"Почему мы пытаемся решать проблемы, не пересматривая и не оптимизируя то, что есть, а создавая новые, бесполезные институции? Кто сказал, что новое - непременно хорошее?"
"Почему мы пытаемся решать проблемы, не создавая новое, а вечно ковыряясь в безнадежно устаревшем государственном механизме? С мистической верой в то, что эту рухлядь можно починить раз и навсегда".
Украинская общественная мысль лихорадочно мечется между этими двумя охапками интеллектуального сена. И, похоже, вот-вот околеет от дистресса.
Если обычное взбадривание никакому организму, в том числе и социальному, особо не вредит, то дистресс именно ухудшает протекание психофизиологических функций. Это вполне применимо к тому, что испытывает наше общество сейчас.
Эквивалентом психофизиологических функций у нас выступает работа государственной машины, так называемых органов власти. И то, что от души произносится людьми по поводу эффективности этой работы уже почти тридцать лет, словами описать невозможно - по всем понятным причинам.
Дистресс работает по замкнутому циклу. Сначала политики в процессе выборов создают народу завышенные ожидания. Все последующие гневные замечания народа, что им (народом) коварно манипулировали и подло обманули, совершенно игнорируют тот факт, что народ сам пообманываться очень даже любит.
Во-первых, это красиво.
Во-вторых, это всегда о реформах. Любые изменения, даже случайные или естественные, объявляются позитивными. И это всегда личная заслуга очередного топ-реформатора. От каденции к каденции сказки все изощреннее, вера в них - все фанатичнее, разочарование - все болезненнее.
Вырабатывается устойчивое привыкание к гиперболизации, к завышенной оценке всего (начиная с себя, разумеется), словно в голове включается некий "капслок".
Если политик не обещает на старте немедленное вступление во всё, процветание всего и всехповешение, то он скучный какой-то, нерешительный.
Вернемся к вышеупомянутым проклятым вопросам.
Большинство слышало, что капитальный ремонт дома зачастую обходится дороже, чем снос и постройка нового. На основании этого эвристического подхода и делается вывод о нецелесообразности "ремонта" государственных институций. И действительно: каждое громкое заявление об их реформировании оборачивалось очередным раздуванием штатов и увеличением расходной части бюджета.
Но, заметьте, когда мы произносим слово "институции" и прочие умные термины, обозначающие архитектуру государства, мы не говорим о людях, из которых это политическое "лего" состоит. Такая дегуманизация очень удобна. Можно клеймить что угодно, не задевая никого лично, хотя у каждой проблемы есть имя и фамилия.
Такая политологическая бессмыслица позволяет легко жонглировать терминами, и в результате у слушателей создается впечатление, что "институции" - это какие-то коробки и ящики в гараже, их можно запросто поменять местами, ненужное выбросить на свалку. Ну, еще, может, подмести немного. А так - всё, какие проблемы?
Проблемы в человеческом материале, которым наполнены все эти "коробки". Дело не в том, хороший он или плохой, умный или глупый. Социальная и политическая культура украинцев - очень бытовая. Связи и знакомства, кумовство и родня, землячество и обязательства - все это гораздо значимее и важнее квалификации и компетенции. Это можно не замечать или критиковать (пока сам не окажешься в институции), но наше общество так устроено.
Все попытки придать ему какой-то унитарный псевдоевропейский лоск - это апофеоз пошлости, вызывающий лишь сдержанные улыбки западных партнеров при виде наших политических селфи.
Люди и их взаимные отношения определяют эффективность групповой деятельности. Если институция работает, по нашему мнению, плохо (а иного мнения у нас быть не может), то это значит, что людям в ней так удобнее. И постоянная замена этих людей (да уже просто другое поколение пришло) показывает точно такой же результат. Люди делают свою работу не так, как это удобно вам, а как удобно им.
Потому что им деньги платите не вы лично, а некое анонимное "государство", это механический процесс. А все западные клише о "деньгах налогоплательщиков" не работают как метод убеждения по той самой причине, что налоги никто платить не хочет, но требует, чтобы остальные платили.
То есть людей всерьез трогать реформами нельзя - они обидятся, других трогайте, а нас-то за что? Но институции - можно. В итоге реформы этих несчастных институций становятся похожи на уродливые остекления и утепления балконов в многоэтажках. Народные умельцы, выросшие на виртуозном достраивании советских дачных домиков, могут к нашим институциям присобачить что угодно - и не отвалится. Плохо, но ведь как-то ж работает?
Но, как упоминалось, у этих людей есть высокие ожидания по поводу страны и своей судьбы в ней. Эти ожидания должны оправдать некие политики, которые должны где-то найти много денег на народные хотелки, одновременно снижая тарифы и цены. Ожидания не оправдываются, цены повышаются, власть грозно и в то же время ласково смотрит на народ, как на опасных душевнобольных, и заискивающе - на кредиторов. Был бы у власти хвост, она бы им даже виляла.
