Республика, раз пропустившая наверх бациллу себялюбцев и болтунов, обречена — эти люди будут воспроизводить себе подобных, а законным порядком избавиться от них невозможно.
Михайло Костомаров
Самый лучший бифштекс получается из священной коровы.
Марк Твен
Кода люди периодически устают от необходимости разгребать завалы собственной глупости, они начинают мечтать. Не о птичках и рыбках, а о некоем радикальном средстве, которое при минимальных энергозатратах проделает за них огромную работу. Это мечта о чуде. А основное свойство чудес — с человека снимается вся ответственность за их подготовку, реализацию и последствия. В храме Николая Мирликийского в Мире гид напоминает, что у гробницы святого можно загадать желание, но ВСЕ последствия его исполнения вы должны взять на себя.
Я осмелюсь утверждать, что к разряду подобных вечно ожидаемых чудес принадлежит и украинская национальная идея. Предпосылок для такого «кощунственного» утверждения несколько.
Постоянно звучащие восклицания, что если срочно не изобрести национальную идею, то у страны не будет объединяющего начала, ставят под сомнение вроде бы исторический факт, что украинская нация существует несколько сотен (а может, и тысяч?) лет. Причем без всякой рукотворной национальной идеи. Или же украинской политической нации все-таки на самом деле лет пятнадцать от роду и этот отрок категорически нуждается в поучающем и направляющем слове?
Мир идей, в философском смысле слова, довольно скверно конвертируется в политические технологии. Речь, разумеется, о кантовских или гегелевских идеях, а не о мифологических выдумках. Идеализм либо созерцателен, либо безрассуден, и потому очень уязвим для критики всяческого рода прагматиками.
С термином «национальный» при ближайшем рассмотрении тоже все не просто. Современный политический истеблишмент предпочитает стыдливо избегать подобного рода терминов. Это удел стран, культур и наций, которые либо еще не прошли сей этап развития, либо проскочили его настолько быстро, что не успели извлечь ровным счетом никаких уроков.
Не существует английской национальной идеи, но в гимне Соединенного Королевства мы услышим отголосок желания править единолично всеми морями на свете. Не существует французской национальной идеи, но сквозь лозунги Великой французской революции полунамеком проступают строчки древних масонских уставов. О немецкой национальной идее вежливо промолчим. Последняя современная империя — США — имеет в своем распоряжении идеологему «Американская мечта», наполнение которой, к слову, очень прагматично, материалистично и не имеет ничего общего с идеологией в нашем понимании слова. Россия… она бы и рада под звуки советского гимна вернуть ему былое идеологическое значение, да колонии разбежались, при дворе зреет смута, и при таком раскладе с домашними нациями лучше не шутить.
Формальная логика незатейливых этих фактов все же соседствует с упорными поисками национальной идеи. Ищут отдельные патриоты-любители, политтехнологические артели и целые институты разных манипуляторов, пытаясь выполнить парт- и госзаказы по трансмутации национальной истории, культуры, религии и политики. Точно так же алхимики средневековья были уверены в том, что путем искусственной переработки естественных материалов можно получить субстанцию, обладающую универсальными свойствами. Мистическое вещество, которое, если оно будет найдено, может быть использовано (в виде порошка или раствора) для завершения Великого Деяния — превращения основных металлов в золото, называли философским камнем. Кроме того, это был ключ к духовному просветлению. Основанная на этих представлениях символика сделала философский камень синонимом эликсира жизни, Святого Грааля — духовной целостности, которой стремятся достичь люди.
Наиболее яркий психологический след в становлении украинского самосознания оставили национально-освободительные войны. Мощнейшим побудительным мотивом для этих движений были притеснения на религиозной почве, либо оскорбления и унижения со стороны иноверцев: иудеев, католиков, мусульман. Даже если конфликт начинался как экономический или бытовой, то для его разрастания до масштабов всенародного восстания нужна была религиозная подоплека. Осколки рыцарской пассионарности европейского образца создавали в среде просвещенных украинцев идеал для подражания. Но этот идеал по определению не мог овладевать массами: соблюдение рыцарского кодекса — дело сложное и скрупулезное, да и оценить рыцаря по достоинству мог только другой рыцарь. Церковь же, не имеющая своего личного помазанника-монарха (кратковременное исключение — король Данило Галицкий) и нуждающаяся в народной защите, предлагала гораздо более простой свод правил, при выполнении которых можно было себя проявить по-рыцарски. Так возникали национальные герои, но не возникла национальная идея.
Со сменой жизненного уклада, появлением и ростом промышленности религия в своем церковно-средневековом виде быстро начала уступать техническому прогрессу, идеям просвещения. Но история прогресса — это история лицемерия. Империи, в которых проживали украинцы (будь то Российская или Австро-Венгерская), пытались сосредоточить внимание своих народов на идее монархии как начале, объединяющем административные и духовные качества. (Фактически эти усилия продолжаются и по сей день, проявляясь в попытках чиновников разных рангов предстать одновременно и искусными менеджерами, и высокодуховными людьми.) Главенствующую роль в самоопределении негосударственых наций стала занимать культура при значительном, но уже не абсолютном, влиянии национальных церквей. С появлением СМИ все победы и поражения в этой области духа возводились в энную степень, создавая на старом психологическом фоне новые смыслы общественной коммуникации.
