| ||
Арсений Тарковский |
В документальном фильме С.Ароновича «Личное дело Анны Ахматовой» есть кадр, снятый крупным планом на ее похоронах: лицо Арсения Тарковского со струящимися по нему слезами. О его прощальном слове, об этих слезах написала в своих воспоминаниях Е.Лившиц, вдова поэта Бенедикта Лившица: «Я очень полюбила его за эти слезы, сразу во всем ему поверила».
Над могилой Анны Ахматовой Тарковский сказал: «Никогда еще на долю женщины не выпадало столь мощного поэтического дарования, такой исключительной способности к гармонии, такой непреодолимой силы влияния на сердце читателя».
Смерть Ахматовой стала для него глубоким личным горем. В мае 1969 года, рассказывая мне об Анне Андреевне, Арсений Александрович вспоминал множество веселых эпизодов: ведь их, кроме прочего, объединяло и чувство юмора, присущее им обоим. Тарковский мастерски передавал ахматовские интонации, слова и жесты; видно было, что ему приятно снова пережить в памяти их встречи. Но вдруг совершенно неожиданно произнес: «Когда Анна Андреевна умерла, я просто был уверен, что не переживу ее...».
В другой раз Арсений Александрович признался, что в молодости больше других поэтов любил Мандельштама, а теперь немного охладел к нему, все реже читает стихи Марины Цветаевой (прозу любит и сейчас), а вот Анна Ахматова всегда необходима его душе. В его кабинете висел подаренный мною большой портрет Ахматовой работы М. Лянглебена: он говорил, что в последние годы жизни Анна Андреевна была очень похожа на этот портрет.
Тарковский ценил прозрачность слова в стихах Ахматовой, их конкретность и «вещественность», а к последним ее произведениям, насыщенным метафорами, относился прохладнее. Но «Поэму без героя» ставил высоко. Девятого февраля 1977 года, с трудом достав книгу Анны Ахматовой, изданную в серии «Библиотека поэта», он писал мне:
«Там «Поэма без героя» полностью со всеми поэтическими пристройками, вариантами и прочими подробностями... Она была великий поэт...».
Я очень любила слушать, как Арсений Александрович читал стихи Анны Ахматовой. Читал задумчиво, во внешне спокойной манере, последнюю строчку заканчивал полувопросом, и от этого стихотворение казалось продленным в глубину... Знал наизусть множество ее стихов, считавшихся крамольными и не печатавшихся.
Тарковский был прекрасным рисовальщиком. В то время, когда невозможно было и подумать об издании ахматовского «Реквиема», он отпечатал поэму на машинке, переплел и нарисовал трагическую обложку, которую я помню более тридцати лет.
О том, как произошло знакомство Ахматовой с Тарковским, Арсений Александрович рассказывал многим.
Впервые встретились они в начале 1946 года, когда Анна Ахматова триумфально выступала в Москве, в Колонном зале, не зная, что беда уже шагает за ней по пятам: через несколько месяцев будет вынесено убийственное для нее и Михаила Зощенко постановление ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград». (Кстати, оно рикошетом коснется и Арсения Тарковского: уже готовый набор его книги будет рассыпан, и первый сборник поэта выйдет лишь в 1962 году, когда ему исполнится 55 лет. Вот почему эта книга так точно названа «Перед снегом»).
Встретились они в доме поэта и переводчика Георгия Шенгели и его жены, поэтессы Нины Манухиной, где иногда останавливалась Анна Ахматова. Шенгели сообщил Тарковскому, что приехала Анна Андреевна и хочет с ним познакомиться.
В комнате Георгия на стене висела прекрасная коллекция оружия. Арсений Александрович снял со стены шпагу, и Ахматова сказала: «Кажется, мне угрожает опасность!», на что Тарковский возразил: «Анна Андреевна, я не Дантес». Она улыбнулась: «Даже не придумаю, как вам ответить». — «Придумаете в другой раз», — сказал Тарковский.
Еще при первой встрече Ахматова оценила в Тарковском незаурядный ум, талант, знание русской и мировой культуры. Ей очень нравились его стихи, одно она даже попросила переписать ей на память.
Арсений Александрович, по словам Лидии Лебединской, был «неправдоподобно красив», и Ахматова в сумочке носила его «молодую» фотографию. На недавно закончившейся войне он потерял ногу. Не имея возможности печатать собственные стихи, он стал переводчиком очень высокого класса.
