Начало 1956 года ознаменовалось вселенским потрясением. Сотни миллионов людей были ошеломлены докладом Н.Хрущева на XX съезде КПСС. Впервые кремлевские правители, во имя собственного спасения, не особенно задумываясь о глобальных последствиях для своей государственной системы, не до конца даже называя вещи своими именами, явили миру во всей отвратительности лик коммунобольшевистского тоталитаризма в стране казарменного социализма. Более того, публично признали антинародность, бесчеловечность политической системы, провозглашенной их предтечами в октябре 1917 года. При этом расписались в несостоятельности не только ее идеологии, но и морали, нравственности.
Именно тот доклад, развенчивающий Сталина, поведавший о кровавых преступлениях партии и государственной машины против собственного народа, стал не просто приговором им, но и, несомненно, переломным моментом в истории страны. И если уж быть справедливыми до конца, то именно 25 февраля 1956 года стало изначальной точкой отсчета, от которой следует вести летоисчисление крушения бесчеловечной империи казарменного социализма. Империи, аналогов которой не найти в истории цивилизации.
Кремлевские правители с момента захвата власти тяготели к секретности. Свято блюли ее. И все же беспрецедентным стал вечер 25 февраля 1956 года. Тогда на очередное заседание XX съезда партии перекрыли доступ в зал не только иностранным делегациям, но и членам своей партии с гостевыми мандатами. Допускались только делегаты. Были предприняты самые строжайшие меры безопасности, чтобы ни одно из 20000 слов, произнесенных Н.Хрущевым с трибуны, не просочилось сквозь толщу кремлевских стен.
И все же разрозненные слухи о том заседании просачивались. Порождали самые неимоверные гипотезы. И не случайно на поиски хрущевского доклада были сориентированы разведки многих стран Запада. И в самом деле, одно - когда об этом писала зарубежная пресса, но совсем другое - когда об этом же говорят сами кремлевские бонзы.
госпожа удача
По указанию самого президента США Дуайта Эйзенхауэра тогдашний глава ЦРУ Аллен Даллес ассигновал на эту операцию полтора миллиона долларов. Потом, в своих мемуарах, эту операцию он назовет «самым выдающимся достижением за всю свою карьеру».Но при этом все же умолчал, кому он обязан был успехом в этой беспримерной акции, увенчавшейся столь оглушительным успехом. Так и не будет названо имя человека, осуществившего эту операцию. Не только с несомненным риском для жизни, но и совершенно бескорыстно. Более того, этот человек так и не услыхал даже слов благодарности. Что ж, и такое бывает...
...Сразу же после съезда ЦК КПСС начал подготовку к серии партактивов, на которых избранным членам партии должны были зачитывать очередное «Письмо ЦК КПСС». С тощими выжимками из того хрущевского доклада.
Но в преддверии московского партактива - с него планировалось начало пропагандистской кампании по развенчанию «культа личности Сталина»: так отныне следовало начать кровавые годы большевистского террора - мировая пресса запестрела аншлагами с сообщениями о публикациях на своих страницах самых острых мест из хрущевского доклада. Мало того, радиостанции «Свобода» и «Свободная Европа» на множестве языков из вечера в вечер стали передавать полный текст доклада.
Его появлению и в эфире, и в мировой прессе предшествовали весьма любопытные события. Именно они увенчались доставкой в Вашингтон фотокопий всех 58 страниц русского экземпляра доклада, набранного в две колонки на каждой странице. Правда, без сопроводительного письма-инструкции о том, кто и как имеет допуск к этому документу. А вскоре переведенный на английский язык он лег на стол президента Дуайта Эйзенхауэра.
Ситуация была достаточно сложной. Доклад порождал множество вопросов. Аллен Даллес неоднократно обсуждал хрущевский текст со своим братом Джоном Фостером Даллесом, государственным секретарем США. Эксперты и аналитики денно и нощно работали над текстом. В первую очередь, дабы не попасть впросак, надлежало установить его безусловную аутентичность. Кому-кому, но им отлично было известно мастерство советских спецслужб в создании разного рода фальсификаций. Главное - не опростоволоситься. Не клюнуть на весьма заманчивую сенсацию. Ведь этот доклад мог бы стать, помимо всего прочего, и ценнейшим источником информации для познания назревающих процессов, которые могут возникнуть не только в СССР, но и в соцлагере и во всем коммунистическом движении.
