UA / RU
Поддержать ZN.ua

ЧЕМУ УЛЫБАЕТСЯ МОНА ЛИЗА

Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется. А. Фет В одной из популярных телепередач актеры по очереди рассказывают друг другу различные истории, а потом определяют, правда это или нет...

Автор: Дмитрий Киянский

Нам не дано предугадать,

как наше слово отзовется.

А. Фет

В одной из популярных телепередач актеры по очереди рассказывают друг другу различные истории, а потом определяют, правда это или нет. Так вот, самые, казалось бы, невероятные случаи часто оказываются истинными, а наиболее правдоподобные - вымыслом. Мне кажется, в жизни журналистов удивительных происшествий - смешных, грустных, парадоксальных, поучительных, напоминающих одесские анекдоты или рассказы О.Генри, - не меньше, чем у служителей Мельпомены. Жаль только, что о своей работе газетчики пишут чрезвычайно редко. Что же происходит за редакционными кулисами?

Не ешьте мясо кукушек!

Субботний номер был отдушиной для читателей. В нем, кроме набивших оскомину сообщений о достижениях советских людей, старались напечатать и что-то «для души». Такие материалы в редакции очень ценились. А тут мне, начинающему журналисту, в руки попала, что называется, сенсация. Заметку принес такой же, как я, новичок - сотрудник одного из музеев. Она называлась «Почему улыбается Мона Лиза?» Это был перевод статьи, напечатанной в популярном польском журнале. В ней сообщалось, что наконец-то разгадана тайна, не дававшая покоя нескольким поколениям искусствоведов. Оказывается, известный всему миру портрет Моны Лизы - это только половина картины гениального Леонардо да Винчи. А на другой, которую совершенно случайно нашли на чердаке старого дома, изображен знатный вельможа, показывающий красавице пальцы, сложенные в виде «зайчика».

- Открытие, действительно интересное, - сказал заместитель главного редактора, прочитав подготовленный мной материал. - Только пусть твой автор предъявит журнал, из которого он взял заметку для перевода (наш замредактора знал польский и очень этим гордился).

На следующий день приношу своему начальнику вырезку. Он внимательно ее изучает и говорит: «Все верно. Можно печатать». В субботу наша газета вышла с сообщением о выдающемся открытии итальянских искусствоведов. А через несколько дней на имя редактора пришло поздравление. «Вы поместили потрясающе интересный материал, - писал его автор. - Но почему газета не использовала другую заметку, опубликованную в том же польском журнале - рядом с сообщением о портрете Моны Лизы? В ней говорится, что великий Леонардо да Винчи изобрел катапульту, увидев на одном аристократе… штаны с подтяжками. Кстати, на этой странице можно найти и другие столь же замечательные сенсации. Считаю, что вы просто превосходно использовали подборку юмора, посвященную 1 апреля. Думаю, ваши читатели от души посмеются». Заместитель редактора, подписавший материал к печати, получил грандиозную нахлобучку от главного, а я хороший урок: не всему напечатанному можно верить…

Через год в поисках субботних сенсаций мне удалось открыть поистине золотую жилу, которую наша газета разрабатывала несколько лет. Речь шла о киевских катакомбах. Оказалось, что в городе есть немало старинных подземных галерей, напоминающих лаврские. Некоторые из них использовались как подземные кладбища. После первой публикации на данную тему (это было интервью с известным археологом) в редакцию посыпались письма, в которых назывались конкретные адреса. Автор одного послания, в частности, сообщал, что в усадьбе его соседа (недалеко от Печерского моста) находится ход в древние Зверинецкие пещеры, но сосед, боясь потерять часть двора, это скрывает.

Пригласив для острастки работника милиции, наша группа, в состав которой входили также и спелеологи (как-никак мы были намерены исследовать подземелье), отправилась по указанному адресу. После долгих препирательств хозяин двора раскололся: «Да, вход действительно был, но я его использовал. Чтобы не копать выгребную яму, установил над ним летний туалет…»

- Снимай свой деревянный домик, бери лопату и раскапывай, - скомандовал милиционер. - Иначе сам понимаешь… Ведь это памятник культуры, а ты его загадил (тут он выразился по-другому). Вскоре проход был готов, и группа начала спуск… Впечатлений была уйма, катакомбы оказались фантастически интересными, и я, предвкушая будущий репортаж, поспешил в редакцию. В нашем отделе никого не было, но дамы из машбюро, которым, захлебываясь от восторга, я принялся было рассказывать об экспедиции, повели себя очень странно: начали одна за другой выходить из комнаты. Редактор, который поначалу слушал очень внимательно, затем тоже стал проявлять признаки нетерпения и, наконец, не выдержал:

- Извини, но от твоей одежды сильно пахнет. Ты, видимо, принюхался и не чувствуешь. Впечатление такое, будто человек неделю безвыходно провел в общественном туалете…

Зимой -

горячее «како»

В случае с Моной Лизой выговора я избежал только по причине своей молодости и неопытности. Но, увы, через два года все-таки его схлопотал. Как нередко случается у газетчиков, споткнулся во время дежурства, будучи «свежей головой». На четвертой странице стояла заметка, сообщавшая о том, что в киевском Гидропарке открылся ресторан «Мисливець», в котором можно отведать мясо «дикого кабана та зозулі». Причем тут зозуля, подумал я, разве кукушек едят? Пошел разбираться с корректорами. Так и есть, в оригинале было написано «м'ясо козулі». Когда после дежурства меня пригласили к редактору, я был уверен, что получу благодарность. Сияя от радости, захожу в кабинет и спотыкаюсь о хмурый взгляд главного.

