Саддам Хусейн растаял в воздухе, словно его никогда и не было. Еще несколько недель назад говорили о продолжительной войне, о том, что американцы своими усилиями устанавливают иракскому диктатору вечный монумент в мусульманском мире, что Саддам останется в истории героем сопротивления. Теперь, когда растаял не только диктатор, но и его армия, когда не было ни одной серьезной битвы, а иракцы вместо того, чтобы ходить с суровыми лицами, преисполненными презрения к оккупантам, начали разрушать памятники Саддаму и бить тапочками по его портретам, все разговоры о монументах в истории закончились. Теперь говорят о разграблении иракских ресурсов, марионеточном правительстве, о том, что американцам в Ираке не удержаться...
Однако я не хотел бы полемизировать по поводу этих прогнозов — их достоверность будет продемонстрирована довольно быстро, в наше время не нужно ждать десятилетиями, чтобы увидеть голых королей и обнаженных политологов. И что любопытно, короли продолжают править, политологи — прогнозировать, никому и в голову не придет не то что одеться, но хотя бы покраснеть. Я думаю о другом — о том, насколько вероятна опасность превращения единственной и последней супердержавы в мирового жандарма, которому будет наплевать на занятые его армией страны. Естественно, с точки зрения нашего исторического опыта так оно и должно быть. В нашем политическом словаре «освободить» — еще не значит «помочь». Освобожденные, по нашим представлениям, должны быть бесконечно признательными и не очень-то позволять себе собственное мнение. Так было с освобождением Восточной Европы после Второй мировой войны. Было ли это освобождением? Конечно, естественно — освобождением от страшного зла. Даже когда речь идет о странах — союзниках гитлеризма, которые вовсе не нуждались (как Ирак) в том, чтобы их освобождали. Именно тогда венгерский писатель Шандор Мараи, в доме которого жили советские солдаты, с горечью и сочувствием писал: «...этот молодой солдат принес и своеобразное освобождение, спасение от нацистского террора. Однако свободы он принести не мог, поскольку ее не было у него самого».
Можно ли сказать подобное о современном американском или британском солдате? Как по мне, человек, воспитанный в свободном обществе, просто не способен отнять свободу у кого-то другого, т.к. осознает абсолютную ценность этого понятия. Ценность, которую нельзя измерить километрами территории или галлонами нефти. Удивительно, что подобные сомнения возникают, прежде всего, в странах, освобожденных американской и британской армиями и обновленных благодаря плану Маршалла. Неудивительно, что подобные сомнения возникают в странах, которые были свидетелями освобождения ради завоевания, где до сих пор живут бывшие солдаты, не понимающие, почему это венгры в 1956-м или чехи в 1968-м не приветствовали их со слезами радости. Ведь люди в этих странах, освобожденные их отцами в 1945-м, просто не имели права на большую свободу, чем их освободители.
Не собираюсь идеализировать нынешнюю международную ситуацию. Меня может опровергнуть первый встречный студент-историк, напомнив о колониальных войнах, которые велись свободными людьми ради порабощения других. Остается надеяться, что мир в минувшем столетии все же изменился, что горестный исторический опыт запомнился, что теперь мы, наконец, поняли: среди рабов нельзя чувствовать себя в безопасности, тем более, если ты их надзиратель. Во времена колониальных войн мир был большим, свобода и неволя существовали на разных континентах, в разных измерениях. Теперь мир стал невероятно маленьким, телевидение вообще превратило его в карманный вариант цивилизации. В таком мире отсутствуют расстояния, и несвобода человека, живущего за тысячи километров, быстро может стать твоей собственной несвободой. Надеюсь, что освободители Ирака понимают это.