UA / RU
Поддержать ZN.ua

Битва титанов: Москва и Константинополь спорят за первенство

Русская православная церковь снова грезит «православным первенством». В последний раз этот искусительный сон посетил ее иерархов в пору позднего сталинизма.

Автор: Олеся Зоря

Русская православная церковь снова грезит «православным первенством». В последний раз этот искусительный сон посетил ее иерархов в пору позднего сталинизма. Тогда, в 1948 г., в рамках празднования 500-летия самопровозглашения собственной автокефалии, Русская церковь инициировала «Совещание глав и представителей автокефальных православных церквей». РПЦ мечтала, что это совещание станет чем-то наподобие нового «вселенского собора», провозгласившего новый церковно-политический «канон»: Москва — Третий Рим, а Московский патриарх — «первый» среди всех других православных иерархов мира. Проект был одобрен Сталиным и должен был стать точкой отсчета в качественно новых государственно-церковных отношениях в СССР. Сталин был не против, чтобы Московская патриархия превратилась во всемирный центр православия, такой себе подконтрольный ему «восточный Ватикан». Но в 1948 г. грекоязычные православные церкви отказались признать канонические претензии Московской патриархии на гегемонию в православном мире, и сталинский «православный проект» потерпел крах.

Сны честолюбцев

Новый «третьеримский» проект появился с приходом к власти в России бывшего сотрудника КГБ, который понял важность «православного ресурса». РПЦ получила полугосударственный статус в пределах РФ, а церковная казна стала пополняться за счет «спонсорской помощи» государственных монополистов на рынке газа и нефти.

Преобразование «ярого либерала» митрополита Кирилла в «ярого государственника» и «консерватора». Благодарственный молебен в главном храме России — храме Христа Спасителя — по поводу юбилея российского ядерного оружия. Популяризация высшими иерархами РПЦ откровенно националистической «Русской доктрины». События октября прибавили к этому перечню «символических событий» еще одно: показательный демарш делегации РПЦ в Равене. 9 октября там открылось Х пленарное заседание Смешанной православно-католической богословской комиссии. Смешанная комиссия — это специальный орган, объединяющий представителей Римо-католической и всех поместных православных церквей. Темой последнего заседания комиссии была проблема первенства, или примата, во Вселенской христианской церкви. Поэтому результаты работы этой всеправославно-католической комиссии очень важны как для Ватикана, так и для Константинополя. Первый рассчитывает, что православные и католики со временем придут к общему пониманию «примата» Папы Римского. Второй считает, что это благоприятный случай напомнить о своем традиционном первенстве чести в пределах Восточной церкви.

Впрочем, помехой планам Первого и Второго Рима стал патриарх города, гордо именуемого себя Третьим и «окончательным» Римом. Делегация РПЦ в Равене решила символично «поставить на место» Константинополь и покинула зал заседаний в знак протеста... против присутствия там представителей «лишней», с точки зрения Московского патриархата, Эстонской апостольской церкви — автономной церковной структуры, восстановленной в составе Вселенского патриархата в 1996 году.

Общеизвестно, что присутствие Константинополя в Эстонии — особенно больной вопрос для РПЦ. Ведь ее нынешний первоиерарх патриарх Алексий II родился и продолжительное время служил в Эстонии. Но в контексте прочих событий становится понятно, что демонстративный выход из зала заседаний — «а теперь, дескать, попробуйте обойтись без самой многочисленной православной церкви в мире» — был демонстрацией силы. Этим театральным жестом Москва стремилась засвидетельствовать, что без нее обойтись невозможно, а следовательно, именно она, а не Константинополь, должна быть главным партнером Ватикана в диалоге с православными.

Обошлись! В результате общий документ Смешанной комиссии подписали представители католической стороны и представители всех поместных православных церквей, кроме РПЦ. Как сказано в общем коммюнике на встрече в Равене, изучение вопроса примата «было завершено, был одобрен общий документ, предусматривающий твердую основу для дальнейшей работы комиссии». Масштабность проигрыша даже вынудила главного редактора «Церковного Вестника» написать в своем живом журнале: «Это очень продуманная и по-своему очень красивая — в греческом стиле! — провокация Константинополя...»