- Говорят, ты нашел ошибку? - спрашивает он голосом, не предвещающим ничего хорошего. - Но было бы лучше, если бы ты обнаружил вот эту, - его палец коснулся соседнего материала.

У меня подкосились ноги. Речь шла о международном футбольном матче киевского «Динамо» с югославской командой «Хайдук». «Хайдук» у Києві» гласило название репортажа, набранное аршинными буквами. Вернее сказать, таким оно должно было быть. Но шутник-наборщик в слове «Хайдук» вместо буквы «а» поставил другую. Какую именно, вы, наверное, уже догадались, а если нет, тем лучше для вас… Тираж разошелся до единой газеты. Через несколько дней коллекционеры, собиравшие издания с ошибками, за экземпляр, стоивший две копейки, давали рубль. Коллеги потом говорили: это был номер года.

В прежние времена серьезная ошибка, особенно с идеологическим подтекстом, часто становилась для газеты настоящей трагедией. Иногда в полном смысле слова: ответственного редактора могли не только уволить, но и на много лет упечь за решетку. Наверно, поэтому во время своих дежурств в городской газете, куда меня приняли после окончания университета, в материалы я вчитывался так, что глаза лезли на лоб. Впрочем, аналогично поступали все журналисты нашей редакции. Тем не менее ошибки случались. К сожалению, даже в заглавиях. В моей коллекции газетных ляпов есть несколько настоящих шедевров.

На Крещатике работало кафе, где летом можно было полакомиться мороженым. Чтобы оно не бездействовало в холодное время года, зимой в уютном подвальчике посетителям начали предлагать горячие напитки. Информация об этом называлась «Влітку - морозиво, взимку - гаряче како». Не правда ли, аппетитно! А вот еще одна короткая первополосная заметка, в которой идет речь о новой экспозиции Выставки передового опыта в народном хозяйстве. Здесь, в павильоне, посвященном китобойному промыслу (дело происходило в 60-е годы), появился скелет громадного голубого кита - блювала. Заглавие гласило «На выставке кит блевал». Но все рекорды побило одно республиканское издание, поместившее материал «Взрывы на кондоме». Увидев его, я буквально оторопел. Тот факт, что подобные изделия рвутся в самое неподходящее время и пропускают то, что нужно задерживать, для читателей было, конечно, не ново. Но чтобы презерватив мог взрываться! Все стало на место, когда я прочел первые строчки: «Горная речка Кондома показала свой крутой нрав. Она образовала ледяной затор длиной в четыре километра…»

А вот еще казус, который мог бы дать коллекционерам глупостей первоклассный экспонат. Как-то одна из журналисток нашей газеты написала информацию о новых спектаклях Киевской оперы. Заведующий отделом, которому она сдала свой материал, как это ни странно звучит, работая в украинской газете, почти не знал украинского языка. Через некоторое время он спросил заглянувшего в его кабинет товарища: «Как по-украински «тоска»? «Журба», лаконично ответил ничего не подозревающий приятель. А на следующий день в заметке, идущей по его отделу культуры, дежурный в последний момент выловил: «В цьому сезоні кияни та гості української столиці познайомляться з оперою Дж. Пуччіні «Журба». Тут имелась в виду знаменитая «Тоска».

Никогда не забуду и другого коллегу (правда, начинающего), который, решив блеснуть эрудицией, в одной из своих корреспонденций написал, что ее герой - «современный Оргазм Роттердамский».

- Слушай, парень, причем тут оргазм? - удивился наш ответственный секретарь. - Это слово, насколько я понимаю, совсем из другой оперы.

- Вовсе не из другой, - стал с жаром доказывать молодой сотрудник. - Так звали знаменитого нидерландского ученого-гуманиста XV-XVI веков.

- Дурачок, - сказал ему старший товарищ, - и о чем ты только думаешь! Гуманиста звали Эразмом…

Комедия ошибок

В середине шестидесятых годов журналисты по заданию редакций начали чуть ли не в массовом порядке «менять профессию». Они становились санитарами в психушках, официантами, грузчиками, продавцами и даже выдавали себя за сутенеров и проституток. Мои водительские навыки и, естественно, наличие прав на вождение машины стали использовать для подготовки материалов, в которых так либо иначе фигурировали автомобили, шоферы и сотрудники ГАИ.

- Давайте сымитируем дорожное происшествие и посмотрим, как в экстремальных условиях водители помогают друг другу, - предложил как-то наш главный.