В первом (церковь) и во втором (культура) случаях национальная идея украинцев формировалась ситуативно, и, что более важно, в первую очередь ПРОТИВ чего-то. Тот факт, что при ближайшем рассмотрении выяснялось, что не все гетманы, священники и культуртрегеры имели общую точку зрения, а точнее — ее не имели вовсе, для национального мифотворчества значения не имеет. В этом нет ничего плохого, ибо мифы имеют иную точку приложения — в области коллективного бессознательного, и не конкурируют с исторической правдой.
Но реальный исторический опыт может быть использован для государственного строительства при условии, что граждане страны осмысливают его как сумму объективных и непреложных фактов, а не как набор идеологем «против» или «за». Впрочем, может быть и миф, если он не требует от народа полностью отдаться во власть воображаемого, что приведет его к изоляции со стороны более вменяемых соседей. Последняя такая попытка — Советский Союз, который сами коммунисты успешно «проели», но до последних дней «впаривали» народу миф о «правильном ленинизме».
Вернемся в наши дни. Поиск украинской национальной идеи упирается в методологическое противоречие. Страна медленно движется в объединенную Европу. Но в Европе уже давно главенствует принцип формально-юридического равенства всех индивидов. Украинская же нация тяготеет к соборности. А это такой высокий тип братства людей, который предполагает солидарность действий и духовное единение на основе религии. И он, в отличие от Европы, ставит понятие «мы» выше, чем «я», а общину выше личности. Но церковь от государства отделена, а низкий уровень правовой дисциплины (при стимулировании идеи соборности) легко может столкнуть нацию в объятия политика-самодура и тирана. Поэтому те украинские политики, которые настаивают на необходимости национальной идеи для сегодняшней Украины, сознательно или несознательно лукавят. Оставим в покое искренне заблуждающихся. Прагматикам же национальная идея нужна как универсальный способ управления толпой. Начало этой мысли можно найти у Лебона и Тарда, но более емкое воплощение она получила у французского профессора Сержа Московичи. В своей монографии «Век толп» (1981 г.) он доказывает, что для массы серьезное значение имеет только пропаганда, порой иррациональная, но способная ее подвигнуть на преодоление препятствий. Для успешной реализации своих функций политика должна внедрять и постоянно поддерживать в сознании масс возвышенные идеи. Сформированные так коллективные образы (как положительного, так и отрицательного характера) побуждают действовать в нужном для политиков направлении.
Тут мы сталкиваемся с необходимостью иметь в демократическом обществе демократическую оппозицию. Ее отличительные признаки: публичное желание улучшить состояние дел в стране, руководствуясь правовыми нормами, и пристальное внимание к нуждам и чаяниям народа. Второй признак очень важен в контексте нашего разговора. Не обладающие рычагами власти, а, следовательно, не занятые по уши «дерибаном» оппозиционеры просто вынуждены внимательно прислушиваться к потребностям народа, чтобы использовать его в качестве рычага. Поэтому оппозиция — не осколки «бывших», а именно оппозиция — вынуждена быть демократичнее власти. И в ее среде возникает желание открыть идеологический «философский камень», поразить воображение масс и завоевать их пламенную любовь хотя бы до ближайших выборов. Когда оппозиция приходит к власти, они подменяет «национальную идею» «государственной», то есть идеей себя.
По сей день существуют страны богатые, которые совершенно безыдейно создают своим гражданам достойные условия жизни; и страны нищие и полунищие, о которых хорошо говорит украинская пословица — «дурень думкою багатіє». У последних национальных идей обычно в избытке. Что работает в богатых странах? Добровольное общественное соглашение по поводу важных бытийных вопросов. Оно в подавляющем большинстве случаев работает, как неписаная бытовая мораль. И если даже, как в Конституции США, оформляется в закон, то время добавляет к нему десятки и сотни поправок, уменьшая идеалистическую часть и увеличивая практическую.
В свое время Ельцин поручил кремлевским идеологам придумать новую национальную идею для России. Все эти высокоинтеллектуальные результаты объединяет одно — полная неприменимость на практике. Украине нужны понятные (реализуемые за пару лет, чтоб было с кого спросить) общенациональные программы развития, наполненные каким-то знаковым содержанием. Например, создание нормальной системы образования с публичными поэтапными отчетами перед народом, а не перед собой, властью. Постройка жилья, которое люди в состоянии будут купить. И так далее. Иначе нация и дальше будет объединяться одной-единственной мыслью: где бы украсть столько, чтобы подольше хватило на взятки.