Герман Гессе за беседой в своем кабинете в Монтаньоле |
Я верю в законы человеческого рода, которые существуют тысячелетия, и я верю, что они переживут всю суету и неразбериху наших дней
Герман Гессе
Ранней весной 1919-го в маленькой горной деревушке Монтаньола в италоязычном швейцарском кантоне Тессин появился высокий стройный мужчина 41 года от роду. Это был уроженец сказочной Швабии, что на крайнем юго-западе Германии, уже тогда известный — нельзя сказать обласканный славой — писатель и мыслитель Герман Гессе (1877 — 1962). В уединенном крошечном альпийском домике этот упрямый человеколюб решил продолжить «путь наверх», «поиски себя». Он стал живой легендой еще при жизни — вокруг имени и идей «монтаньольского отшельника» многие десятилетия шли ожесточенные споры. В его адрес звучали велеречивые оды, но не менее часто обрушивались лавины хулы и оскорблений.
Нобелевский лауреат 1946 года в области литературы, автор романов и повестей («Степной волк», «Игра в бисер», «Сиддхартха», «Нарцисс и Гольдмунд», «Демиан»…), глубоких литературно-критических эссе, сборников стихов, легенд, сказаний, притч, оставивший и блистательное эпистолярное наследие, Герман Гессе, без преувеличения, — одна из самых сложных, контраверсионных фигур ХХ века. Этот человек сумел воплотить свою веру в неистребимую силу людской совести и духовную независимость индивидуума. Может быть, потому он и сейчас, в самом начале ХХI века, неоспоримый лидер по переводам среди немецкоязычных авторов.
В числе корреспондентов Германа Гессе были писатели, его соотечественники Томас Манн и Генрих Виганд, французы Ромен Роллан и Анри Барбюс, австриец Стефан Цвейг, а также многие тысячи людей, желавших хотя бы прикоснуться к «магическому театру» и творческой лаборатории властителя умов. Интересно, что писатель сознательно издавал в сборниках эти письма, многократно расширяя аудиторию читателей. Таким образом, мы имеем уникальную возможность проследить генезис духовных исканий представителей целой эпохи.
Почему же писатель решил стать отшельником, хотя это ему, как видим, и не вполне удалось? Причин немало, и не все они находятся в плоскости творчества. Во-первых, именно на начало 1919 года припадает крушение, как выяснилось, утлого семейного суденышка — Герман уходит от Марии Бернулли и трех горячо любимых сыновей — Бруно, Хайнера и Мартина. Впереди, уже в добровольной ссылке, будут два брака; последний, к счастью, удачный (с Рут Венгер).
Во-вторых, продолжался болезненный конфликт с родиной. Как это и неприятно осознавать немцам, Гессе постоянно критиковал Германию — и времен Веймарской республики, и в годы нацистской вакханалии, и уже после Второй мировой войны. Национализм и патриотическая горячка что в 1914 году, что после 1933 года, и соответствующие деформации в обществе нещадно им высмеивались. Он очень часто намеренно дистанцировался от соотечественников, обращаясь к ним не иначе как «ваша страна, ваша родина…».
Потери на этом пути были невосполнимы. Абсолютное большинство друзей и знакомых (не исключая родственников) так и не простили мыслителю подобного «непочтения» к Германии. В неприятии военной истерии, захлестнувшей Европу с первых дней Первой мировой, писатель был последователен. В своей статье «Друзья, не надо этих звуков!» (слова из речитатива заключительной части Девятой симфонии Бетховена), опубликованной 3 ноября 1914 года в швейцарской газете «Нойе цюрхер цайтунг», Г.Гессе писал: «Народы вконец рассорились друг с другом, и каждый день неисчислимое множество людей мучается и гибнет в жестоких сражениях… Любой солдат на фронте, каждодневно рискующий жизнью, имеет полное право на ожесточение, на вспышки гнева и ненависти. Любой активный политик тоже. Но только не мы, люди иного склада — поэты, художники, журналисты».
Ответом на этот искренний манифест стала злобная травля, не прекращавшаяся и после окончания в ноябре 1918 г. Первой мировой войны. Германа Гессе называли «дезертиром», «предателем», «отщепенцем». Аналогичная судьба была уготована Ромену Роллану и Анатолю Франсу, Стефану Цвейгу, россиянам Максиму Горькому и Максимилиану Волошину. Ромен Роллан в своей книге «Над схваткой» (1915 г.) писал: «…из всех немецких поэтов самые возвышенные, самые светлые слова написал в дни этой чудовищной войны и сохранил поистине гетевское величие духа Герман Гессе, почетный гость и почти приемный сын Швейцарии. Продолжая жить в Берне, за чертой нравственной заразы, он все время упорно держится в стороне от всякого, хотя бы косвенного участия в этой войне».
С каждым месяцем Великой войны голос писателя становился все жестче, а оценки происходящего все более точны. В статье «Наступит ли мир?» (1917 г.) он отмечает: «За исключением небольшого слоя дельцов, ни одна живая душа на земле не желает, чтобы длилось это постыдное и прискорбное состояние». Философ творчески переосмысливает библейскую заповедь «Не убий!», которая «вовсе не означает: не причини зла другому. Но: не лишай себя самого другого, не причиняй вреда себе самому! Другой — это ведь не чужой, то есть не нечто далекое, не имеющее к тебе отношения, живущее само по себе. Ведь все в мире, все эти несчетные тысячи «других» существуют для меня лишь постольку, поскольку я их вижу, ощущаю, имею к ним отношение. Из отношений между мной и миром, «другими», и состоит, собственно, моя жизнь» («Война и мир», 1917). Его рецепт спасения человечества находится не в плоскости «материального расчета», и не в общеизвестных заповедях, проповеди и пропаганде, а в универсальности и всемогуществе истины. Истина — это «познание живого в нас, в каждом из нас, во мне и в тебе, познание тайного волшебства, тайной божественной силы, которую каждый из нас в себе носит».