- Это смахивает на заурядную провокацию, - начал было доказывать его заместитель. - Схлопочем кучу неприятностей.

Но редактору очень хотелось перед подпиской напечатать сенсационный материал. И он решился: «Завтра выезжайте на Броварскую трассу». Так начался необычный эксперимент, граничащий, как сказали потом нашему начальнику, с партийным выговором.

Каждый из людей моего поколения еще с детства усвоил, что если при капитализме человек человеку волк, то в нашем социалистическом обществе - непременно друг, товарищ и брат. Вот мы и решили проверить, в какой степени все мы друзья и братья.

Условия акции «Машина на обочине» были такими. Километрах в 20 от города мы осторожно, чтобы не поломать, скатили в придорожный кювет мой «Москвич», а затем сняли переднее колесо и отсоединили бампер. Таким образом инсценировалась небольшая авария. Кроме меня, рядом с поверженным автомобилем находилась «жена», роль которой исполняла одна из коллег-журналисток, и автоинспектор, переодетый в штатское. У него была портативная рация, позволяющая связываться с другим сотрудником ГАИ, прикомандированным к нашей бригаде. Он располагался примерно в километре от нас - впереди по ходу движения.

Голосуя, мы пытались тормознуть проносившиеся мимо грузовики и легковушки, а потом их останавливал партнер по «акции» и вел душеспасительную беседу. Большинство проехавших мимо без остановки ссылались либо на особо срочное дело, либо на жену в больнице, к которой они спешат, или на то, что едут провожать друга, отбывающего за рубеж.

За час лишь шесть человек проявили готовность оказать помощь. Один из них, владелец «Жигулей», внимательно осмотрел «аварийный» «Москвич», выслушал довольно невнятные объяснения и… бросился на меня с кулаками.

- Думаете на дурака напали, да? - кричал он. - Пока один будет заговаривать зубы, другой угонит мою машину? На, выкуси! - он норовил сунуть мне под нос комбинацию из трех пальцев. - Не выйдет! Да я сейчас в щепки разнесу этот хреновый «Москвич»!

Когда через несколько минут его автомобиль остановил наш партнер-автоинспектор, положительный герой моего будущего репортажа еще кипел:

- Что, кто-то из братьев-водителей уже успел настучать? Да, я, действительно, хотел набить морду двум аферистам! И очень жалею, что не сумел…

История, которую расскажу напоследок, относится к разделу «нарочно не придумаешь». Жизнь подчас способна выстроить фабулу похлеще самого искусного драматурга. Это произошло в начале 80-х годов - в разгар хозрасчетных веяний. Намечая, какими авторскими статьями порадую родную редакцию в следующем месяце, среди прочих я запланировал тему «работать плохо - не выгодно». В качестве автора выступления мне виделся руководитель одного из крупнейших киевских заводов, фамилия и телефон которого у меня были записаны: годом раньше брал у него интервью. А вот имя и отчество из головы вылетели начисто. Впрочем, это не беда.

Звоню в его приемную. Здравствуйте, я такой-то. Соедините меня, пожалуйста, с директором. Вот только забыл, как его зовут. Секретарша как-то странно хмыкнула, а потом говорит: Владимир Сергеевич. Спасибо, отвечаю, если можно, пусть возьмет трубку. Последовала долгая пауза.

- Откуда вы говорите? - вдруг спрашивает она.

- Из своей редакции, - отвечаю. - А что, вы можете прислать за мной машину?

Секретарша начала безудержно хохотать.

- Для чего? Чтобы спустить вас с третьего этажа на второй?! - сквозь смех выдохнула она.

Я окончательно запутался. Причем здесь этажи, и отчего она так хохочет?

Но вот на другом конце провода перестали смеяться:

- Дмитрий Павлович, кому вы звоните?

- Директору станкостроительного завода, - говорю, начиная потихоньку вскипать. - А что вас так веселит?

- Да ведь вы попали к руководителю своего собственного учреждения, - объяснила моя собеседница. - Нам неделю назад поменяли номер. Раньше это и впрямь был телефон завода станков-автоматов…

Через минуту хохотал весь отдел. Мы представили себе, что бы произошло, соедини секретарша меня с нашим начальником. «Здравствуйте, Владимир Сергеевич, - сказал бы я. - Моя фамилия Киянский. Может быть, вы меня еще помните?» Редактор бы, наверное, сначала решил, что я просто шучу, и сказал бы в том же тоне, что, конечно, еще меня не забыл. Но когда бы я предложил ему написать статью на тему «работать плохо - не выгодно», тут Владимир Сергеевич, пожалуй бы, призадумался: «Он пьяный? Сошел с ума? А может быть, просто издевается?» Впрочем, поскольку наш редактор обладал отменным чувством юмора, я более чем уверен, что потом он хохотал бы вместе со всеми…

Поставил здесь точку и подумал, а может быть, на манер телевизионного клуба «Белый попугай» журналистам стоило бы открыть свой? Ведь сколько неожиданного и смешного мы могли бы рассказать о нашей работе.