Лауреат Нобелевской премии мира, профессор экономики Мухаммад Юнус, известный как последовательный борец с бедностью во всем мире, отмечал, что «бедняк — это некий «человек-бонсай», которого искусственно лишают жизненных ресурсов и не дают реализовать свой потенциал». Это определение четко вписывается в украинские реалии. Все условия жизни в государстве Украина ориентированы именно на бедного человека, и эта убогость «просвечивает» в отсутствии у рядового украинца права сделать себя экономически независимым от государства. Наш человек традиционно не хочет иметь с государством никаких дел, а сейчас это нежелание усиливается реалиями: налоги стали похожи на приличные взятки, малый бизнес скоро покончит «самоудушением», политическая жизнь все резче отдает застоем, а общественное мнение никогда и не осмеливалось признать себя властью…
«Патологика вещей» такова, что все мы истово желаем… нормы, простой и элементарной: нормальных законов, нормальных прав, нормальных условий, нормальных отношений в социуме, то есть того, что делает жизнь полноценной и небесполезной. Но эта норма у нас недостижима: нынешняя власть в условиях покорного равнодушия общества грубыми лезвиями бесправия «обчекрыживает» духовный потенциал гражданина. И о сопротивлении людей системе речи пока нет…
Недавно в центре Киева прохожий спросил у меня, как пройти на улицу Рейдерскую (Рейтарскую) — похоже, массовое сознание впустило в себя «особые приметы» времени и смирилось с ними…
Мировой экономический кризис, как ни странно, не стал для нас катастрофическим — он просто «наложился» на кризисное состояние личности и общества, что представляет собой феномен нынешней социальной жизни Украины. Ущербность кризисного сознания в том, что оно возвращает нас к примитивным моделям жизни, о которых давно пора бы забыть. К тому же оно делает человека одиноким — нынешняя общественная жизнь никак не может сложиться из миллионов отдельных стратегий выживания ее граждан.
Наш собеседник — доктор экономики и социологии, профессор Юрий Саенко.
Ударим бесправием по сознанию?
— Какое определение можно дать кризисному сознанию?
— Это сознание, зацикленное на рисках социума, которое не видит и не ищет шансов выйти из кризисного состояния: оно формируется, когда человек в обществе испытывает состояние ступора, безысходности и неопределенности. Ибо все годы независимости, по данным мониторинга Института социологии НАНУ (апрель 2010 года), «стабильно» держится на уровне 75—85% страх населения перед повышением цен, безработицей и невыплатами зарплат и пенсий. То есть государство держит наших граждан в состоянии перманентной неопределенности.
— Скатываются ли наши люди к более примитивной модели общества?
— Они уже скатились. Внутреннее сопротивление наблюдается у людей творческих, всеми силами уходящих от саморазрушения. А у большинства бедность суживает диапазон интересов, вынуждая сосредоточиться на примитивных способах выживания. Мы спрашивали людей, каким должен быть ежемесячный доход на каждого члена семьи. Запросы оказались скромными — в качестве прожиточного минимума они определили 1700 гривен. Но в то же время они считают: чтобы достойно жить, на одного человека должно приходиться 5800 гривен в месяц. Оказывается, для очень многих недостижимы и «минимальные» 1700 гривен. Существует потребительский коэффициент Энгеля: если процент затрат домохозяйств на питание превышает 40% их общих потребительских расходов, это означает, что мы имеем дело не с развитой, а с развивающейся страной. А у нас расходы на питание составляют 50—60% от общих расходов средней семьи, и они в перспективе будут только увеличиваться, поскольку цены растут вместе с инфляцией, а зарплаты остаются прежними.
Даже в бедности, если человека не лишают возможности открыть свое дело — в экономическом, научном, политическом плане, — он не теряет себя и несмотря на свое жалкое материальное состояние, в его жизни есть духовная и общественная составляющие. А у нас гражданская жизнь отпадает сразу, а духовная ограничивается религией, поскольку честные и порядочные лидеры нации встречаются крайне редко. То есть у нас происходит гражданская деградация общества. И на этом дереве, из которого получается «бонсай», отсекаются три главные ветки: материальное, духовное и гражданское. Человек не умеет жить — и ему не дают искать и учиться.
За минувшие девятнадцать лет выстроены самые настоящие заслоны, чтобы общественный интеллект не проникал в сферу политики, — это корпоративные интересы чиновников, партократов и олигархов, которые приватизировали данную сферу.
— Один мой коллега высказал мнение, что наш человек может изменить свое положение засохшего и со всех сторон ободранного «бонсая» исключительно волей к жизни, силу которой воспел еще Джек Лондон. Но воля к жизни состоит в преодолении препятствий, а у нас она трансформируется в желание любой ценой держаться на плаву. Давать бесконечные взятки, чтобы сохранить свой бизнес, — неужели воля к жизни в этом?
— Депутатов перекупают нувориши на самом высоком уровне, а обычный постсоветский человек дает взятки, поскольку всю жизнь воспитывался с мыслью, что все за него решает чиновник. Причем в советские времена можно было пожаловаться на него в партийные органы, в народный контроль — какое-то «пугало» для зарвавшихся мздоимцев существовало. А сейчас человек, решающий свои деловые вопросы, попадает в некий «чиновничий загон», он обложен со всех сторон, как волк флажками. Сама система власти не дает ему выбора, кроме как участвовать в коррупционных схемах. А в суде тоже нужно давать взятки…
Создана система, которая не дает возможности человеку построить свою социально-экономическую деятельность так, как он считает нужным. Поэтому не развивается средний класс, растет инфляция, распространяется безработица. Труд обесценен — при средней зарплате 2000—2500 гривен какая будет мотивация труда у людей, теряющих на работе здоровье? Какая мотивация у учителя, получающего меньше тысячи гривен? А у врача, инженера, ученого?
