В последнее время одним из признаков приближающегося Рождества становится разворачивание кампании по максимизации толерантности, осознания мультикультурности, политкорректности и прочих прекрасных изобретений либеральной идеологии. Именно к Рождеству — одному из главных христианских праздников — правительства приберегают очередное «судьбоносно толерантное» решение. То во Франции запрещают ставить в школах рождественские елки, а заодно носить кипы и хиджабы. То в Великобритании предлагают «исключить» из праздника все христианские символы заодно с христианским содержанием. Особо радикальные (или все-таки последовательные?) призадумались даже над самим названием. Оно и логично: Крисмас — это как-то очень уж по-христиански. Не толерантно, то есть.
Наши «антизападники» потирают руки и кивают — видите, видите, какая там бездуховность, как там с церковью поступают. Об альтернативном «духовном проводнике» России, где не так давно сожгли православного священника вместе с женой и детьми, они, может, и ничего не скажут. Впрочем, и в этом случае им есть что ответить. Например, совершенно нетолерантно спросить у особо ратующих за церковь, когда, мил человек, последний раз у причастия-то был? А особо духовных просто попросить, скажем, не ругаться матом при дамах (или там бабах — что ему ближе и понятнее). Или не парковать свой «мерседес» на детской площадке. Интересно, что они вам ответят, высокодуховные наши...
Но что-то в этой Европе происходит. Легализуют однополые браки — вслед за Голландией это сделали Великобритания и Испания. А совсем недавно Тони Блэр лично обрушился на Ватикан с критикой «консерватизма» в отношении презервативов. Уважаемый премьер просто в толк не возьмет такую безответственность Папы Римского — он что, не понимает, что это единственный способ противостоять страшной угрозе СПИДа? Ответ Ватикана в том смысле, что реклама презервативов — это реклама половой распущенности (помните классическую максиму о том, что «реклама товара — это реклама образа жизни»?), а СПИДу не хуже презерватива может противостоять целомудрие и супружеская верность, воспринимается с кривой усмешкой. Нет, во мракобесы, а? Они бы еще сказали нам, что аборт — это убийство, а не «неотъемлемое право женщины на искусственное прерывание беременности». Кстати, опять-таки в преддверии Рождества в Копенгагене воздвигли скульптуру: беременная девочка-подросток, распятая на кресте. Как вы понимаете, это не в упрек современной западной цивилизации с ее «сексуальным маркетингом», называемым «половым воспитанием», поясняющим, что секс — это для здоровья, успеха, самоутверждения, в общем, о секс — ты спорт. Это в упрек церкви, которая вот эту девочку осуждает за блуд и не разрешает ей при этом пользоваться презервативом, не говоря уже об аборте.
Ситуация выглядит вполне абсурдно. Какое-то болезненное, нервозное преодоление христианства. Казалось бы, почему бы не жить в мире и, пардон, толерантности? Ну, не хотите Рождества — не празднуйте. Не хотите елки — не наряжайте. Хотите энный процент женщин в парламенте или там правительстве — избирайте. Хотите жить с партнером того же пола — живите. С десяти лет половая жизнь? Запросто. Аборт? В любой клинике. Хотите с презервативом — пожалуйста. На то и свобода совести и мировоззрения. Не ложатся же оголтелые мракобесы в рясах на порогах аптек, чтобы отвадить клиентов от «самого надежного средства против СПИДа». Живите себе, как знаете, будьте секулярны хоть до атеизма и оставьте в покое церковь, живущую по Заветам. Так ведь нет! Надо чтобы церковь «признала» — гомосексуализм, аборт, любые виды контрацепции, отказалась от целибата, согласилась на женщин-священников и женщин-епископов. В общем, чтобы «соответствовала» — не мы ей, а она нам. Что она такое, чтобы нас осуждать?
Если бы всю эту историю можно было бы свести просто до «помрачения кумиров» и ницшеанского «Бог мертв» — было бы даже неинтересно писать. Любая более-менее развитая религия — тем более христианство, насчитывающее уже две тысячи лет, — в основе своей сложнее любой светской идеологии. Сложнее либерализма и Декларации прав человека. Ни одно ныне существующее европейской государство не просуществовало столько же, сколько Церковь Христова. И нет ни малейшей надежды, что хоть у одного из них есть шанс ее пережить. Эта церковь знала политические взлеты и падения. Она была гонимой и господствующей. Она возводила на троны королей и вдохновляла революции, развязывала беспрецедентные по масштабам войны и утешала немощных. Если бы влияние религии определялось только ее политическим весом в данный момент, вряд ли бы хоть одна из них прожила достаточно долго. Смешно читать газетные реляции на тему «потери влияния религии в обществе». Если эти заявления возникают не вследствие ошибки, то представляют собой попытку выдать желаемое за действительное.
После того как Европарламент отклонил идею, высказанную папой Иоанном-Павлом ІІ — отразить в европейской Конституции тот факт, что христианство сыграло определенную роль в формировании Европы как культурной целостности — действительно могло показаться, что «эпоха религии» закончилась, хотя бы для политики. И нынешние попытки изгнать Рождество из обихода — это только логичный шаг для европейских стран, отказавшихся от идеи традиционной укорененности в христианстве и принявших в качестве официальной религии либерализм. Но по ту сторону океана выборы в сенат и Конгресс США вдруг снова все перевернули с ног на голову. Традиционно исповедующие либерализм демократы вдруг в ходе предвыборных баталий ударились в христианскую риторику. Они почему-то решили, что «католическая терминология — путь к голосам». Католическая, скорее всего, потому, что «протестантская» ниша прочно занята республиканцами. Как бы там ни было, демократы чуть ли не впервые за много-много лет сыграли на религиозных чувствах избирателей. И, несмотря на опасение потерять свой «светский электорат», выиграли.
