UA / RU
Поддержать ZN.ua

«Батька» Бернард

Раннее казачество (конец XV — первая половина XVI века) — весьма интересный период в отечественной и...

Автор: Юрий Рудницкий

Раннее казачество (конец XV — первая половина XVI века) — весьма интересный период в отечественной истории, хотя, по признанию выдающегося украинского историка Михаила Грушевского, в документах отражен не так хорошо, как хотелось бы. В советское время на этой теме тоже особенно не останавливались. Причина была не только в нехватке исторических свидетельств. Классовый подход, царивший в исторической науке, не позволял признать, что у истоков казачества стояла отнюдь не беглая чернь, а «рыцарские люди», то есть шляхта и негербовые воины, именовавшиеся боярами. Это потом уже к ним присоединялись мещане и свободные крестьяне, которые с течением времени составили основной резерв пополнения рядов степного украинского рыцарства.

В период правления литовского князя Сигизмунда, занимавшего одновременно польский престол и известного в истории Польши под именем короля Сигизмунда Старого (правил с 1506 по 1548 гг.), редкие годы обходились без татарских набегов. Польша и Литва, еще не оформившиеся к тому времени в единую Речь Посполитую, были заняты войнами то с крестоносцами, то с Молдовой, то с Московией, а от татар приходилось откупаться ежегодными «упоминками». Но и это далеко не всегда могло служить гарантией покоя. Татары доходили до белорусского Полесья, Подолии, Галичины, Волыни, реки Сан. Предложения утвердить кредиты на оборону юго-восточных рубежей Литвы, как правило, не получали дальнейшего развития, и борьба с татарами, которая велась с переменным успехом, стала преимущественно уделом энтузиастов — русско-литовских и польских пограничных воевод и старост.

Одним из таких был Бернард Претвич, друг и соратник знаменитого князя Дмитрия Вишневецкого (Байды). К сожалению, он оказался с течением времени незаслуженно забытым. Ни в песнях, ни в легендах его имя не упоминается. Может быть, потому, что, в отличие от князя, никогда не вынашивал монументальных планов вроде завоевания молдавского трона. Напротив, он относился к той категории людей, которые старательно и хорошо делают свое дело на порученном им участке. Однако боевой славе этого шляхтича мог бы позавидовать даже знаменитый Иван Сирко: хроники свидетельствуют, что Претвич провел около 70 битв с татарами и ни в одной из них не знал поражения. Но, самое главное, пана Бернарда, оставившего после себя ценные записки, в которых перед нами предстает живая картина полной опасностей и приключений жизни степного пограничья, можно считать основоположником украинской военной мемуаристики. Правда, свои мемуары Претвич писал как дополнение к защитительной речи (так называемой Апологии), произнесенной 14 декабря 1550 года на заседании сената, созванном по требованию короля в ответ на жалобы турецкого двора на приграничных старост.

Портрет королевы Боны Сфорцы
Бернард Претвич родился в Силезии, по происхождению был, скорее всего, из ополяченных немцев, а по вероисповеданию — католик. Носил герб Вчеле, представлявший собой некое подобие шахматного поля с золотыми и серебряными квадратиками. Интересно, что этот герб польский писатель Генрик Сенкевич присвоил почему-то одному из наиболее колоритных персонажей своей трилогии — Яну Онуфрию Заглобе.

Военная карьера Претвича началась при дворе польской королевы Боны Сфорца в 20-х годах XVI века, но затем авантюрный шляхтич променял столичный покой на полную опасностей пограничную жизнь. В 1537 году Претвич в чине ротмистра начал службу на Подолье командиром отряда легкой конницы. Его непосредственным начальником был воевода белзкий Николай Сенявский (впоследствии великий коронный гетман Польши).