Нет, Москва стала жертвой не провокации, а собственных амбиций. Церковь, столетиями страдающая от государственной неволи, добровольно вернулась к своему традиционному историческому положению — быть «сакральным приложением» к российской государственной машине. За спиной Газпрома РПЦ чувствует себя Третьим Римом, и, пользуясь каждым случаем, ставит перед Константинополем вопрос о первенстве. «Отсутствие в диалоге самой большой православной церкви, численность членов которой превышает численность членов остальных православных церквей вместе взятых, ставит под сомнение легитимность православно-католического диалога», — заявил епископ Илларион Алфеев в интервью «НГ-Релігії». И еще: «В очередной раз интересы Константинопольского патриархата были поставлены выше интересов всеправославного единства. И это снова ставит вопрос о роли Константинопольского патриархата в семье поместных православных церквей». В христианском мире владыка Илларион хорошо известны как богослов, автор многих трудов по патристике. Поэтому политическая аргументация (аргумент численности) из его уст дает понять: это позиция «не первого, но и не второго человека» в РПЦ — ее неформального «премьер-министра» митрополита Кирилла Гундяева.

Реакция Константинополя не заставила себя ждать. «Твердая позиция Иллариона должна рассматриваться как выражение авторитаризма, цель которого — продемонстрировать влияние Московской церкви», — заявил в интервью католическому агентству Asia News сопредседатель Смешанной богословской комиссии митрополит Пергамский Иоанн. «Как и в прошлом году в Белграде, все, чего смогла достичь Москва, это снова изолировать себя, ведь ни одна из православных церквей не пошла по ее пути, сохранив вместо этого верность Константинополю», — замечает известный иерарх.

Положение РПЦ в православном мире похоже на положение митрополита Кирилла в РПЦ. Формально Московская — пятая по чести (местом в диптихе) православная церковь в мире. Неформально — вторая по влиянию. Будет ли у РПЦ еще один случай стать «первой»? Учитывая то, что, в соответствии с демографическими исследованиями, через 50 лет ислам станет господствующей религией в России, нынешний исторический случай для Русской церкви может быть последним. Через полстолетия «Третий Рим» постигнет судьба Второго — православные там станут меньшинством.

Как свидетельствует история христианской церкви, государственная поддержка нередко вредит церкви, а исторические испытания, наоборот, укрепляют веру. Но перспектив получить первенство в православном мире через несколько десятков лет у РПЦ значительно уменьшится. Во-первых, у «славянского блока» православия есть четкие перспективы повторить судьбу Варшавского блока. Восточная Европа сегодня уже не ориентируется на Россию, большинство стран региона выбрали иное направление развития — интеграцию в Европу. А Евросоюз, как известно, — это зона влияния Константинополя. Во-вторых, существуя в стране с исламским большинством, РПЦ не сможет упрекать Константинополь, что он, дескать, потерял историческую почву под ногами и стал «турецким заложником».

Известны несколько главных канонических оснований для первенства чести: геополитическое положение города, где находится епископская кафедра; апостольское происхождение и давность кафедры, а также ее заслуги перед Вселенской церковью.

И все эти критерии свидетельствуют, что Москва не может сегодня претендовать на первенство. Во-первых, Москва не может быть Третьим Римом, поскольку современная Россия не может быть ни современной Римской империей, ни ее аналогом. Римская империя была носителем универсалистских ценностей. А история России свидетельствует, что она всегда тяготела к национализму, а следовательно, не соответствует полиэтническому формату имперской государственности. Универсализм был присущ Византии. Но не России, которая была не империей в византийском смысле, а национальным государством, которое лишь использует внешние атрибуты империи.