В недавно вышедших из печати «Записных книжках» Анны Ахматовой мы читаем о том, что каждый раз, приезжая в Москву, она с нетерпением ждала встреч с Арсением Тарковским. Он приходил на Ордынку, где она часто останавливалась в семье Виктора Ардова и его жены, актрисы Нины Ольшевской, с которыми дружила. Бывала Анна Ахматова и у Тарковских в писательском доме по улице Черняховского. Встречались они и в Ленинграде, и на даче, выделенной Ахматовой в Комарове, которую она называла «Будка».
Их роднило присущее обоим чувство человеческого достоинства, доброта, неприятие конъюнктуры. Сближало их и неравнодушное отношение к людям, умение слушать собеседника. У обоих были нелегкие судьбы, много лет был затруднен доступ к читателям. Не последнюю роль, очевидно, играло в их отношениях и то, что они были верующими.
Их объединяла любовь к Пушкину, который всегда оставался для этих людей живым собеседником. О том свидетельствуют стихи и статьи Ахматовой, посвященные любимому поэту, и статья А. Тарковского «Язык поэзии и поэзия языка», и пушкинские эпиграфы в его стихах. Тарковский считал Ахматову самой верной продолжательницей пушкинской традиции в русской поэзии.
Для Арсения Александровича достоинства Ахматовой-поэта переходили в достоинства Ахматовой-человека. Этим объясняется дарственная надпись на его первой книге стихов: «Анне Андреевне Ахматовой — как выражение неизменной преданности и поклонения перед самым прекрасным, что я встретил на пути, — «скитаясь наугад за кровом и за хлебом». А. Тарковский. 25.VII.1962».
Прочитав книгу, Ахматова послала автору телеграмму: «Я совсем забыла, что еще может быть что-то радостное. Благодарю Вас. Ахматова».
В рецензии на эту книгу, написанной сразу после ее выхода, но опубликованной лишь через 14 лет в московском «Дне поэзии», Ахматова писала: «Этот новый голос в русской поэзии будет звучать долго. Тем, у кого нет этой книги, я советую достать ее, чтобы судить о ней самым строгим судом. Эта книга ничего не боится».
Об отношении Анны Ахматовой к стихам Арсения Тарковского свидетельствуют и дарственные надписи на ее книгах. Так, еще до выхода его первого сборника, Анна Андреевна сделала следующую надпись на своей книге «Стихотворения»: «Арсению Тарковскому, автору чудесных и горьких стихов. Ахматова. 12 ноября 1958. Москва». (Эту книгу Арсений Александрович передал в мое ахматовское собрание вместе со многими другими материалами.)
Отвечая на вопрос о лучшем современном русском поэте, Анна Андреевна нередко называла имя Арсения Тарковского, а если перечисляла несколько имен, то среди них непременно было и его имя.
Была область творчества, в которой Анна Ахматова признавала «старшинство» Арсения Александровича: это область перевода. Поэтому все свои переводы она читала Тарковскому и очень считалась с его мнением. К своей работе над переводами она относилась серьезно, но, по словам М.Петровых, любила цитировать Арсения Тарковского:
Для чего я лучшие годы
Продал за чужие слова?
Ах, восточные переводы,
Как болит от вас голова!..
Арсению Тарковскому нравилось, что Анна Андреевна не только опекала молодых талантливых поэтов, но помогла им стать неким содружеством, кружком из четырех поэтов (Иосиф Бродский, Евгений Рейн, Дмитрий Бобышев, Анатолий Найман). Пройдет немного времени, и возле Арсения Александровича тоже появится тесный кружок молодых одаренных поэтов.
30 марта 1964 года исполнилось 50 лет со дня выхода книги Ахматовой «Четки». После перерыва в 18 лет в Москве, в музее Маяковского, должен был состояться вечер, посвященный ее творчеству. Арсений Тарковский готовился к докладу о «Четках». В письме к Анне Андреевне от 28 марта он писал:
«...Еще в ранней юности научился я благоговеть перед Вашей высокой Музой — и кланяюсь Вам за это... Ваша поэзия теперь, будь она собрана полностью, явила бы невиданную широту охвата явлений жизни. Время пересеклось с Вашим творчеством и запечатлелось в каждом Вашем стихе...».
Однако отношения Анны Ахматовой и Арсения Тарковского нельзя назвать безоблачными. При всем благоговейном чувстве, которое Тарковский испытывал к Ахматовой, он никогда не кривил душой, говоря о ее произведениях.
Анна Андреевна часто читала ему свои новые стихи и требовала, чтобы он высказал свое мнение. Иногда стихи ему не нравились, и он откровенно говорил об этом. Она же, привыкнув слышать восторженные отзывы, огорчалась.