Наконец работа с докладом была закончена. Были выработаны рекомендации. Братья Даллесы встретились с президентом. Беседа затянулась на несколько часов. Еще раз были тщательно взвешены все «за» и «против». И Д.Эйзенхауэр распорядился разрешить «утечку информации». Цель была очевидной. Не просто выставить перед всем миром Советский Союз и его правящую верхушку в самом неприглядном облике. Но - это было не менее важным - тем самым нанести сокрушительный удар по всему международному коммунистическому движению.
Цель была достигнута. Удар оказался сокрушительным. Коммунистическое движение во многих странах так и не смогло от него оправиться. В одночасье стали рушиться симпатии к СССР, как к стране, победившей фашизм. События в левых партиях тех лет, публикации в западной прессе тех лет - неоспоримое свидетельство тому.
Конечно же, официальная советская пресса - а другой вообще-то и не было - не замедлила всех прозревших чохом зачислить в разряд презренных ренегатов-антисоветчиков, антикоммунистов. При этом наглухо закрыв границы для тех, чьей дружбой еще недавно гордились. Стали предавать их остервенелому остракизму, поливать грязью.
Доклад же Н.Хрущева продолжал свое «триумфальное» шествие по страницам мировой печати. Естественно, заслуга в его «добыче» приписывалась вездесущему ЦРУ и его многоопытному шефу Аллену Даллесу. Потом возникла и новая версия: доклад раздобыл Моссад, израильская разведка. Версия не случайная, ведь ее успехи на ниве тайных операций были вне всяких сомнений. Журналисты и авторы книг, специализировавшиеся на разведках и разведчиках, выстраивали в своих гипотезах самые невероятные домыслы о путях проникновения некоего «Х» в сверхсекретную сокровищницу кремлевских тайн.
Наконец, десятилетия спустя всплыли еще два имени людей, напрямую причастных к раскрытию кремлевской тайны. Амос Манор и Виктор Граевский. И если имя Амоса Манора о многом говорило специалистам, занимающимся спецслужбами, то имя Виктора Граевского оставалось для всех terra incognita.
Амос Манор - легендарная личность израильских спецслужб - в те годы был руководителем израильской контрразведки Шин-Бет. А вот Виктор Граевский, о котором могли помнить разве что старожилы варшавской журналистики, ни к какой разведке вроде бы отношения не имел. Да и как вообще можно было увязать эти имена, коль скоро внутренняя контрразведка к нынешним разведывательным операциям прямого отношения не имела. Тем более за рубежом. Не должна иметь...
Вопросов бездна. Ответов? Увы... И все же ответ нашелся. Совершенно неожиданно. Ему сопутствовала пресловутая «госпожа удача». Да, да. Именно она. Именно та самая удача, которая и поставила рядом эти имена. Может быть, и потому, что на ней-то и зиждутся зачастую самые непостижимые успехи разведывательных операций. Даже если к ним причастны случайные непрофессионалы.
Счастливый случай сопутствовал желанию тех, кто хотел узнать не просто правду о кровавых злодеяниях сталинского режима. Об этом на Западе знали давно. У нас же испытывали на своих судьбах десятилетиями. Хотелось услышать это от людей, напрямую ответственных за это. Еще теплилась надежда, что они принесут покаяние своему народу.
Правду, хоть и неполную, узнали. Покаяния не дождались.
Без плаща
и без кинжала
У каждой разведывательной операции свое летоисчисление. Некоторые начинаются за много лет до того, как в них может возникнуть необходимость. Бывает и совершенно неожиданно. Без видимой связи со всеми коллизиями и хитросплетениями самого дела. И, что самое любопытное, успех часто приходит тогда, когда свершают это люди, никоем образом не причастные к профессиональному «рыцарству плаща и кинжала».
