Популярность и любовь не всегда идут рука об руку. Но если эти эмоции соседствуют, а предметом их является лицо актерской национальности, мы не ленимся приписывать ему подвиги на всех фронтах жизни. Александр Ширвиндт — хрестоматийный «типичный представитель» этого придуманного нами мира. Встреча с ним случилась накануне дня всех влюбленных, дня Св.Валентина. Это и предопределило направленность нашего разговора. В начале встречи Александр Анатольевич просмотрел последний номер нашей газеты и, держа на отлете роскошную трубку, поинтересовался читательской географией. Я определила ее достаточно обширно. «Хочу сказать, — прозвучал знакомый обволакивающе-бархатный голос, — чтобы все читатели «Зеркала недели» смотрели в зеркало и видели там не только себя, но и остальных, кто читает эту замечательную газету, тогда и будет «Зеркало недели» — зеркалом душевным. Красиво сказал?!» Предлагаю принять это как общее поздравление-пожелание.
— Александр Анатольевич, дамы всех возрастных категорий взирают на вас с восторгом: самый обаятельный и привлекательный, самый благополучный, кумир вне быта. Какой он на самом деле — Александр Ширвиндт?
— На самом деле? — виртуозно держит паузу. — Не знаю, какой он благополучный, все ведь относительно. Относительно Украины, может быть получше, относительно «та-ам!» — (выразительный взгляд) — со-овсем неблагополучный. Трудно определить.
Когда я предложила ответить немного интимней, менее глобально, сказал: «Нервотрепка жуткая, но есть так называемая предохранительная маскировка. Чтобы никто не спрашивал: «Что такое? Что случилось?» Терпеть не могу, когда люди ходят с изначально трагическими лицами, от них бегут. А тут на вопрос: «Как дела?» — говоришь: «Прекрасно!» Как, почему прекрасно?! И удивлению нет предела, а ты становишься неуязвим. Понимаете?»
— Это имидж, который вы сами для себя придумали, выработали, или это идет из детства, от уклада семейного, от воспитания?
— Вроде и не было особого уклада. Это какая-то охранная грамота, взращенная естественным путем.
— Когда человек любим, естественно желание как-то приблизить его к себе. Вот у нас в Украине ходят слухи, что вы имеете к ней непосредственное отношение. Это так?
— Есть такой «вольный» город Одесса. Я считаю, что этот город принадлежит только Жванецкому, хотя — у меня мама одесситка. Она родилась там и выросла. Есть исторические места: дом, где они жили, дача, которую снимали. Так что корни мои там, но я родился в Москве.
— Театр был для вас изначально и навсегда?
— Когда-то была такая очередная кампания, мол-де в актерских вузах актерские детишки не дают пробиться самородкам. Это бред! Почему-то сталевары, хлеборобы, физики, наконец, — это династии, а артисты... Ребенок с молоком матери, а я еще и отца, с детства впитал определенный дух, атмосферу. Круглые сутки у нас в доме были и Качалов, и Яхонтов, и Обухова, и... Вдруг к семнадцати годам я иду в фармацевтический институт, видите ли, меня туда ди-ико потянуло. Хотя родители мои не желали мне этой судьбы, всеми путями от этого кошмара уберегали. Я сам оттягивал за уши своего сына — не оттянул. Знаете, когда-то я очень хотел быть хирургом, но больше всего таксистом: постоянно новые лица, новые «человеческие комедии». Но, конечно, не в этой криминогенной обстановке. Не состоялось, мечты распались. Хотя и таксист, и артист — обслуживающий персонал.
Тут же Александр Анатольевич посетовал на почти полное отсутствие гастролей: «Дело не в том, что распалась эта страна, а в том, что нет денег. Ведь театр — это антреприза, гастроли. Мы в Одессу, Одесса — сюда. Москва прекрасно знает и любит киевские театры. Сегодня же посадить труппу в поезд и поселить в гостиницу — театр по миру пойдет. Сегодня гастроли — это когда какой-нибудь Икс из Екатеринбурга говорит: «Хочу подарить городу гастроли вашего театра». И подарил, было такое. Но с протянутой рукой стоять надоедает, да и спонсор нынче слегка увял».
— Знаю, что всегда было не только актерство, не только сцена. Вы сами пишете?
— Когда был молодой, меня обуревали страсти — попробовать всего. Не бурить скважины, конечно, а в близлежащей сфере. Захотелось, например, посмотреть, как делаются радиопередачи. Влез туда с головой, делал праздничные обозрения. Мы сами их писали, я ставил, потом монтаж, наложение музыки, работа с актерами через стекло студийное — это было очень интересно. Все понял и... Потом было увлечение телевидением. Передачи пародийные: «Мужской клуб», «Терем-Теремок» — все это накрылось благополучно при помощи очередного руководства.
— Тем не менее, появилась новая авторская программа Александра Ширвиндта «Теплый дом».
— Это совместная идея: Эскин, директор Дома актера, Рена Лисневская, «РЕН-ТВ» позвали меня и спросили, не хочу ли чего-нибудь придумать. Согласился, я это очень люблю. Передача должна быть постоянной, но... Одну выпустили, сейчас вторую должны. Да и как начальство телевизионное — неизвестно, оно опять новое, посмотрим.