Прочитав воспоминания Ахматовой о Модильяни, Тарковский сказал, что они ему не понравились, и добавил: «Лучше, чем растрачивать себя на них, собрали бы силы для новых стихов». Анна Андреевна очень обиделась. Несколько дней они не виделись. Тарковский уже собирался, по совету жены, купить красивый букет и поехать мириться. Но Ахматова сама позвонила и сказала: «Арсений Александрович, мы друзья, а значит, должны поддерживать друг друга и говорить добрые слова»...
Когда Ахматова болела, Тарковский посещал ее в больнице. В свои последние дни она читала Платона, все чаще вспоминала Гумилева. У Ахматовой была монета, подаренная им, — с антиохийским профилем. При последней встрече с Тарковским у нее очень болело сердце, но она мужественно переносила боль. И только в особенно тяжелые моменты сжимала в руке монету, подаренную Гумилевым.
В трудное для Арсения Александровича время Анна Андреевна все повторяла ему слова Н.Пунина: «Только не теряйте отчаянья!» (Она считала отчаянье творческим стимулом).
Они не только читали, но и посвящали друг другу стихи. Книга Тарковского «Перед снегом» заканчивалась стихотворением «Рукопись»:
Я кончил книгу
и поставил точку
И рукопись перечитать
не мог.
Судьба моя сгорела
между строк,
Пока душа меняла оболочку...
Анну Андреевну взволновали эти стихи. Ахматова с удивлением повторила: «Судьба моя сгорела между строк», а потом сказала, что это стихотворение должна была написать она. Поэтому в своей второй книге «Земле — земное» Арсений Тарковский посвятил его Ахматовой, предварительно спросив разрешения. Книга вышла в 1966 году, через несколько месяцев после кончины Ахматовой.
Это прямое посвящение. Но есть еще и скрытые посвящения у обоих поэтов.
Стихотворение «Жизнь, жизнь» написано Арсением Александровичем в 1965 году для Анны Ахматовой, предчувствовавшей смерть и боящейся ее. Вот его начало:
Предчувствиям
не верю и примет
Я не боюсь. Ни клеветы,
ни яда
Я не бегу. На свете
смерти нет.
Бессмертны все.
Бессмертно все. Не надо
Бояться смерти
ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят.
Есть только явь и свет,
Ни тьмы, ни смерти
нет на этом свете.
Мы все уже
на берегу морском,
И я из тех,
кто выбирает сети,
Когда идет
бессмертье косяком. [...]
Для стихов, написанных Анной Ахматовой, тоже был внешний толчок. Арсений Александрович рассказал мне, что однажды в 1965 году ему приснился очень светлый сон, полный загадочного. Днем он встретился с Анной Ахматовой, и она неожиданно начала рассказывать с мельчайшими подробностями его же сон, о чем он ей с удивлением сообщил. Она ответила, что так с ней уже бывало, и вскоре написала четверостишие, сказав, что, когда сочиняла, думала о нем:
А там, где сочиняют сны,
Обоим — разных не хватило,
Мы видели один, но сила
Была в нем, как приход весны.
...Смерть Анны Ахматовой явилась тяжелым ударом для Арсения Тарковского. Он произнес прощальное слово на траурном митинге в больнице Склифосовского, по поручению друзей составил некролог. Он сопровождал гроб в самолете из Москвы в Ленинград, присутствовал при отпевании в Никольском соборе, произнес прощальное слово у открытой могилы в Комарове.
Тарковский написал цикл из семи стихотворений, посвященных памяти Ахматовой. Лишь в последние его книги вошел этот цикл (да и то без одного стихотворения, которое мне удалось опубликовать в 1995 году).
Для Арсения Александровича мир без Анны Ахматовой опустел:
Все без нее не так.
Приоткрывая,
Откладываю
в сторону тетрадь.
И некому стихи мне почитать,
И рукопись похожа беловая
На черновик...
Может быть, потому мое первое письмо, написанное в 1968 году, он принял «как утешение», почувствовав то, что и я очень горюю об Анне Андреевне. С этих пор началась наша переписка. За 20 лет у меня сохранилось более ста писем от Тарковского, и в редком из них нет упоминания об Анне Ахматовой...
На вечере, посвященном 50-летию книги Анны Ахматовой «Четки», Тарковский сказал: «Мир Ахматовой научит нас душевной стойкости, честности мышления, способности к широте охвата явления, полноте чувств, благородству духа, умению сгармонировать себя в мире».
Все это можно сказать и о самом Арсении Тарковском, нашем старшем современнике, принявшем эстафету от Анны Ахматовой.