С полным основанием успех в раскрытии той самой кремлевской тайны можно отнести к этой категории. Зато точку отсчета следует отнести к декабрю 1955 года. Именно тогда редактор отдела новостей из СССР и восточноевропейских стран польского государственного агентства ПАП Виктор Граевский ступил в аэропорту Лод, что невдалеке от Тель-Авива, на израильскую землю.
Волею судеб он оказался одним из первых граждан Польши, получивших разрешение своего правительства на посещение Израиля. Еще год-другой назад он об этом и думать не смел. Ведь начало пятидесятых годов прошло в странах социалистического лагеря под знаком яростной борьбы с сионизмом. Если уж называть вещи своими именами - под знаком разнузданного антисемитизма.
Виктор Граевский приехал сюда с единственной целью: повидаться с родителями и сестрой, с которыми расстался в 1945 году. Оказать помощь тяжело больному отцу.
Месяц, проведенный им в Израиле, произвел неизгладимое впечатление. Он невольно испытывал чувство гордости за рукотворное возрождение земли предков. От того, что люди, находясь во вражеском агрессивном окружении, во имя этого возрождения буквально голыми руками возвращали к жизни заболоченные, мертвые, пустынные земли. Но главное, с достоинством и гордостью отстаивали в нередких боях свое право быть гражданами первого, после почти 2000 лет диаспоры, еврейского государства. Они самозабвенно трудились во имя будущего своего государства. И, быть может; именно это пробудило в нем желание уехать сюда навсегда.
Едва окончилась война, они как бывшие польские граждане получили возможность вернуться домой, в Краков. Но то, с чем они там столкнулись, вынудило родителей и сестру, как и многих других евреев Польши, потаенными путями перебраться в Палестину. Сам же Виктор решил остаться в Польше.
Удалось получить журналистское образование. Пришлось вступить в партию. Начал работать в ПАП. Судьба складывалась удачно. Упорным трудом он достиг поста редактора отдела. Должность весомая, открывающая многие двери в государственном и партийном аппарате. К тому же, со временем он стал пользоваться доверием властей. Потому-то, когда в Израиле тяжело заболел его отец, он смог, хоть с громадным трудом, все же добиться разрешения на поездку к родным. В страну, к которой польские власти особой приязни не испытывали.
Он мог там остаться. Не вернуться в Польшу. Но знал нравы своих властей. И, будучи человеком долга и чести, отчетливо понимал, чем может обернуться такой его поступок для людей, причастных к его поездке. Сколько судеб, сколько жизней поломал бы его побег. И он решил вернуться домой. В Польшу. В Варшаву.
После возвращения в январе 1956 года опубликовал серию статей об Израиле, в которых попытался поведать правду об этой молодой державе. Публикации шли со скрипом. Цензура неистовствовала. Да разве позволительно было в этих условиях писать правду о стране, из которой непрестанно лепили образ врага. Именно это и стало, пожалуй, последней каплей, переполнившей чашу терпения Виктора. И он принял решение уехать насовсем в Израиль. Даже обратился по этому поводу в соответствующие инстанции за разрешением.
Но тут подоспели послесъездовские события. Дело в том, что руководители стран так называемой народной демократии после XX съезда КПСС пребывали в полнейшей растерянности. Им казалось, что своим верноподданничеством заслужили полное доверие кремлевских верхов. Оказалось, доверие весьма относительное. В московской послесъездовской прессе творилось нечто невообразимое. А они исчерпывающей официальной информации все еще не имели. Да и о том унижении, которое пережили на съезде, не позабыли. Что делать? Куда и как идти? Да и как идти, коль скоро в их странах обосновались практически оккупационные советские войска. Тут уж шаг вправо, шаг влево и...
Между тем в Москве тоже ломали голову над проблемой, как детально проинформировать хоть первых лиц этих стран. Но не потерять при этом лица. Как ослабить возможный шок и не породить разлад. Время не ждало. Сроки поджимали. Вот и решили, не мудрствуя лукаво, направить им полный текст хрущевского доклада. Но только для руководителей тамошних правящих партий. Тем более что практически все они были изрядно замараны разгулом сталинского беззакония в своих странах. Кровавыми процессами, которые смертоносными смерчами пронеслись над их вотчинами, унося тысячи жизней. Им еще предстояло пройти через чистилище откровений. Пусть даже и неполных. Вот пусть и решают, что и как делать. Как самим выкручиваться.