Самое интересное в религии и ее «влиянии в обществе» состоит в том, что религиозность непредсказуема. Вера интимна и иррациональна. В этом ее сила, ее индивидуальная необходимость и ее общественная угроза. Кто из нас не станет с пеной у рта защищать свою систему ценностей? Какой искренне верующий согласится на духовный компромисс? Не случайно религиозные конфликты иногда вспыхивают, казалось бы, на ровном месте, люди, которых ты вроде бы знаешь, ведут себя в них совершенно неадекватно, позиции их непримиримы. Авторитет института церкви в том и состоит, что он ведает этой слепой и страшной силой — может разжечь пожар, а может держать ситуацию в узде. Абсолютное большинство людей — даже вполне цивилизованных, как показывает европейская история ХХ века — можно превратить в фанатиков. Пока что мы читаем и говорим об «экстремистах», «праворадикалах» и прочих, использующих ущемление религиозных прав и свобод как повод для безобразий. Но вот уже, когда три четверти британских предприятий из страха преследования по антидискриминационным законам отказались праздновать Рождество, вполне умеренный английский католический епископат открытым текстом заговорил о «защите самого драгоценного, что у нас есть». Имея в виду, как вы понимаете, не Декларацию прав человека, а веру в Иисуса Христа.
Почему правительства некоторых западных стран от якобы «идеологии тотальной толерантности» перешли сначала к игнорированию, а теперь и к прямому наступлению на, как бы у нас сказали, «традиционную церковь»? Да потому, что авторитет церкви и заповедей мешает любой власти, равно как идеологии потребления, на которой основана рыночная экономика. Поэтому он оказывается постоянно мишенью для громкой публичной критики. Либеральный секуляризм неустанно напоминает нам об ужасах бесчисленных варфоломеевских ночей, инквизиции и прочих жестокостей, коими пестрит история всех или почти всех великих религий мира. Подразумевается, что религия как таковая таит в себе страшную разрушительную силу, угрозу обществу и каждому в отдельности человеку. С одной стороны, это чистая правда. С другой — чистое лукавство. Потому что человек, как бы гордо это ни звучало, жесток не по причине принадлежности к той или иной церкви, а сам по себе. Атеисты, верующие в идею, поклоняющиеся разнообразным фюрерам или золотым тельцам, убивают детей с не меньшим хладнокровием, чем адепты самых жестоких культов. Либеральная «троица» — свобода, равенство, братство — забрызгана кровью невинных жертв если и меньше, чем христианская, то лишь по причине относительной молодости. И ей приносят в жертву младенцев столь же регулярно, как и Молоху — каждый день во всех абортариях «либерального мира».
Нынешние идеологические доктрины — хотя бы тот же европейский либерализм — тем более живучи, чем ближе по своей структуре к религиозной вере. О религиозных чертах «культа личности» написаны километры текста. Не меньше можно написать о доктрине прав человека как своеобразном «декалоге» и, соответственно, о фанатичной «вере в права и свободы». В этом контексте противостояние либеральных правительств и католической церкви выглядит, наконец, по крайней мере объяснимым — это глобальное религиозное противостояние. Это война доктрин. Пока только идеологическая. Но любой «тихий» конфликт может перейти в «горячую» фазу. Самое смешное, что христианство может обрести неожиданных союзников — например мусульман.
То есть идея социологов о том, что ХХІ век станет веком религиозных противостояний, остается актуальной. Другое дело, что линия конфликта, не исключено, проходит не совсем там, где ее начертили всевозможные прогнозисты. Это не конфликт между христианской и мусульманской цивилизацией. Хотя бы потому, что нет, в общем, таких цивилизаций. Во всяком случае, «христианская» закончилась вместе со средними веками. Это противостояние секулярной идеологии, приобретшей черты религии, и собственно религии. И разлом проходит, соответственно, не по границам стран, не по Днепру, не по северному берегу Средиземного моря. Он вообще не географический. Он гражданский — он вызревает внутри на первый взгляд гомогенного общества. Лоск «цивилизованности» — вернее того, что мы под ней понимаем, — слабая защита от возможных срывов. И тут христиане и мусульмане, наконец, могут оказаться союзниками на деле. На словах они высказывают свою поддержку уже некоторое время — по крайней мере, с тех пор, как США резко повысили свою активность в плане «насаждения наших ценностей» в странах с неподходящим климатом. Кстати, по поводу «ликвидации религиозного содержания» Рождества британские мусульмане высказались очень резко.
Конечно, церковь тоже есть в чем упрекнуть. Значит, что-то пошло не так с проповедью, с обращением. Не сумели вовремя скорректировать свою политику. Но с другой стороны, то, что происходит — это огромный плюс для самой церкви. Помните Ветхозаветную историю о Вавилонском плене и Остатке Израилевом? Испытания бывают разными. Кого-то «приказом ВЧК» «ликвидируют», то есть загоняют в катакомбы штыками. А кого-то пытаются «скорректировать» демократическим путем. Второй путь более гуманный — просто потому что бескровный. Но он же по-своему более тяжелый. Потому что грубая сила естественным образом вызывает протест и внутреннюю потребность поступить наоборот. А мягкое подталкивание, этакое отеческое наставление — тем более на путь более легкий, удобный. Как же не поддаться? Это же не предательство даже, это «требование времени», «неизбежная модернизация», «продуктивный компромисс» и т.п. Испытания бывают разными, но все они даются нам для того, чтобы обрести истинные ценности и в конце концов себя.