Во-вторых, секуляризм и светский формат государства — это единственное, что может хотя бы временно отложить для России проблему исламизации. Современная Россия — секулярная страна. И этот статус уже не будет изменяться. Как мы уже писали выше, в РФ существует реальная перспектива деруссификации в течение ближайших 50 лет. А что может противопоставить этой перспективе российское государство? Запретить нерусским этносам рожать более двух детей? Законодательно запретить ислам? Вменить в обязанность каждой «этнически правильной» российской семье рожать более трех детей?.. Понятно, что единственным стратегически оправданным курсом для РФ является жесткое сохранение светского формата государства. Нарушение баланса в пользу «наиболее многочисленной» РПЦ сегодня несет в себе угрозу стремительной исламизации РФ в ближайшее полустолетие.

В-третьих, современная Россия — страна, развивающаяся сегодня в соответствии с генеральным планом под кодовым названием «ВВП». А нынешний президент РФ не заинтересован во влиянии церкви на общество. РПЦ как структура ему не нужна. Его интересует «бренд» РПЦ или возможность использовать ее для создания картинки современной России. Картинки, где человек в военной форме явится на фоне куполов православного храма. Это — символы национальной идентичности путинской России.

Москва и римский формат: «не-формат»

Невозможно оправдать примат Московского патриарха и с точки зрения канонической традиции. Считается, что кафедра первоиерарха, претендующая на канонические преимущества, должна походить от каких-то апостолов. Но если существуют давние рассказы о пребывании апостола Петра в Риме и апостола Андрея в Константинополе и даже в Киеве, то свидетельств о пребывании кого-то из апостолов на Московщине нет.

Не очень сложилось и с «седой древностью». В этом году Москва отмечает свой юбилей: ровно 860 лет назад летопись зафиксировала первое упоминание о ней. Согласитесь, по критерию христианской древности Москва однозначно проиграет. По сравнению с Римом, Константинополем или даже Киевом Москва находится в детском или подростковом возрасте. Первому Риму — 2760 лет. Константинополь основан в 330 году. Киеву более полуторы тысячи лет. С такими конкурентами Москве нелегко обосновать свои претензии на титул первой в мире православной кафедры. Мало того, даже почетное пятое место, которое РПЦ занимает сегодня в церковном диптихе (почетном списке) православных церквей, в будущем может перейти к древней Грузинской церкви. Ведь она впервые получила автокефалию еще в 467 г., то есть за 680 лет до учреждения Москвы и почти за тысячелетие(!) до неканонического провозглашения русской автокефалии.

Но главным все же является не принцип седой древности, которому не соответствует Москва, а отсутствие у нее необходимого опыта жертвенного служения, являющегося необходимым для первенства кафедры. Ведь по евангельской логике служение того, кто является первым, связано не с силой, а с жертвенностью. Тот, кто претендует на роль первого, должен служить всем...

«Каноническое рабовладение»

Осознавая, что эти слова могут оскорбить чувство кого-то из поборников российского благочестия, отважусь сказать то, что искренне считаю правдой: современная Русская церковь, по моему мнению, исповедует философию «канонического рабовладения». Иными словами — рассматривает церковные единицы, входящие в состав РПЦ (епархии или самоуправные церкви в ее составе), как свое «имущество». И хотя эта болезнь в той или иной степени присуща не только Русской церкви, но и некоторым другим поместным церквам, российский пример наиболее красноречив.

Известно, что в античные времена рабов рассматривали именно как имущество, вещь. Но именно так и рассматривает нынешнее церковное руководство общины и епархии РПЦ. Обратите внимание, канонический строй РПЦ не предусматривает форм изменения юрисдикции для епархии или общины. Последние рассматриваются руководством РПЦ как такие, которые не имеют права реализовать права выбора юрисдикции. И даже если все клирики соседней с другой поместной церковью епархии вместе со своим епископом и паствой проголосуют за переход в иную юрисдикцию, Московский патриархат объявит их «раскольниками». Ведь беглый раб всегда считался преступником...

