Но настойчивые сравнения с Трампом, Путиным и еще невесть с кем наводят на печальные мысли о состоянии дел с политическим многообразием и страхом перед историей.
Гитлер давно утратил черты реального человека и стал философским понятием, в котором смешана абстракция и конкретная персона. Всего за несколько десятков лет в общественном сознании он стал злым духом, который на паритетных началах породил наш манихейский послевоенный мир. Его тень проступает за спиной основателей Европейского Союза, напоминая о примере негативной интеграции континента. "Тень" здесь можно понимать в психоаналитическом ключе как часть подсознания, в которое загнаны нереализованные биологические импульсы и желания. В сущности, из нее прорастает современность, в которой мы живем. Хотя история Европы тянется от палеолита, все, что было до Второй мировой войны, задерживается в коллективной памяти как у страдающего синдромом Альцгеймера. Довоенные события изредка выныривают на поверхность, их порядок во времени диктуют голливудские сценаристы, которые свято придерживаются принципа анахронизма. Вся наша история легко может быть начата по новому летоисчислению - от даты 01.09.1939. Все, что было раньше, стирается ластиком. Горизонт общественного прошлого упирается в польский шлагбаум, который на кадрах кинохроники германские войска с воодушевлением отводят в сторону, чтобы начать вторжение на соседнюю территорию.
Для того чтобы сделать более выразительной роль Гитлера в современной исторической рефлексии, представьте, что игрушечный поезд движется по кольцевой дороге, на которой есть две остановки: "Современность" и "Гитлер". Каждый раз, когда кто-либо упоминает всуе старые времена, запускается виртуальный паровоз, который мчится по закольцованному маршруту. Образованные люди натренированы проходить путь до станции "Гитлер", к готическому склепу с вмурованными костями мертвых евреев и сверять свои ощущения со здешними эталонами. Это происходит каждый раз, когда политический протокол "свой-чужой" дает сбой и отклонению от нормы нужно даты объяснение.
В 2019 году странно вспоминать о Фукуяме, но его "Конец истории" дает нам канонический символ веры для добропорядочных людей XXI века. Прежде всего он говорит о первой аксиоме начал современной политологии: либеральная демократия - единственно возможный политический режим. Над ней надстраивается база замкнутого политического Универсума, где социализм и нацизм не могли возникнуть в принципе. В герметически закупоренной банке с политическими реагентами ни одно взаимодействие не приводит к появлению осадка в виде недемократических учреждений. Вся траектория движения существующих государств была прочно приварена к рельсам рыночной республики. Для профилактики всем желающим предлагают проехаться до станции "Гитлер", где экскурсантам наглядно показывают альтернативу государству общего благосостояния.
Как учит нас популярная теория подковы, радикальные края политического спектра сходятся (то есть левые и правые имеют между собой много общего) и лежат далеко от спокойного, консультативного, демократичного метода управления. В этом отношении Национал-социалистическая рабочая партия Германии подарила всем желающим возможность убить сразу двух зайцев. Казус с Каплиным, который номинально социал-демократ, но принимает как свои пункты нацистской программы, - всего лишь напоминание о двойственных претензиях германской правицы.
В понятии "национал-социализм" одинаково важным является и то, что до дефиса, и то, что после. Обычно обещания национализировать промышленность и справедливо распределять доходы понимают как предвыборный маневр. Нацисты хотели приманить электорат, традиционно голосовавший за коммунистов и социалистов. Нам важно, что ангажированный в мейнстримную риторику журналист может воспользоваться агитационными материалами эпохи Гитлера, чтобы скомпрометировать левую идею. Если бы события происходили на канале, лояльном к Оппозиционному блоку, другие журналисты читали бы другие извлечения националистическому кандидату, скажем от "Свободы" (тем более что побратимы Олега Тягнибока сами подставились, имея в анамнезе название "Социал-Национальная партия Украины"). Это хороший кейс того, как Гитлером можно обстреливать оба конца подковы. В конце концов, он является настолько универсальным оружием, что подойдет для ликвидации оппонентов, хоть на шаг отступающих от железобетонных правил поведения внутри публичного пространства.