Претвич активно внедрял в жизнь тактику так называемой наступательной партизанской войны, разработанную Сенявским. Убедившись в свое время в неэффективности созывов ополчения («посполитого рушения») в ответ на очередной татарский набег, воевода выдвинул сторожевые посты на южные границы Короны Польской, включавшей в себя часть правобережных украинских земель. При этом была налажена система оповещения гарнизонов порубежных крепостей. Тогда татары изменили тактику и начали проникать мелкими подразделениями — от 10—20 до 200—300 человек, минуя стражи и укрепленные замки.

Организацию противодействия этим группам, а также ответных карательных экспедиций как раз и взял на себя ротмистр Бернард Претвич, со всей тщательностью реализовавший тактическую установку «искать этих разбойников в их собственных норах». Нередко его отряды, сочетавшие высокую мобильность и внезапность действий, доходили до побережья Черного моря, где стояли турецкие крепости, а то и в Крым. Совершая налеты, казаки исчезали так же неожиданно, как и появлялись. Выследить и выловить их не удавалось. Практически это были первые в Европе подразделения дальнего действия, или рейнджеры, как их сейчас принято называть. Один раз, помогая князю Семену Пронскому, тогдашнему брацлавскому управителю, Претвич захватил группу татар, отводивших пленных, взятых под Баром и Хмельником, в расположение основных сил на Березанской возвышенности неподалеку от Очакова. Переодевшись в татарскую одежду, люди ротмистра атаковали «бусурманский» лагерь, взяли пленных и почти полторы тысячи коней.

Вскоре к Претвичу за помощью начали обращаться винницкий и брацлавский старосты. Заслуги ротмистра были замечены: менее чем через год королева Бона Сфорца пожаловала ему село Вонячин в Винницком уезде. А уже в 1540 году он принял по повелению королевы Боны Барское староство. О том, насколько велика была ответственность, говорит тот факт, что староство это стояло на пересечении двух «татарских шляхов», по которым бусурмане шли на Литву и Польшу — Черного и Кучманского.

В 1541 году ротмистр предпринимает дерзкий и жестокий налет под Очаков, получивший широкую огласку среди современников. По правде говоря, налет был собственной импровизацией новоиспеченного старосты, поскольку карательная экспедиция Н.Сенявского и С.Пронского, предпринятая в ответ на очередной татарский набег на Овруч и Хмельник, оказалась на грани провала: татары переловили передовую стражу Пронского на берегах Буга, а попытки Сенявского подстеречь их на переправе оказались безуспешными. Тогда за дело взялся Претвич. Дойдя со своими казаками до Очаковского замка, он узнал, что татары направились на «верховины березанские». «Я пошел тогда на них, побил их там и многих живьем взял, детей и женщин поколол, потоптал, мстя за обиды. И коней у них взял там свыше 500», – писал ротмистр в своих мемуарах.

В следующем, 1542, году экспедиция была повторена и оказалась столь же успешной. А через три года Претвич организует масштабный поход уже на сам Очаков — турецкую крепость, служившую базой для татарских набегов на украинские земли. В походе принимали участие князья Пронский, Сангушко, Корецкий и Байда-Вишневецкий. Дело дошло до турецкого султана. По его настоянию в Кракове было начато следствие, которое, однако, превратилось в чистой воды фарс. Участники похода всячески отрицали свою вину, спихивая ее друг на друга; Претвич, притворяясь невинной овечкой, заявлял, что вообще с казаками ничего общего не имеет, а те, дескать, что ходили на Очаков, нарочно двигались с территории Великого княжества Литовского через его староство, чтобы потом его, Претвича, скомпрометировать. Польское правительство такие объяснения вполне устроили, несмотря на то что специально доставленный на допрос ко двору короля некий казак Ивашко подтвердил: очаковский поход — дело рук «степных рыцарей» Польши и Литвы. Но этим признаниям официальный Краков решил не давать ходу по политическим соображениям. Подобно тому, как турецкое правительство, поощрявшее татарские набеги, ссылалось на своеволие и бесконтрольность степных орд, польский и литовский дворы практически покрывали своих пограничных героев, отвечавших «бусурманам» карательными экспедициями. При этом о казаках говорили как о некоем сброде, не признающем над собой никакой власти, а потому, мол, с них и взятки гладки…