Поэтому воля к жизни здесь ничего не решает.
Перспектива без позитива?
— По моему мнению, «человек растерянный» все же хочет видеть перспективу свою и страны. Ему важно знать, как будут развиваться события при лучших и худших раскладах в обществе.
— Западный человек «проигрывает» для себя ситуации будущего, тем более что мир все время усложняется и меняется. Только мы не ощущаем этой динамики. У нас нет модели будущего для страны и семьи. Дача, квартира — их никто не отберет, но вот как будут развиваться отношения в обществе, что это будет за общество, какая будет налоговая политика, кого будут душить, кого сажать? Социологи же не способны расписывать сценарии будущего страны: к ним никто за этим не обращается, и сами они не хотят этим заниматься. И главное — у нас нет теории общества. Да и в нынешних реалиях вместо прогноза, представляющего собой точный расчет, может быть разве что предвидение. Я бы с удовольствием занимался такой проблематикой, но над ней должен работать весь комплекс гуманитарных наук.
Нет конструктивной модели общества — а она обязательно должна быть поэтапной, понятной и реальной. А поскольку нет образа будущего и нет поэтапного его достижения, ясно, что сознание украинского гражданина удерживается в кризисном состоянии. В 2007 году мы зафиксировали удивительный показатель. На вопрос «Нужно ли реформировать общественно-политический строй Украины?» 80% респондентов ответили положительно. Меня это поразило. Из этого числа 47% заявили, что менять строй нужно радикально и немедленно. А оставшиеся 43% выразили готовность к постепенному реформированию.
— Но в числе этих 47% могут быть и те, кто не в силах отречься от коммунистического «старого мира»…
— Конечно. Это вопрос и к социологии, и к власти. Подобные исследования никто социологам не заказывает. Власть не хочет знать, чем живет народ и, я уверен, там никто не читает материалы, которые мы ежегодно туда пересылаем. Политиков интересуют только предвыборные рейтинги. На какую систему менять нынешнюю? На этот вопрос должна дать ответ настоящая креативная элита общества. Но к ней никто не обращается…
— В наших условиях неопределенность уже означает кризис. И длится он все годы независимости.
— Следует помнить, что чем больше в повседневной жизни проблем, которые решаются относительно будущего, тем здоровее общество. Украина погружена в какую-то шизофреническую зацикленность на прошлом. Мы встречаем в опросах Института социологии НАНУ один-два процента людей, которые признаются, что иногда голодают. Это, конечно, не тот голод, что был в 30—40-е годы. И все же в 1992 году 50% респондентов заявили, что боятся голода, а в 2000-м — уже 72%. Только сейчас этот показатель снизился до 30—40%. Голодомор действительно был геноцидом — он пока неистребим в сознании нации.
Все 19 лет нашей независимости 30% респондентов высказывают желание вернуться к советской плановой экономике. При этом около 5% из них приходится на молодежь в возрасте 18—30 лет, которая не имеет опыта жизни при советской плановой экономике. Спрашивается, как такое может быть? Число приверженцев СССР пополняется молодежью и средним поколением — ужасы советской системы забываются, а работает присущий ей феномен социальных гарантий.
Кстати, 40% опрошенных высказываются за вступление в ЕС. Но они не представляют себе, как нужно работать, чтобы стать конкурентоспособными. А за вступление в НАТО высказывается всего 16% населения. Но отрадно то, что у нас формируется новый гражданин. Молодежь получает совсем другое образование, не такое, как их родители, наблюдает как живут и работают люди на Западе. Она будет другой и сформирует новую элиту. Но произойдет это нескоро. Я думал, что для этого достаточно двадцати лет, но ошибся.
— Так что же, за все 19 лет независимости страны в зацикленном и пугливом сознании ее граждан не было ни единого проблеска свободной воли?
— Был Майдан. Но он не повысил протестный потенциал социума в случае попрания властью прав и интересов гражданина — готовность к протесту осталась на уровне 8—9%. И в то же время украинцев значительно больше беспокоит ухудшение их материального положения — часть готовых протестовать против этого возросла с 23% в 1992 году до 45% в 2005 году, а потом постепенно снизилась до 40% в 2010 году. Украинцам, как видим, хлеб с салом в 4,5 раза важнее, чем права и свободы.
— Можно ли сказать, что у наших людей снижается уровень притязаний?
— Нет, он не снижается, просто для их реализации становится меньше возможностей. Расширяется понимание того, что нужно человеку для нормальной жизни, но все это нивелируется отсутствием возможностей реализации прав и свобод. Народ живет в своеобразной резервации.
— Как «размыкается» кризисное сознание общества?
— Тремя способами. Первый способ — самый долгий, его возможности минимальны — это пробуждение индивидуальных волевых сил личности. Все-таки большинство населения пребывает в патерналистских моделях жизни, где не индивид решает свои проблемы, а государство. У нас только 15% населения утверждают, что их жизнь зависит исключительно от них самих. А тех, кто ссылается на независимые от них обстоятельства, около 40%. Второй способ — развитие среднего класса, который в здоровом обществе составляет 70—80% населения, а у нас пока еще ничтожно мал. Отсюда следует и развитие гражданского общества. Третий способ у нас пока недостижим — это реформы государства и создание им условий для развития среднего класса.
А начинать нужно с создания гражданского общества, только оно заставит власть работать на благо народа — ведь по своей воле власть измениться не сможет…