Что же касается писанины, то это не от хорошей жизни. Очень люблю эстраду, люблю это пребывание на сцене. Нас с Державиным за это все время ругали: «Куда вы лезете? У вас есть своя площадка». Это бред! Есть высокий театр и жуткая эстрада и наоборот. И никто не пишет! Были когда-то знаменитые капустники в Доме актера, вокруг нас сидели все нынешние мэтры, все наши друзья — Арканов, Горин, Хайт, Курляндский, Саша Иванов, Задорнов. Они писали, а мы кривлялись. Сейчас все это кончилось — все читают сами. Так что писать я стал не от хорошей жизни, а оттого, что приходится самому себя в текст обувать. Сейчас вот книжку сделали с Пуеровским на двоих. Вроде бы обо мне. Но чтоб ночью просыпаться — строка пошла, пошли стихи — этого нет.
— Александр Анатольевич, а режиссура, это тоже от желания прикрыть собой амбразуру?
— Я преподаю в институте, который сам когда-то закончил. Страшно сказать сколько — аж 37 лет. Это вахтанговская школа. Я — профессор на полставки. При тех заработках, которые платят педагогам, сумму эту назвать нельзя, она вписывается в рамки бензозаправки. Поэтому это уже роль недуга, какая-то половая привязанность. А так как всю жизнь делал дипломные спектакли, то и в театре захотелось попробовать что-то. Так, мы с покойным Андреем Мироновым поставили один спектакль — «Маленькие трагедии большого дома», с Захаровым — «Проснись и пой», был такой веселенький шлягер, сам поставил штук пять-шесть спектаклей.
— Сейчас у вас на выходе очередной спектакль?
— Ну, здесь я только артист. Ставит спектакль Житинский, наш молодой режиссер. Просто я спровоцировал Гурченко прийти к нам в театр, а уж мы вместе спровоцировали Радзинского, чтобы он немножечко перестал рыться в костях королей, царей и тиранов, вспомнил свою первую древнейшую профессию драматурга. Он перелопатил свою старую пьесу и дописал. Называется она длинно «Поле битвы после победы достается мародерам». Тьфу-тьфу, в конце февраля мы ее покажем.
— Вы упомянули, что вам не удалось свое дитя оградить от тлетворного влияния Его Величества Театра. Что делает дитя?
— Сын закончил Щукинское, помыкался артистом: прыгал за Костей Райкиным где-то на заднем плане года два. Потом это очевидно пошло вразрез с самоощущением его собственной личности, и он ушел из театра. Сейчас у них так называемая фирма «Весы». Это такое продюсерско-сценарное объединение, где они пытаются сделать кино- и телепродукцию. Есть уже два фильма. Один из них, кстати, хороший — «Русский рэгтайм» набрал кучу призов. Сейчас они делают для телевидения фильм «Дог-шоу». Он там директор.
— Вы были всегда настолько привлекательны для женской половины человечества, что позволю себе задать вопрос: что дома-то, как жена, какие у вас взаимоотношения и как она переживала хроническое всеобщее внимание?
— Возраст взаимоотношений переступил за определенный срок: мы женаты, сейчас скажу-у — де-факто — 42 года, а де-юре — 38.
— Но их же нужно было прожить и пережить. Стало быть, слава ее мудрости или это обоюдный вклад?
— Во-первых, я дико целомудренный. Во-вторых, если б мы варились в одном котле: она была бы артистка или режиссер, и оба были бы дико талантливы — это был бы кошмар. Ведь сумасшедший гений предполагает рядом раба. А если разные профессии — это совсем другое дело. Чем меньше, по-моему, заниматься друг другом профессионально, тем больше гарантий продлить совместную жизнь. Моя жена никакого отношения к театру не имеет, она архитектор. Единственный раз она боком прикоснулась к театру — построила театр в Омске. Это, по-моему, единственный театр в стране, где в гримерных есть душ. Правда, он не работает. Это все, что она сделала для театра.
— Вы, я думаю, достаточно мало внимания уделяли быту, наверное, всегда было мало времени? Это тоже сыграло определенную роль в хороших отношениях?
— В каком смысле? Быт — это финансовое обеспечение. Чем больше дашь денег в семью, тем меньше будешь заниматься бытом. Не нужно, к примеру, самому прибивать полку. Что же касается быта, как такового, я умею варить всего несколько блюд. Делаю, например, фирменный омлет. Я им горжусь, показываю в «Смаке» у Макаревича. Это омлет из любых продуктов!
— Можно даже без яиц?
— Нет, яйца необходимы. А так, можно набросать туда любое... и залить взбитыми яйцами. Очень вкусно и ничего не видно. Я даже огурец туда бросаю. Однажды Державина на рыбалке в сарае каком-то угощал своим омлетом, так он просто не мог понять, что ест. Можно любые корки, ошметки туда положить и... залить.
— Вы заядлый рыбак, какое же у вас второе фирменное блюдо?
— Я обожаю фаршированную рыбу. Имел неосторожность сказать жене, если научится готовить ее — отпущу на пенсию. Она освоила это в секунду! Вообще, по натуре я — говноед, ем все. Но фаршированная рыба! Есть такой анекдот: приезжает в местечко к родственникам старый еврей. Званый обед, все собираются, и он вожделенно приступает к фаршированной рыбе. У него спрашивают: «Как Фира?» — «Умерла» — «А Сара?» — «Тоже» и т.д. «Как? Все умерли?» — «Когда я ем фиш, для меня все умерло!»
— Александр Анатольевич, кто вы сегодня больше всего? Артист? Это, по-моему, по жизни. Мужчина, муж, отец, дед?..
— Сейчас скорее всего — дед и пенсионер.
— Простите, не вижу пенсионера.
— Это я прикидываюсь, — сказал Александр Ширвиндт и та-ак посмотрел...