Мы знаем, что градация партий и общественных движений является прерывистой, дискретной. Там, где заканчиваются требования одной политической силы, может быть не занятый никем интервал-пустота, а потом идет зона, которую себе присвоила другая партия. (Возьмем такой пример: пускай есть политсила, выступающая за массовую прививку бродячих собак и их стерилизацию по всей стране, чтобы после процедуры они возвращались на улицу. Конкуренты предлагают отлавливать животных и усыплять их, передав это право частным компаниям. В таком случае незаполненной будет ниша тех, кто ратует за строительство приютов для городской живности, где животные будут изолированы, но не лишены жизни.) Если вокруг партии или политика образовываются большие пустоты, которые невозможно заполнить плавными переходами к центристским позициям, такие партии и политики занимают слот, который на Западе теперь часто маркируют именем Гитлера. Посмотрим, как это работает в случае Трампа.
Сорок пятый президент США окарикатурил образ Waspa. У него откровенно чрезмерная, показная маскулинность; неоднозначная деловая репутация, поскольку как для классического бизнесмена он слишком часто был банкротом; равнодушие к религии. Были сразу две причины одеть его в коричневую форму. Во-первых, его эпатажная позиция enfant terrible весьма далека от нормы, принятой на Капитолии. Не имея прецедентов в прошлом и имеющихся "промежуточных звеньев" с оппонентами, он оказался в изоляции. Во-вторых, его политические требования - в таком же вакууме, без контакта с политическими предложениями коллег на правом фланге. Потому не удивительно, что литературный критик New York Times Мичико Какутани проводит в своей книге мысль, что ближайшее соответствие Трампа - это Адольф Гитлер. Создается впечатление, что даже начитанная интеллектуалка не находит в запасниках своей эрудиции другого авторитарного персонажа, пригодного для сравнения; будто в биографическом словаре она дошла только до статьи "Адольф" и бросила читать дальше.
Частые ссылки на Гитлера разоблачают еще одну особенность мышления наших современников - страх перед историей, которую преждевременно объявили завершенной. Говорят, что ощущение западного человека описывается термином "презентизм" - прошлого и будущего уже нет, и нынешняя ситуация будет длиться бесконечно. В каком-то смысле фоновым убеждением для "высоколобых" стал постулат, что социальная эволюция завершилась и дала свой итоговый результат в виде системы американского и европейского сожительства. Под этим углом зрения главная идея ЕС - создание рекреационной зоны, где основные проблемы заблаговременно ликвидированы. Будущее уже наступило, и осталось подтянуть к его молочным берегам нелегальных иммигрантов, сексуальное и этническое меньшинства. Но такая стабильность может быть куплена только ценой отказа от участия в Истории (когда люди вынуждены считаться с масштабными изменениями, которые невозможно контролировать), потому что в ней можно потерпеть неудачу и пережить реальную смерть. Нынешняя западная идеология вытесняет на периферию идею угрожающей реальности, в которой невозможно переиграть неприятные события. В этом смысле Гитлер является символом необратимости событий, когда вернуться к статус-кво уже невозможно. Он, как черная дыра, поглотил всю предыдущую историю, чтобы открыть путь для рукотворного управления общественными процессами. Поэтому, когда люди теряют ощущение, что общество контролируется по прописанным инструкциям и процедурам, как после прихода Трампа, им кажется, что безличная стихийная История снова вернулась за их душами.
Что здесь важно для нас, для Украины? Во-первых, сравнение Путина с Гитлером говорит нам, что у украинцев (или у тех, кто такое сравнение любит использовать) также возникает сильное желание выпасть из истории в удобное существование на Елисейских полях (тех, которые в загробном мире, и тех, что в Париже). Мы хотим, чтобы нас оградили от реальности в стерильном парнике, которым ЕС казался еще совсем недавно.
И, во-вторых, с нашим кургузым опытом вести осмысленный политический диалог нужно избегать сильных негативных сравнений. История с Трампом показывает, что сильное гражданское противостояние возникает тогда, когда продвинутый интеллектуальный слой, который порывался убежать от новоизбранного президента в Канаду, быстро скатывается к ярлыкам и тотальному шельмованию. Раньше это была прерогатива низов и популистов, теперь к такому прибегла верхушка. Она выталкивает значительную массу населения, которой по душе Трамп, в гетто, а самого Трампа поместила в нишу, вокруг которой очень много пустот. Не идем ли мы к похожей ситуации, когда наши общественные взгляды разбросаны по слотам настолько далеко друг от друга, что между ними невозможно будет найти плавные переходы? Как это касается Донбасса и Крыма, можете догадаться сами...