польского и словацкого языков, тем временем лексика подкарпатских диалектов претерпела значительное влияние венгерского, а в последнее время и украинского языков» (с.21).
Для убеждения читателя, что Карпатская Русь христианизировалась не так и не тогда, когда Русь Киевская, автор пересказывает всяческие весьма сомнительные «бывальщины» — преимущественно для того, чтобы на основе таких рассказов читатель утверждался во мнении, что христианизация современного Закарпатья не имеет ничего общего с христианизацией остальной Украины. «И нынче среди карпаторусинов бытует точка зрения, что перед своей миссией в Великую Моравию Константин (Кирилл) и Мефодий принесли христианство на Карпатскую Русь. Существует также версия, что византийские братья (почему византийские, когда в науке их обычно называют солунскими? — Л.Б.) основали епископство в укрепленном центре Мукачево — либо это сделали в 863 г. их ученики. Независимо от того, кто в действительности осуществил крещение Карпатской Руси, совершенно достоверно, что некая форма христианства существовала в Карпатах задолго до конца ІХ в. По этой причине историки предполагают, что карпаторусины стали христианами веком ранее других славян (современные украинцы, белорусы, русские)» (с.33). Этот пассаж вызвал бы черную зависть даже у столь печально известного мастера фальсификаций, как Геббельс. Автор, называющий себя историком, заявляет, что византийские братья «основали епископство либо это сделали в 863 г. их ученики», но ведь в то время они не были епископами, даже больше — не рукоположены даже в обычных священников...
Манипуляции путем преднамеренного замалчивания общеизвестных фактов усматриваем и в утверждении пана Магочия, что «с конца ХVІІ—ХVІІІ веков единичные кириллические книги русинских авторов и для русинов печатались за пределами Карпатской Руси — в Трнаве (ныне Словакия), Коложваре (ныне Румыния), Вене (ныне Австрия), Буде (Будапешт, ныне Венгрия), в Кошице (ныне Словакия) и т.д.» (с.52). Ведь именно под этим «и т.д.» П.-Р.Магочий скрыл Львов, Острог, Киев и другие украинские города, откуда шел основный поток печатной продукции (подчеркиваю — основной, порой в обход различных правительственных запретов), ведь это противоречит его основной идее — обосновать обособленность карпаторусинов от Украины.
Дабы убедить читателя, что для местного населения на юго-западных склонах Карпат украинство несло только бедствия, автор «Народу нізвідки...» формулирует предложение, которое хоть и хромает ввиду нехватки формальной логики, однако идеально вписывается в концепцию неорусинства канадского автора: «Политика украинизации на Пряшевщине проходила примерно в то же время, когда греко-католическая церковь была поставлена вне закона (1950), а земля была отнята у русинских крестьян и объединена в коллективные хозяйства» (с.99).
Таковы основные тезисы «Народу нізвідки. Ілюстрованої історії карпаторусинів» П.-Р.Магочия, на фоне которых крайне неожиданным стало появление книги того же автора «Історія України», где, словно джазмен-виртуоз, автор поражает читателя коренным образом отличной интерпретацией истории украинцев на их самых западных землях. Так, на карте «Радянська Україна в 1945 р.» пан Магочий украинские «этнолингвистические земли» на западе нарезает щедрой рукой вплоть до Старой Любовни и Пряшева на территории современной Словакии (с.548), и ни словечка «о территориях, преимущественно заселенных русинами», о которых так много говорил в «Народі нізвідки...».
Этноним «карпаторусин», являющийся основным для обозначения автохтонного населения современного Закарпатья в иллюстрированной истории карпаторусинов, совершенно не фигурирует в «Історії України»! Не найдет там читатель и упоминания о русинском языке. Подобно студенту-середняку П.-Р.Магочий в «Історії України» четко перечисляет все двенадцать современных славянских языков, ни словечком не обмолвившись о русинском (см. с.25). Более того, через страницу пан Магочий справедливо замечает, что некоторые диалекты украинского языка, в частности в Западной Украине, сформированы под сильным влиянием польского и словацкого языков. Показательно, но еще год назад в иллюстрированной истории карпаторусинов канадский автор наличие многочисленных заимствований из польского и словацкого языков квалифицирует как специфическую черту лемковско-русинского диалекта русинского языка, который, по его мнению, имеет два диалекта, «разделяющиеся на западную и восточную группы» (с.21).
Смена идеологических приоритетов (или повышение собственного профессионального уровня?) дала П.-Р.Магочию возможность отказаться в «Історії України» от стержневого в его концепции неорусинства тезиса, что современное Закарпатье было крещено по крайней мере на 100 лет раньше, чем остальные украинские земли. В «Історії України» он добросовестно перечисляет многочисленные версии, возможные и не очень, о христианизации украинских земель Андреем Первозванным, папой Климентом I и князем Аскольдом, о чем свидетельствует константинопольский патриарх Фотий (с.76—77). В любом случае о приоритете христианизации карпаторусинов или западных украинцев не найдем ни слова.
Если в «Ілюстрованій історії карпаторусинів» автор бегло упоминает, что «лидеры карпаторусинов встречались между ноябрем 1918 г. и январем 1919 г. на различных национальных советах, где призывали к объединению (Закарпатья. — Л.Б.) с Венгрией, Россией, Украиной или Чехословакией» (с.71), то в «Історії України» уже представляется целый ряд убедительных фактов, свидетельствующих об извечном стремлении закарпатцев к жизни в единой соборной Украине: «Когда Венгерская республика пыталась сохранить контроль над Закарпатьем, двое местных лидеров отправились в Галичину, где 3 января 1919 года попросили помощи у Западно-Украинской Народной Республики. 21 января более 1200 русинов/украинцев собрались в небольшом городке Хуст, чтобы засвидетельствовать свою готовность присоединиться к соборной Украине. Небольшая часть Закарпатья — далекая восточная Гуцульщина — даже провозгласила независимую Гуцульскую республику в начале января и приняла помощь от Западно-Украинской Народной Республики. Гуцульской республике удалось просуществовать шесть месяцев, пока ее не ликвидировали румынские войска» (с.444).
Таких примеров псевдонаучной импровизации, то есть совершенно отличной оценки интерпретации определенных исторических событий или реалий в двух книгах одного автора, очень много. Несмотря на свое крайне западное происхождение и причастность к знаменитым историческим школам, пан Магочий, судя по рецензированным книгам, продолжает традиции советских борзописцев, которые постоянно «колебались вместе с партией». Жаль только, что такое уважаемое издательство, как «Критика», в котором вышла «Історія України», не посчитало нужным привлечь внимание читателя к методике исторических исследований П.-Р.Магочия, чем de facto было втянуто в пропаганду циничного конформизма промоутера псевдонаучного политического проекта — неорусинства.