Что делают институции? Устанавливают правила и следят за их выполнением. То есть стерегут границы дозволенного. Приторговывая разрешениями на нарушение границ.
Но ХХІ век, во всяком случае в его евроатлантическом сегменте, стремится к стиранию любых границ и граней. К тотальной свободе, гарантируемой максимальным надзором.
Раньше был метод научного познания, считавшийся универсальным и для естественных наук, и для гуманитарных. Правила, законы, границы были незыблемы, ибо их необходимость доказывались рационализмом и логикой.
Затем оказалось, что законы науки относительны, и это рикошетом ударило по гуманитарной сфере. Этика и мораль больше не апеллировали к религиям и стали тоже относительными и даже весьма туманными категориями. Мировоззрение как таковое перестало существовать, заменившись плюрализмом частных суждений.
И если в науке повторяемый эксперимент остался все же стойким критерием научности, то в социальной сфере эксперименты каждый раз оборачивались большой бедой для людей и итоговым обессмысливанием результатов. Потому что, например, на исторических ошибках никто никогда не учился, и учиться не будет. Это культурный миф и заклинание начинающих политологов. Напротив, люди любят свои ошибки, ценят их, оплакивают и ставят им памятники, куда носят цветы, чтобы не забыть, как в следующий раз проиграть так же достойно.
Реформирование институций, основанное на классическом рационализме, с уверенностью можно назвать диктатурой. Вот Китай, коммунистическая диктатура, рационально оплатившая свое нынешнее экономическое процветание десятками миллионов человеческих жертв, начиная с устранения коррупционного Гоминьдана и прихода маоистов к власти.
Реформирование институций, основанное на доминанте духовного фактора, этнической морали и исторической справедливости - это в итоге мракобесие. Это Талибан, ИГИЛ, Корпус стражей исламской революции, и законы шариата Über alles in der Welt.
Мы не пытаемся решать проблемы, потому что мы сами и есть проблема.
Как мозг - инструмент познания - не может познать сам себя, так решение проблем не может быть найдено самим источником этих проблем.
Пока очевидно, что худо-бедно работает лишь механизм шантажа, когда кредиторы обещают не дать очередной транш, если не будет сделан очередной шаг к реформам. За деньги мы конечно, не то что шаг, мы фламенко станцуем. Но памятуя дедов, изящно лепивших пристройки к курятникам, мы и не такое лепим нашим западным друзьям под видом реформ.
В результате произошел и постоянно увеличивается разрыв между галлюцинаторной реальностью украинской политики и современностью вообще.
Мы искусственно удерживаем себя в ХХ веке, ибо ничего другого без потери идентичности принять не в состоянии. Гуманитарные науки стали похожи на богословие, а церковь по уровню конфликтности и интриг перестала отличаться от политических партий. Творческая элита напоминает испуганных детей, запутавшихся в постмодернизме и соплях, а массы вполне комфортно деградируют морально и духовно. Ну зачем им реформы, если есть Гугл и Сири?
Деградация не означает уменьшение уровня знаний. Напротив, уровень знаний современного среднего человека выше, чем был у наших предков. Но знание вовсе не означает обязательное наличие интеллекта. Это не одно и то же. Интеллект - это основа целеполагания, планирования ресурсов и построение стратегии достижения цели.
То есть в реформировании институций могут участвовать (и хотеть самих реформ) лишь люди, обладающие интеллектом. Не разумом, не знанием, а именно - интеллектом. С этим, конечно, катастрофа. Дикое невежество больше не является предосудительным. Напротив, оно культивируется, поощряется как черта индивидуальности, а система образования - ну, это ведь институция, там же люди, и все они хорошие. Как в любой другой институции.
"Ducunt Volentem Fata, Nolentem Trahunt". Фраза, впервые высказанная греческим философом-стоиком Клеанфом, впоследствии переведенная римским философом-стоиком Сенекой ("Нравственные письма к Луцилию"). Мне больше нравится вольный перевод этого изречения: "Умных судьба ведет, а дураков - тащит". Хотя вот это последнее слово, "трахунт", можно и не переводить, и так красиво и понятно.
Клеант был известным философом, по одной из версий, его цитирует апостол Павел в "Деяниях". Но мне представляется более важным то, что Клеант примерно до 50 лет был кулачным бойцом, а античные греческие единоборства - занятие очень жесткое. Что надо делать с дураками, он знал не понаслышке.
Короче, пока нас не потащили реформироваться за шиворот, есть еще время. Нет, не поумнеть. Это вряд ли. Но можно попытаться не быть дураками.