Обратите внимание, в Западной Украине фактически не существует полноценных епархий Московского патриархата. Там развита церковная инфраструктура украинских автокефальных юрисдикций: тысячи автокефальных православных храмов, богословские школы, издания УПЦ КП и УАПЦ. Но Москва не спешит предлагать Западной Украине компромиссный вариант, который помог бы православным церковным структурам в этом регионе выйти из канонической изоляции. Например, переход этих приходов в состав Константинопольского патриархата. (Вопрос целесообразности такого шага с точки зрения интересов Украины мы оставляем за скобками.) Почему? А потому что, если представить право юрисдикцийной «свободы выбора» галичанам, со временем его нужно будет распространить и на жителей Центральной Украины. А это, в свою очередь, поставит под вопрос «целостность Московского патриархата». «Целостность РПЦ», «каноническая территория», «интересы» того или иного патриархата... Когда читаешь церковную периодику, иногда создается впечатление, что современная церковь уж слишком прониклась копированием государственных образцов и геополитическими интересами стран, в пределах которых она существует.

Но в действительности «рабовладельческий» порядок в церкви нелегитимный. Судьбу канонического устройства самодовлеющих церковных структур должны решать не церковно-административные центры (митрополии или патриархаты), а «местная церковь» или собрание верных епархии во главе с епископом. По крайней мере именно таким должен быть механизм решения вопроса с точки зрения «евхаристической эклезиологии», которую ведущие богословы ХХ века считали нормативной для православной церкви.

Москва апеллирует сегодня к принципу «канонической территории». Но в действительности это классический пример применения двойных канонических стандартов. Требуя от других уважать собственные канонические территории, Московская церковь сама при подвернувшемся случае аннексирует чужие. Только два исторических примера: Грузия и Северная Буковина. В 1783 г. Грузия подписывает Георгиевский трактат и входит в состав Российской империи. В 1810 г. Россия запрещает выбирать нового грузинского патриарха-католикоса. В
1811 г. указом российского императора образован Грузинский экзархат, создание которого окончательно отменяет автокефальные права Грузинской церкви. Северная Буковина: после Первой мировой войны Австро-Венгерская империя распадается. Трансильвания, Буковина и Бессарабия входят в состав Румынского королевства, а местные церковные епархии оказываются в составе Румынской православной церкви. Во время Второй мировой войны Румыния была союзницей Германии. Левобережные районы Молдовы, Одесская и часть Николаевской области вошли в румынскую зону оккупации, получившей название «Трансднестровье» (Заднестровье). На эти территории распространяется юрисдикция Румынского патриарха, при поддержке румынского правительства здесь открываются закрытые большевиками храмы. Но после присоединения Северной Буковины к СССР (1944) Московский патриархат в одностороннем порядке, без согласования с Румынской церковью, распространяет на эти территории свою юрисдикцию. Так в юрисдикции РПЦ оказывается около 1000 православных приходов, ранее относившихся к Румынской церкви.

Каким каноническим принципом руководствовалась Русская церковь в каждом из этих исторических случаев? В едином (имперском) государстве должна быть единая (имперская) церковь. Но имеет ли этот принцип обратную логику: у церкви, расположенной на территории независимого государства, должен быть автокефальный строй? «Нет», — решительно отвечает сегодня руководство Московского патриархата РПЦ. Но это классический пример применения двойных стандартов. Обратитесь к историческим документам. Вот выписка из «журнала определений» того же Священного синода РПЦ от 19 ноября 1943 г. по поводу «возобновления молитвенно-канонического общения» между Грузинской и Русской церквами. «Не имея оснований входить теперь в разбор всего, о чем с тех времен говорилось и писалось «за» и «против» грузинской автокефалии, и, оставляя без внимания взаимные просчеты, подозрения, предубеждения и печальные недоразумения, мешающие объективному подходу к данному вопросу, сейчас у нас существует счастливая возможность ограничиться только главнейшим и наиболее существенным: в соответствии с церковными правилами (Всел. IV, 17 и др.), церковные границы должны соответствовать государственным» («Журнал Московской Патриархии», 1943 г., с. 3). Помните лозунг первого президента Украины: «независимому государству — независимую церковь»? А теперь вспомните реакцию Московского патриархата — этот лозунг «неканонический». А между тем, как оказывается, Леонид Кравчук только несколько перефразировал определение самого Священного синода РПЦ: «В соответствии с церковными правилами, церковные границы должны соответствовать государственным».

