Чем дальше отходит от нас Отечественная война, тем больше появляется посвященных ей воспоминаний, исследований, мемуаров. Кажется, описано в подробностях уже все - и ее трагическое начало, и каждая крупная битва, и героические действия партизан, подпольщиков, тружеников тыла и, наконец, апофеоз - падение Берлина, день Победы.
Ан нет, не все! Была еще одна немаловажная страница этой эпопеи - эвакуация, большой исход из оккупированной врагом территории летом
1941-го. О ней сказано совсем мало. Впрочем, это и неудивительно - мало героического в массовом бегстве населения от врага.
Но на самом деле это не так. Была в этом событии и по-настоящему героическая часть, сыгравшая огромную роль в ходе войны и разгроме фашизма. Имеем в виду в целом блестяще организованный вывоз на Восток промышленного потенциала страны. Многие сотни заводов в короткие сроки размонтировали, погрузили на эшелоны и не просто отправили, но и в порядке доставили в отдаленные от фронта районы. А там часто просто на открытых площадках они в считанные недели уже начали давать необходимую армии продукцию. Из Киева, например, уже к началу августа 41-го были эвакуированы такие промышленные гиганты, как «Арсенал», «Большевик», «Ленинская кузница», не считая множества более мелких.
Эта операция также широко освещена, снабжена убедительной статистикой. Но ведь была же и другая эвакуация - массовое бегство населения от наступавших частей немецкого вермахта. Мне, в детском еще возрасте проделавшему нелегкий путь от Буга до Днепра, пришлось наблюдать «исход», как говорится, изнутри. И до сих пор не дает покоя вопрос: почему страна не только не способствовала эвакуации мирного населения, но, можно сказать, сознательно препятствовала ей. Прежде всего полным замалчиванием истинного положения на фронте. Конечно, в радиосообщениях проскакивала некоторая информация: «наши войска вели упорные оборонительные бои на таком-то направлении». По этим направлениям кое-что угадывалось. Но не более. Когда за селом, в котором мы жили, послышалась не только артиллерийская канонада, но и пулеметная стрельба, нам разъясняли, что в двадцати километрах высадился немецкий десант, его уничтожают, а особо беспокоиться не следует - «направление» не изменилось.
В городах еще можно было ориентироваться в обстановке хотя бы по вывозу промышленных предприятий, а в селах… Причем обманывали не только население, но и представителей местной власти. Они тоже оставались в полном неведении. Когда ночью 1 августа наша арба, груженная нехитрым скарбом трех семей, - люди, кроме самых маленьких, шли пешком, - выбралась за село, нас обогнал на бричке-двуколке председатель сельсовета и растерянно крикнул: «Быстрее, немецкие танки уже на мосту!» Его самого задержали до последних минут не какие-то дела, а незнание обстановки, вера в то, что ведутся бои по уничтожению десанта…
Так и бежали мы всю ночь. Благо, немцы в первые месяцы воевали по расписанию, до захода солнца.
Пользуясь этим, мы шли всю ночь, и следующий день, и часть второй ночи и немножко оторвались от наступавших. Шли без еды, без всего необходимого, потому что уходили, как думалось, не на долго, до тех пор, пока не будет уничтожен высадившийся десант. В полной уверенности, что для эвакуированных где-то подготовлен и ночлег, и питание. Святая простота… А продлилось это беспорядочное бегство без малого месяц. Красная Армия была где-то впереди, немцы немного сзади, и только толпы людей в гражданском да бесчисленные стада колхозного скота сопровождали нас. Да еще измученный красноармеец с трехлинейкой, сопровождавший небольшую группа военнопленных, одетых в венгерскую форму. Вскоре эта унылая группа в районе Днепра вместе с нами попала в окружение.
Боев, стрельбы не было. Иногда в лесополосах встречали засады одетых в синюю милицейскую форму людей с неизменными винтовками, а порой и с пулеметом. Они по замыслу их пославших, видимо, должны были сделать то, что не могла сделать армия - остановить врага…
Зато ни на минуту не оставляли нас в покое немецкие самолеты. Неторопливые «юнкерсы» изредка сбрасывали листовки со снимком попавшего в плен сына Сталина Яковом, а кривоногие «штукасы» с неубирающимися шасси с жутким воем пикировали на забитую беженцами и стадами дорогу, превращая ее в кровавое месиво. На деревьях висели изуродованные тела людей и животных…
Уже при подходе к переправе через Днепр, в районе Никополя, после очередной жестокой бомбежки мы свернули в глухой угол, заночевали в степи, а утром увидели немецкие автомашины.
Конечно, много беженцев погибло. Но гораздо больше погибло тех, кто не успел убежать. Особенно это касается евреев. Ведь если бы официальные власти информировали о том, что их ожидает, многим бы удалось вырваться, спастись. Почему же этого не сделали? Боялись паники, опасались заторов на транспорте и дорогах? Очень дорогой ценой пришлось заплатить людям за эти опасения.
Больше всего удивляет цинизм, с которым в послевоенное время на протяжении многих лет в анкетах присутствовал постоянный вопрос: «Находились ли вы на оккупированной территории?» Как будто люди оставались там по собственной воле… Тем не менее этот вопрос играл очень важную роль при приеме на работу, в вуз, при формировании жизненной карьеры сотен тысяч людей. Вину за то, что его бросили, отдали в руки врагу, человек нес на своих плечах еще долгие годы после окончания войны.
Может, именно по этой причине эвакуация осталась белым пятном в истории минувшей войны? Вернее, темным пятном.