Отношение к религиям у Германа Гессе двойственное. Вера у него предстает не в религиозном понимании, а как альтернатива безверия, отчаяния. Всяческие борения между конфессиями воспринимались мыслителем с отчуждением, и только подчеркивали верность избранного им пути.
Этот разлад с окружающим миром — критика режима на родине не означала одобрения действий держав из противоборствующего лагеря — не преминул отразиться на тонкой психике Германа Гессе. Выход из тяжелой депрессии был мучительным и долгим. Десятки сеансов психоанализа, проведенные профессором Лангом, а позже и самим Юнгом, не только поставили писателя на ноги, но и сыграли в его творчестве громадную роль. Именно после болезни Герман Гессе оказался в Монтаньоле, чтобы уединиться там уже навсегда и, отринув суету городов, находясь даже визуально ближе к небу, попытаться «заново родиться».
В Альпах у писателя как бы открывается «второе дыхание». Именно в Монтаньоле блестящий знаток и любитель музыки (в первую очередь Баха, Моцарта и Бетховена) открывает в себе еще и талант живописца. Возвращение в город откладывается навсегда, так как его аура глубоко враждебна Г.Гессе. «В атмосфере затравленной, клокочущей, а потому и непредсказуемой жизни все решается войной и миром, рынком и валютой, но не человеком: модой, биржей, настроением, «улицей». То, что житель большого города называет жизнью, почти полностью исчерпывается этим; он разумеет под жизнью, кроме политики и дел, только общество, а под обществом, в свою очередь, почти исключительно ту часть своей жизни, которая отдана поискам сенсаций и удовольствий», — пишет Герман Гессе в статье «Читая роман» в 1933 году. Единственная связь с цивилизацией — нечастые приезды друзей, в основном писателей и журналистов, и оживленная переписка со своими корреспондентами.
Появление тонкого и вдумчивого писателя-художника обусловлено в том числе и происхождением, и родом занятий предков, и местом рождения. Дед по матери — Герман Гундерт — был выдающимся востоковедом, составителем словаря языка малалаям, известным протестантским миссионером, увлеченным поклонником религиозных культов и философии Востока; мать родилась и многие годы жила в Индии. Любовь к магии, древней сокровенной тайне, к многозвучию этой земли, безусловно, — от них. Еще в 1911 году Герман Гессе совершает путешествие в Индию и Индонезию. Это была одна из попыток найти «путь внутрь», синтезировать полученные им знания. Сборники легенд и притч, великолепные повести «Паломничество в страну Востока» и «Сиддхартха» стали результатом этих исканий и возвращением к истокам.
Отец, религиозный искатель и пиетист Иоганнес Гессе, из прибалтийских немцев, также был миссионером в Индии. Но это был скорее типичный скандинав. «Его доброта и его ум были всегда с ним, но он никогда не исчезал в волшебных облаках дедушкиной стихии», — писал в автобиографическом очерке «Детство волшебника» в 1923 году младший Гессе. Фантастическое трудолюбие он также унаследовал от отца.
Не будем забывать, что Швабия — это воистину благословенный край, именно здесь получал живительную подпитку в XVIII и XIX веках немецкий классицизм и романтизм — дала миру великого сказочника Вильгельма Гауфа, романтиков Иоахима фон Арнима и Клеменса Брейтано; в Штутгарте родился Эрнст-Теодор Гофман, а в Марбахе сам Фридрих Шиллер. В городке Кальве, на малой родине Германа Гессе, учился Фридрих Гельдерлин… Можно смело сказать, что ни один регион Германии не может похвалиться таким созвездием имен художников слова.
Между двумя мировыми войнами Герман Гессе создал свой главный шедевр — роман «Степной волк» (1927), очень сложный для понимания. Он весьма отличается от «Демиана» (не побоюсь сказать, лучшего романа о становлении мира подростка) или же «Нарцисса и Гольдмунда», не менее талантливых и стилистически куда более безупречных произведений, написанных также в 20-е годы. В «Степном волке» смело и непринужденно связываются реальные события и фантастика, художественный замысел и психологические, социологические — на зыбкой грани — опыты писателя. В 60-е годы во всем мире (особенно, в стремительно развивающихся США и Японии) началось повальное увлечение «Степным волком». Молодежь вышла на улицы. Кумирами ее стали Эрнесто Че Гевара и тот же Герман Гессе.
Это был протест против мира чистогана, общества, в котором голый практицизм стал религией, а личность, стремящаяся к самовыражению, подавлялась. Но отнюдь не нигилизм проповедовал писатель. Он верит в высшее предназначение человека. И хотя часто повторяет, что является «человеком созерцания», сам же и опровергает этот постулат: «Действие — это как вдох, а созерцание — как бы выдох, и человек, не владеющий тем и другим, не вполне человек». Именно эта проблема разрыва, разлада созерцания и действия проходит сквозной мыслью через все его произведения. В суперсложном для неподготовленного читателя, фактически являющегося синтезом многолетних духовных поисков писателя, романе «Игра в бисер» (1946 г.) магистр Йозеф Кнехт формулирует свою (и автора!) задачу — «погрузиться в хаос реальности и все же сохранить в себе веру в порядок и смысл».
Герман Гессе нашел таки свой «путь внутрь» в неистовой борьбе со «всякими бесами и демонами» в виде идей, господствующих над массой, толпой и делающими ее податливым материалом для всяческих экспериментов: «Я не представитель какого-то жесткого, окончательно сформулированного учения, я человек становления и изменений».
Писатель-мыслитель занимает особое место. Без его наследия современная мировая литература была бы беднее.