Украинская проблема и вероятность российского «примата»

Имидж «канонического рабовладельца» существенным образом вредит РПЦ, одним из приоритетов которой сегодня является динамическое развитие своих структур в Западной Европе. Поэтому Патриарх и Священный синод под давлением обстоятельств идут на незначительные уступки Константинополю и европейскому церковно-общественному мнению. Например, выдали «отпускные грамоты» тем священникам в Великобритании, которые «самовольно» (без согласования с «каноническим рабовладельцем») перешли из юрисдикции Москвы под юрисдикцию Константинополя.

Ведущие российские иерархи все прекрасно понимают, но РПЦ сегодня отказаться от принципа «рабовладения» не способна. Ведь если признать принцип христианской свободы и предоставить самодовлеющим с точки зрения канонического права церковным структурам (епархиям или их совокупности) право самостоятельно определять свою юрисдикционную принадлежность, то в течение каких-то пяти—десяти лет РПЦ может полностью утратить Украину. А это не только половина всей РПЦ, но и ее история. Пока древний Киев находится под юрисдикцией Московского патриархата, у последнего вроде бы древняя история. Но после того как Киев становится кафедрой первоиерарха автокефальной канонически признанной православной церкви, то «историческое наследие» РПЦ радикально суживается. Прямым преемником наследия Киевской Руси становится самостоятельная Украинская церковь, а Патриарх Московский оказывается в деликатной ситуации (с исторического взгляда) «голого короля». У его королевства есть власть, средства и клейноды власти, но не хватает истории.

Празднование тысячелетия крещения Киевской Руси давало РПЦ исторический шанс возвратить кафедру первоиерарха церкви в Киев. Впрочем, не без Божьей милости, РПЦ этим шансом не воспользовалась. Российский патриарх не переехал в Киев, а УПЦ разделилась на вполне самостоятельный, но канонически не признанный Киевский патриархат и «независимую в управлении», но канонически признанную УПЦ МП. Так Москва потеряла возможность заблокировать самостоятельность Киевской церкви, а церковь Киева получила историческую возможность со временем получить канонически признанный патриархат.

Была у РПЦ и другая возможность — не противодействовать, а наоборот, максимально содействовать каноническому созданию автокефальной Украинской церкви. В этом случае Украинская церковь имела бы самостоятельный статус, но в течение определенного исторического периода была бы без собственного патриархата. Следовательно, у Патриарха Московского была бы определенная возможность позиционировать себя как Патриарха всея Руси (в аналогичном положении относительно Константинополя сейчас находится Эладская церковь, у первоиерарха которой титул Архиепископа). В таком случае Украинская церковь так или иначе находилась бы в сфере влияния Москвы.

Но РПЦ избрала очень жесткую линию поведения относительно образования Украинской поместной церкви. Русская церковь мечтает о собственном «примате». А без Украины — ее приходов и ее (гео)истории — перспективы такого примата призрачны. Без Украины РПЦ может быть динамической и открытой церковью. Но не церковной империей, не «восточным Ватиканом», не единоличным диктатором в православном мире. Поэтому, даже если вся канонически признанная УПЦ поставит завтра вопрос об автокефалии или смене патриархата (из Московского на Константинопольский), можно не сомневаться, что ответ РПЦ будет выдержан в духе «философии рабовладения»: «Вопрос о каноническом статусе УПЦ как неотъемлемой части РПЦ находится в компетенции Патриарха Московского, Священного синода и Архиерейского собора Русской православной церкви». Другими словами, «судьбу канонических крепостных крестьян должны решать их хозяева».