Прощание с Эдуардом Шеварднадзе несколько затянулось — несмотря на отставку с должности президента Грузии, он продолжает появляться на телеэкранах, давать многочисленные интервью, о нем продолжают писать, обстоятельства его отставки — обсуждать... Шеварднадзе по-прежнему интересен — и не столько в связи с политическими событиями на своей родине, сколько благодаря масштабам собственной личности...
У меня, нечего греха таить, эти масштабы вызывают определенные сомнения. За годы политической карьеры Шеварднадзе мне пришлось относительно вблизи наблюдать за ним в ситуациях, которые могли бы разочаровать даже пылкого приверженца его талантов. Я до сих пор не могу объяснить себе, зачем Шеварднадзе нужно было возвращаться на должность министра иностранных дел (точнее — внешних сношений) Советского Союза за несколько дней до окончательного исчезновения СССР с политической карты мира. Он убеждал тогда Горбачева, что именно его международный авторитет поможет сохранить фактически уже умершее государство. Такая же ставка на авторитет была сделана во время возвращения в Грузию — Шеварднадзе спешил, он действительно опасался, что еще немного — и его забудут и на родине, и в мире, и в России. Кажется, Шеварднадзе действительно не понимал, что главную в то время грузинскую проблему возвращения Абхазии не решить ни одному политику. Но мог ли он не видеть острой антипатии к своей персоне со стороны российской элиты — антипатии, которая не могла не возникнуть у нуворишей к «настоящему» члену политбюро?
Проблема Шеварднадзе была не в удержании власти — с этой задачей он всегда легко справлялся. Проблема Шеварднадзе — в желании поставить перед собой задачи, которые нельзя было решить в тот период грузинской истории. Если бы задачи были проще, наверное, Шеварднадзе выглядел бы сегодня иначе. Но, кажется, этот опытный человек и сам поверил в масштабы собственной личности. Так всегда бывает, когда миф овладевает мифотворцем.
А Шеварднадзе прежде всего — блестящий мифотворец. Он никогда не был специалистом по дипломатии, но заставил в это поверить других. Он никогда не был выдающимся государственником, но никто не сомневается и сейчас в его государственнических способностях. Он ни одного дня не был единоличным хозяином Грузии, но с ним боролись, словно его отставка действительно позволяет демонтировать систему, словно он и был этой системой — что совершенно не соответствует действительности. Подтверждением тому — сохраненная на должностях номенклатура. При условии настоящей революции, хоть бархатной, хоть шелковой, так не бывает.
Для политика очень важно уметь создавать миф и быть мифом. Но еще более важно умение принимать собственные конкретные решения, генерировать их и отвечать за них. Мифотворцы именно этого и опасаются. Пока Шеварднадзе был членом коллективного руководства Советского Союза и министром иностранных дел, которыми занимался Горбачев, этот его недостаток был не очень заметен. Все стало ясно, когда он возглавил независимое государство и продолжил свою игру в Шеварднадзе. Я и сейчас не уверен, что наступил окончательный финал этой игры, но знаю точно — ничем иным, кроме как игрой, эта политическая карьера быть не может...
Шеварднадзе опередил свое время. Через десять лет после его возвращения в Тбилиси в России появился Путин, и игра в президента, коллективная мифология враждующих группировок при вере масс в силу верховной власти стали главным содержанием российской политической жизни. Мне, честно говоря, смешно, когда в Киеве или Кишиневе говорят о тбилисском варианте. Для того, чтобы такой вариант повторился, нужен — как предпосылка — президент-миф, в котором разочаровываются массы и элита, стремящаяся спастись и готовая пожертвовать мифом. В Киеве, кажется, нет и никогда не было мифологического президента — и слава Богу, такого вообще не может быть в современной Европе! А вот обитателям московских кабинетов я советовал бы внимательно изучить грузинский опыт — в определенный период истории (даже не обязательно при Путине, в России, кажется, немифологизированных президентов просто не будет) он может оказаться полезным...