По этой причине, чтобы не подставлять покрывающие его власти, Претвич предпочитал публично не употреблять слово «казак» по отношению к верным ему людям. Хотя, судя по его запискам, этот термин был распространен среди них. На переправах через реки и маршрутах, которыми татарские отряды ходили вглубь Польши и Литвы, Претвич организовал сторожевые посты, на которых несли по очереди службу местные жители; глубоко в степь ими также отправлялись разведывательные разъезды. Именно по отношению к этим «сторожам» между татарскими шляхами пан Бернард употребляет в своих записках термин «козацтво». Этим же словом он характеризует всю партизанско-рейнджерскую деятельность в тех краях — как собственную, так и своих соратников. Князь Богуслав Корецкий, по словам Претвича, во время организованного им похода на Очаков был в объединенном войске есаулом. Все это, считает М.Грушевский, свидетельствует, «насколько была проникнута казацкими элементами вся эта пограничная война с татарами». Кроме того, мемуары Претвича позволяют сделать вывод о том, что он стал одним из тех, кто заложил основы военной тактики и организационной структуры казаков.

Фото: www.castles.com.ua
Претвич управлял Барским староством в течение 12 лет. Именно в те годы в среде литовско-русских и польских обывателей возникла поговорка: za pana Pretwica wolna od tatar granica. К концу 1540-х годов татарским отрядам если и случалось проникать под Бар, то их «успехи» ограничивались разорением пасеки или захватом в плен отдельных мелких групп рыбаков или охотников, которых, впрочем, люди Претвича сразу же отбивали.

За время пребывания Претвича в должности Барского старосты численность его отряда не превышала 150—200 конных воинов. Но местные жители организовали и передали в его подчинение собственный отряд численностью до 70 конников, боевые качества которых Претвич характеризовал весьма высоко. К военной службе были также привлечены мещане пограничных городков. По приказу Претвича, они находились в перманентном состоянии повышенной боевой готовности, и на случай необходимости преследования татарских отрядов всегда держали коней под седлом.

В своих записках Претвич вспоминает и своих соратников, также служивших под началом Н.Сенявского: кроме уже упомянутого князя Прон­с­кого, он пишет и о Богуславе Корецком, и о Дмитрии Байде-Вишневец­ком, и о Федоре Сангушко. «Когда они появились и начали управляться при воеводе белзком в рыцарской службе, тогда начали зарастать пути и тем мелким ватагам в земли королевские, особенно белгородским и очаковским (татарам. — Ю.Р.), которые в то время наибольший вред причиняли, несмотря на мир короля с турецким султаном, а теперь им положен конец усилиями воеводы белзкого и нас, слуг королевских», — отмечал Барский староста. Из этого фрагмента, в котором самому себе Претвич отводит весьма скромное место по сравнению со своими друзьями, можно, однако, сделать вывод, что все они появились на пограничной службе несколько позже, когда стало ясно, что с татарами вполне можно бороться. Не умаляя заслуг того же Байды, фактически можно утверждать, что в степь он пришел уже по горячим следам силезца.

Значительным подвигом Претвича стало противостояние с пятитысячным молдавским войском в 1550 году, посланного турками, под чьим протекторатом находилась в то время Молдова. У молдаван были еще и свои причины для агрессии: тамошнее население, недовольное турецким игом, массово переселялось в Барское староство. Претвичу удалось организовать эффективную оборону Бара, и захватчики ушли, ограничившись разорением ряда деревень.

За заслуги в обороне страны от татар король Сигизмунд Август, сменивший на троне Сигизмунда Старого, дал Претвичу Теребовлянское староство. Было оно более спокойным, поэтому последние девять лет своей жизни (до 1561 года) Претвич прожил, не поднимая меча, оставив о себе в памяти современников славу рыцаря, при котором татарские шляхи надолго заросли травой.