Близится очередная грустная дата начала страшной войны, воспоминания о которой до сих пор остаются открытой раной в сердце народа — как такое могло произойти? Усердно замалчиваемую достоверную информацию в течение полстолетия подменяли стандартные тексты — тщательно переписываемые одни и те же, директивно установленные мифы.
Самыми важными вопросами, над «разъяснением» которых работала узкая группа преданных партии людей, были: почему в первые же недели войны Красную армию разгромили и значительная ее часть попала в плен; почему вермахту удалось дойти до калмыцких степей и Кавказских гор; почему пожар войны докатился до мест, где чужеземных захватчиков не видели со времен Великой Смуты, и большинство жертв положили только для того, чтобы к осени 1944 года вернуть утраченное?
На причины «временных неудач» Красной армии впервые указал сам Сталин еще в 1941 году, назвав три фактора, которые будто бы обусловили успехи вермахта:
— немецкую армию заранее мобилизовали и подтянули к границам СССР, в то время как Советский Союз жил обычной мирной жизнью, придерживаясь строгого нейтралитета;
— наши танки и самолеты — лучше немецких, но их пока очень мало, намного меньше, чем у врага;
— за каждый шаг в глубь советской территории вермахт заплатил огромными потерями. Сталин назвал цифру 4,5 млн. убитых и раненых немцев (по состоянию на середину ноября 1941 г.). На самом же деле на конец года немецкие потери (вместе с пропавшими без вести) не превышали 831 тысячу человек.
Хрущев, придя к власти, несколько подправил историю начала войны. В конце 50-х годов окончательно сформировалась версия, которую в последующие десятилетия настойчиво вдалбливали в массовое сознание:
во-первых, мы — мирные люди, к войне не готовились, а наше правительство боролось за мир во всем мире и старалось не допустить втягивания СССР в войну;
во-вторых, «история отпустила нам мало времени», поэтому ни танков, ни пушек, ни самолетов, ни даже винтовок в нужном количестве выпустить не успели, из-за чего наша армия вступила в войну почти безоружной (бутылка же с зажигательной смесью играла едва ли не ключевую роль, о ней слышали даже те, кто об истории войны ничего не знает);
в-третьих, Сталин не позволил привести армию в состояние «готовности к войне», поэтому немецкие бомбы падали на «мирно спавшие советские аэродромы».
Следовательно, ответ на вопрос о виновных в человеческой катастрофе понятен, поскольку ими оказались:
— история, «отпустившая нам мало времени»;
— Гитлер, не предупредивший Сталина о своих намерениях;
— и, наконец, чрезмерная наивность и доверчивость в целом положительного товарища Сталина.
Коммунистической партии в этой схеме оставалась исключительно роль организатора и вдохновителя всех наших побед.
Все ясно, просто, логично и понятно. Любая попытка подвергнуть сомнению достоверность этих мифов расценивалась в диапазоне от «циничного издевательства над памятью павших» до «новой вылазки литературных власовцев».
Сегодня мы уже точно знаем, что никакого «технического преимущества вермахта» не было. И когда же это немцы смогли создать печально известное «многократное преимущество в танках и самолетах»? Да и из чего они могли его создать?
В нацистской Германии было в два с половиной раза меньше людей, чем в СССР. На втором году мировой войны авиационные заводы работали в одну смену! Дефицитный на войне алюминий тратили на изготовление садовых домиков и приставных лестниц для сбора груш. Немецкие заводы были загружены производством патефонов и велосипедов, радиоприемников и легковых автомобилей, фильдеперсовых чулок и лезвий для бритья. Серийное производство боевых танков, самолетов, подводных лодок началось лишь в 1935—1936 годах — меньше чем за одну пятилетку до начала Второй мировой войны.
В Германии нет своих бокситов, никеля, марганца, вольфрама, меди, каучука, нефти... Угля и железной руды тоже не хватало, всю войну немцам приходилось возить железную руду морем из Швеции под бомбами авиации союзников. В 1941 году пушку образца Первой мировой войны тянули шесть лошадей (немцы отправились на восток с огромным табуном в 750 тыс. лошадей). Основным средством передвижения пехоты вермахта была пара солдатских ног, а на вооружении у солдат — самая обыкновенная винтовка (согласно штатному расписанию даже в элитных дивизиях вермахта «первой волны» было 11 500 винтовок и всего 486 автоматов).
Между тем советский народ при сталинском режиме работал с утра до глубокой ночи. Работали все мужчины и почти все женщины. Декретный отпуск предоставлялся на четыре месяца: два до и два после родов. Потом — от грудного ребенка к станку. Военные заводы еще задолго до войне работали в три смены — с утра до утра. Что производили круглые сутки дымящие заводы — ситец, кастрюли, гвозди? Даже сегодня многим кажется страшно крамольной сама мысль, что этот труд был направлен отнюдь не на мирные цели.