Так наступил день, когда спецкурьеры Москвы взяли курс на столицы Албании, Болгарии, Венгрии, ГДР, Китая, Польши, Румынии и Чехословакии. Другого выхода не было. Каждый из них вез пакет, скрепленный сургучными печатями. В них кроме пресловутого доклада были еще и инструкции, категорически предписывающие систему ознакомления с докладом. Он предназначался самому ограниченному кругу руководителей, который долженствовало очертить «первому». Москва сознавала, что сила детонации этой «бомбы замедленного действия» была способна смести руководства этих стран. Потому-то инструкция предписывала, чтобы каждый, кому будет доверено право ознакомления с докладом, сохранял его в строжайшей тайне. О том, чтобы делать из него выписки или копировать его, и речи быть не может. Любая утечка информации смерти подобна.
Такой пакет был доставлен в Варшаву, в ЦК ПОРП. Но когда Эдвард Охаб, один из высших руководителей партии, ознакомился с ним, потрясению его не было предела.
И он решился на крайне рискованный шаг. Ознакомил с докладом ближайших помощников, советников. Совместно с ними решил изыскать способ не только нейтрализации возможного эффекта от этой крамолы, но и, по крайней мере, изыскать подходы к ослаблению крайне нежелательных последствий. Ведь шила, в конце концов, в мешке не утаишь.
А по Варшаве начали циркулировать слухи о существовании в ЦК ПОРП некоего очень важного документа из Москвы. Для каждого партийного функционера стало делом чести, а если хотите, то и карьеры, хоть как-то приобщиться к этой тайне. При случае явить свою информированность, а может быть, и щегольнуть цитаткой. Ведь именно от этого нередко зависит продвижение по партийной или государственной иерархической лестнице. Да и сориентироваться в такой ситуации далеко нелишне. Уловить направление ветра - тоже искусство. А тем более подставить под него свои паруса.
И вот тут-то все тот же Эдвард Охаб, дабы ублажить партаппаратчиков высшего ранга, снять ажиотаж и подготовить их к гипотетическим политическим катаклизмам, поддался давлению своего окружения и распорядился сделать несколько копий оригинала на русском языке. Что и было сделано в строжайшей тайне.
Но произошло непредвиденное. Близкая знакомая Виктора Граевского оказалась высокопоставленным чиновником аппарата секретариата ЦК ПОРП. Она-то и рассказала ему о заварухе в ЦК с секретными кремлевскими документами. Вначале им двигала естественная журналистская любознательность. Он уговорил свою знакомую дать ему этот доклад на несколько часов. Та согласилась.
Виктор решил во что бы то ни стало снять копию этого доклада. Он догадывался, что за этим текстом идет охота крупнейших разведок мира. И они несомненно готовы были бы заплатить за него любые деньги. Тем более что выйти с ними на контакты ему особого труда не составило бы. Ведь по делам службы ему приходилось бывать на приемах в различных посольствах. Со многими дипломатами он поддерживал хорошие отношения. Деньги же никогда лишними не бывают. Тем более сейчас, когда он решил уехать в Израиль.
Но в последний момент он свое решение изменил. Этот документ он должен передать израильской разведке. Не продать, а передать. Бесплатно. Разведке той страны, которая грезилась ему во снах. А уж те вольны распорядиться документом на свое усмотрение.
Отсутствие доклада в ЦК ПОРП прошло незамеченным. Пленка была передана израильским дипломатам. В тот же день сотрудник посольства срочно отбыл в Вену. С ним была и микропленка. Оттуда он связался с Тель-Авивом. И через день текст хрущевского доклада уже лежал на столе главы службы контрразведки Израиля Шин-Бет Амоса Манора.
Тель-Авив, Вашингтон, далее везде...
То, что тот документ оказался на столе главы Шин-Бет, то есть во внутренней контрразведке, а не в Моссаде - внешней разведке, вроде бы не по прямому назначению, не было ни случайностью, ни результатом проявления бюрократической неразберихи. Именно Манор и его служба, как ни покажется на первый взгляд странным, курировали эту операцию. Ведь Амос Манор, прошедший Освенцим, работавший несколько лет в Восточной Европе в послевоенные годы, помогая тысячам евреев, уцелевших в пламени Катастрофы, перебраться в Израиль, наряду с легальными сотрудниками Моссад, работавшими в посольствах, направлял туда же и своих людей. Главным образом в страны Восточной Европы. И не праздного любопытства ради. И не для удовлетворения своих амбиций. Но потому, что советские разведывательные службы вкупе со своими коллегами из стран-сателлитов, пользуясь достаточно стихийным потоком эмиграции в Израиль, стремились внедрить туда свою агентуру. Так что присутствие сотрудников Шин-Бет в иммиграционных службах посольств Израиля было далеко не случайным. И именно на одного из них и вышел Виктор Граевский.
Манор, не знавший русского языка, распорядился немедленно перевести доклад Хрущева на иврит. Потом приказал экспертам тщательно проанализировать его, оценить его достоверность.
Получив перевод и заключение экспертов, Амос Манор направился в резиденцию премьер-министра Давида Бен-Гуриона. Рассказал тому об охоте, которую вели разведки многих стран за этим докладом. И положил премьеру на стол русский текст доклада, перевод на иврит и заключения экспертов.
Реакция Давида Бен-Гуриона была очевидной. Шутка ли сказать, какие силы в мире были задействованы, чтобы раздобыть этот доклад. Но не прошло и двух месяцев после XX съезда - и секретнейший доклад Хрущева у него на столе. Его люди оказались на высоте. А он понимал толк в этих делах.
И вот тут-то Бен-Гурион принял совершенно неординарное решение. Спору нет, куда как повысились бы акции Израиля в мире, опубликуй он тот доклад. Но мудрый политик решил попридержать амбиции. Решить более важную, стратегическую, задачу. И было принято решение этот доклад передать США.
Этой акцией разрешалось много проблем. Поиграв на самолюбии супердержавы, можно было достичь главной цели - упрочения договоренности о сотрудничестве разведок двух стран, подписанной в Вашингтоне пять лет назад. Тем самым переводя их из сугубо официальных в интимно доверительные. Ведь Бен-Гурион помнил, что в дни подписания того соглашения многие должностные лица США, причастные к этому договору, весьма скептически оценивали возможности маленькой ближневосточной страны, едва обретшей независимость, к тому же напичканной сонмом весьма подозрительных иммигрантов.
Несомненно, такой жест доброй воли, такая щедрость, предполагал Бен-Гурион, могут породить в Израиле неоспоримые надежды, что этот «подарок» будет несомненно способствовать переводу и межгосударственных отношений между ними и США в новое качество.
Документы в том виде, в котором они поступили в Израиль из Варшавы, израильским спецкурьером были доставлены в Вашингтон. Естественно, это вызвало ожидаемую реакцию администрации Эйзенхауэра. Все были удивлены и восхищены возможностями Израиля. Быстротой и надежностью его действий. Ведь в тонкости и детали операции израильтяне своих союзников не посвящали... Эту израильскую акцию в Белом доме назвали «первоклассным достижением». Сам же Аллен Даллес впоследствии назовет, как уже говорилось выше, «самым выдающимся достижением за всю свою карьеру». Правда, при этом, конечно же, умолчит о том, кому же на самом деле должны принадлежать лавры. Израильтяне вообще никогда не обмолвились об истинном авторстве этой сенсационной операции.
Что же касается самого Виктора Граевского, то в январе 1957 года он в числе 30 тысяч польских евреев, по сути дела, изгнанных Владиславом Гомулкой, возглавившим к тому времени Польшу, оказался в Израиле. Ему улыбнулась удача. Он стал переводчиком МИДа Израиля. Но вскоре вернулся к своей профессии и перешел на работу на радиостанцию Кол Исраел. Вначале был там ведущим передач на Польшу. Потом, в 1970 году, возглавил иновещание на страны Восточной Европы.