Вконец милитаризованная сталинская империя вооружила и оснастила свою армию как можно лучше. Танков и самолетов, зенитных орудий и гусеничных тягачей, аэродромов и аэростатов у Красной армии было больше, чем у армий Англии, Франции и Германии вместе взятых. За золото за границей закупали новейшее оборудование — целыми заводами, самые современные авиамоторы, транспортные самолеты и чертежи.
Научно-технический уровень советского военного производства не просто «отвечал наилучшим мировым стандартам», но и по ряду направлений формировал их. Самые лучшие в мире: высотный истребитель-перехватчик (МиГ-3), авиационные орудия (ВЯ), танки (средний Т-34, тяжелый КВ); первые в мире реактивные установки залпового огня (БМ-13 «Катюша»), новейшие артсистемы, радиолокаторы, ротационные кассетные авиабомбы, огнеметные и плавающие танки и тому подобное — все это существовало не в проектах, не в экспериментальных образцах, а было запущено в серийное производство.
Недаром огромная, самая богатая страна в мире 20 лет голодала, жила в бараках и коммуналках, недаром самые лучшие головы многонационального советского народа день и ночь сидели над чертежами кораблей, танков, самолетов.
Понятно, что трехмиллионную группировку вермахта, сосредоточенную у западной границы СССР, обнаружила советская разведка, и к тому же с точностью до полка и эшелона. И хотя настоящих документов, которые бы раскрывали оперативные планы немецкого командования, на столе у Сталина не было, общая военно-политическая готовность гитлеровской Германии к агрессии на Востоке не представляла тайны ни для высшего государственного руководства СССР, ни для старших командиров Красной армии. К сожалению, разведка не смогла обнаружить ставку Гитлера в Восточной Пруссии, неподалеку от Растенбурга, всего за 200 км от линии фронта, в пределах досягаемости советской авиации.
В трудах советских историков идет речь о том, будто бы Сталин, как только мог, старался оттянуть нападение Гитлера на Советский Союз. Если это в самом деле так, то достаточно было просто продемонстрировать немецким корреспондентам многочисленные военные колонны, да еще так, чтобы на фотоснимках они казались бесчисленным воинством. И сделать это было нетрудно, ведь Красная армия в начале войны насчитывала 198 стрелковых, 61 танковую, 31 моторизованную, 13 кавалерийских дивизий, 16 воздушно-десантных и 10 противотанковых бригад. Для самих немцев станет большой неожиданностью количество взятых в плен советских солдат и захваченных трофеев.
Вместе с тем советские нормы секретности весьма отличались от мировых —самые суровые законы конспирации как для чужих, так и для своих. Итак, Сталин думал не о том, как оттянуть, а о том, как бы не спугнуть Гитлера, поскольку в глубине его души жила уверенность в том, что во всем мире не найдется силы, которая бы смогла навязать свою волю ему — земному полубогу. Невольно он перенес эту уверенность и на свою скрытую борьбу с фюрером, рассчитывая (точнее — без всякого расчета надеясь) на то, что ему всегда будет позволительно безраздельно «руководить процессом». Но не тут-то было.
На всей территории европейской части страны в воскресенье 22 июня было солнечно и тепло, наступило еще одно летнее утро. Но на западной границе уже взрывались бомбы и снаряды, погибали среди разрушенных зданий люди, а на другой части СССР, за сотни километров отсюда, их сограждане об этом даже не подозревали.
Все утро радио передавало «новости» и прогноз погоды. Недостаточное понимание ощущалось даже в городах, подвергнутых бомбардировке немецкой авиации. В Севастополе люди, стоя в очередях за хлебом, пересказывали друг другу, что ночью части ПВО по ошибке обстреляли свои самолеты. В полдень по радио передали выступление Молотова, в котором он назвал нападение Германии «вероломным». Следует отметить, что Сталин тему пресловутой «неожиданности» старался особенно не выпячивать, делая акцент на слове «вероломное» — а это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Тезис о «вероломстве» характеризует Гитлера как преступника, а тезис о «неожиданном нападении» выставляет Сталина как наивного, недальновидного политика. Цифры потерь, которые привел Молотов, поражают своей бессовестностью — всего двести человек, несмотря на то, что они к тому времени были уже в сотни раз больше.
Услышав радиообращение, люди бросались в мгновенно опустевшие магазины запасаться хлебом, солью, спичками и другими товарами, собирались на стихийные патриотические митинги, шли на призывные пункты, кое-кто подался в сберкассы, чтобы забрать свои сбережения...
В тот день никто из советских людей, включая самого Сталина, не имел полного представления о том, что происходит на западной границе. Так же и командиры на фронте — они как могли просто старались сохранить личный состав. Москва пыталась получить информацию. Но поступали лишь разрозненные фрагменты огромной стратегической головоломки, и Сталин все еще верил в возможность организовать контрнаступление. Зато немцы очень хорошо знали, что должны делать.
Немного оправившись от первого потрясения, большинство людей высказывали уверенность, что война скоро закончится и все будет, как и раньше. Немецких самолетов не было видно. В полосе наступления групп армий «Север» и «Юг» (Прибалтика, Украина, Молдавия) в первые дни войны в небе вообще не появилось ни одного пикирующего бомбардировщика Ju-87, знаменитого «Юнкерса» — этого символа блицкрига, без которого не обходится ни один фото-, кино- или телесюжет о начале войны. Что же касается жутких потерь на границе, то радио и газеты их максимально занижали. Несмотря на то, что немцам были известны даже фамилии командиров корпусов, Сталин оставался верным бессмысленной концепции общей секретности. Цензуре было приказано следить, чтобы в газетах указывались названия не фронтов, а уже несуществующих военных округов.
Тем не менее масштабы катастрофы разрастались. Группы армий «Север» и «Центр» продвигались чрезвычайно быстро, преодолев за первый день войны 60—70 км, а группа армий «Юг» — 15—20 км. До конца июня 20 млн. советский людей оказались в зоне оккупации, а до конца года уже — 74,5 млн. (40% населения страны!). На отход к городу Могилеву, где располагалась ставка царя во время Первой мировой войны, понадобилось два года. Войска же Западного фронта проделали этот путь всего за пять суток. 1 июля немецкие танки вышли к Березине. Это означало, что треть пути от границы до Москвы преодолены за восемь дней! А 16 июля, когда был захвачен Смоленск, под немцами было уже две трети расстояния от западной границы до Москвы. Красная армия оказалась неспособной создать надежную позиционную оборону на таких мощных естественных рубежах, как реки Неман, Днепр, Днестр, Южный Буг, Западная Двина. За шесть месяцев 1941 года в плен попали шестьдесят три (!) генерала.
Что же произошло с многомиллионной Красной армией? Почему огромное, богатейшее государство, с безумной настойчивостью тоталитарной деспотии готовившееся к войне, в ее начале, ожидаемом для руководства, очутилось на краю гибели? И если трехкратного численного преимущества оказалось недостаточно хотя бы для того, чтобы предотвратить неслыханный разгром, то что могло бы изменить преимущество пятикратное? Или семикратное? Наверняка, ничего, кроме количества трофеев, которые бы достались вермахту.
Причину военной катастрофы ищут в количестве самолетов и танков, обрушивая на голову обывателя целые Гималаи цифр, дат, названий, номеров дивизий, моточасов и километров, миллиметров брони и миллионов тонн боеприпасов. А главная причина заключается в человеческом факторе, во всем, что связано с действиями (или бездеятельностью) танкистов, артиллеристов, летчиков, пулеметчиков и их командиров.
Между тем всем известно, что тысячи героев 1941 года бились почти поодиночке, оставшись в хаосе общего бегства без соседей, без связи — и без надежды выжить...
Помимо всего прочего, Сталин, не считаясь с трагедией, и дальше придерживался того же распорядка — днем отдыхал, ночью работал. Но немцы же ночью не наступали, и когда первые сообщения о новых ударах немецких войск доходили до Москвы (темп наступления гитлеровцев в отдельные дни достигал 100 км за световой день), Сталин крепко спал, и приходилось ждать по восемь-десять часов, пока вождь возобновит свою трудоспособность. Поэтому все указания, основывавшиеся на утренних докладах, теряли для командиров на линии фронта любой оперативный смысл.
Самое трагичное заключается в том, что на войне, как известно, свои законы. Если из 12 гребцов весельной шлюпки 10 отдыхают и только двое гребут, то шлюпка все равно двигается. Медленнее, чем могла бы, но — двигается. Когда же из 120 гарнизонов пограничного Брестского укрепрайона 20 бьются до последнего патрона, а 100 отходят, то укрепрайон как оперативная единица просто перестает существовать. Немецким командирам хватало ума не заваливать трупами своих солдат амбразуры дотов, если их можно было обойти. Практически на каждом участке огромного фронта находились те, кто среди общего хаоса и панического бегства стоял насмерть. Но если сопротивлялись противнику отдельные части, а не организованная армия, то и самопожертвование безымянных героев не могло изменить общую обстановку и остановить продвижение врага в глубь страны.
Вермахту удалось на чужой земле малой кровью разгромить, разогнать по лесам, забрать в плен огромную рабоче-крестьянскую Красную армию, захватить колоссальную территорию, форсировать полноводные реки. И все потому, что миллионы одетых в солдатские гимнастерки рабочих и крестьян летом 1941 года просто не воевали.