Об Украинской революции 1917—1921 годов написаны тома книг, защищено множество и, пожалуй, не меньше еще будет защищено кандидатских и докторских диссертаций. Эта тема настолько многоаспектная и контроверсийная, что целостный портрет того времени едва ли кому-то удастся воссоздать. Но нюансы, какие-то штрихи часто остаются за пределами внимания исследователей. Военная история, ход национально-освободительной борьбы более или менее нашли отображение и в специальной, и в мемуарной литературе. Посему попытаемся коснуться не очень популярной сегодня темы именно в «ментальном ключе»: почему украинцы, в отличие от поляков, чехов и словаков, финнов, прибалтов, не сумели защитить свою независимость?
И сделаем это, опираясь на мнения непосредственных участников событий, прежде всего отца «интегрального национализма» Дмитрия Донцова, заклейменного почти всеми участниками многочисленных партий на украинской политической шахматной доске ХХ века (подробнее о политических взглядах Д.Донцова читайте «ЗН», «Вольный улан» украинской национальной идеи», №12, 2004), и Исидора Нагаевского, автора блестящей «Історії Української держави ХХ століття». Мы не намерены описывать поражения и победы на полях сражений, отстаивать ту или иную позицию, защищать Петлюру, Винниченко, Скоропадского, Грушевского или Пятакова с Раковским. Оставим в стороне и внешние факторы поражения Украинской революции — это тема отдельной статьи.
Ни у кого, наверное, не вызовет возражений тот факт, что первопричиной поражения освободительной борьбы 1917—1921 годов стала политическая позиция Украинской Центральной Рады (точнее, бесплодные попытки ее внятно озвучить) как раз в смутном 1917 году. Потерянное время — так можно назвать эти десять месяцев после Февральской революции в империи Романовых. Они вобрали и два судьбоносных для Украины месяца после призрачной еще победы большевиков вследствие переворота в далеком Петрограде.
От принятия Первого Универсала Украинской Центральной Рады (23 июня 1917 года) до Четвертого (22 января 1918 года), наконец-то «незалежницкого», — целая вечность. Странным событием можно назвать принятие Третьего Универсала УЦР 20 ноября (по новому стилю), то есть спустя две недели после выстрела «Авроры». Этот «ответ» УЦР, обладавшей реальными рычагами власти в Украине, но почему-то загонявшей себя в тупик эфемерного союза с большевиками, стал образчиком «капитуляции без боя»: «Однині Україна стає Народною Республікою. Не віддаляючись від Республіки Російської і зберігаючи єдність її, ми твердо станемо на нашій землі, щоб силами нашими допомогти всій Росії, щоб уся Республіка Російська стала федерацією рівних і вільних народів». Читаем весьма меткое замечание и у И.Нагаевского: «Центральна Рада своєю впертою політикою федерації з Москвою змарнувала дорогоцінних вісім місяців та велике піднесення народу творити свою власну державу».
Об этом «подъеме народа» и пораженческих, по крайне мере недальновидных, настроениях Центральной Рады пишет и Д.Донцов: «…тут було безконечне хитання між революцією та угодою, між політикою революційних жестів і таємних переговорів у передпокоях, при чім революцію ніколи не мислилося як національну, а переважно як соціяльну, що ще більше затирало границю між нашою та російською політикою… В нас не передбачали світового конфлікту, ні еволюції московського лібералізму в сторону імперіялізму, ні націоналістичного підкладу большевизму… будували політику не на схоплених тенденціях політичного розвою, а на політичних плітках, на заявах Савінкова або Раковського, приходячи від них у телячий захват».
Да, никто не может отрицать важности социальных программ в эти годы. Тем более что Украина стала ареной кровопролитных сражений на полях Первой мировой войны, а государственный механизм Российской империи начал трещать по всем швам уже с первых дней этой войны. С установлением власти Временного правительства в Петрограде все больше ощущалось нежелание подавляющего большинства населения, в том числе и в Украине, проливать кровь уже за «демократическую Россию». Торможение государственнической энергии украинцев, заигрывание со всеми социальными слоями, слишком терпимые, если не сказать заискивающие, основы национальной политики (опасения, не дай Бог, ущемить национальные чувства неукраинского населения — русских, евреев, поляков, в подавляющем большинстве враждебно относившихся к украинской национальной идее) могли поколебать и без того шаткий фундамент УНР.
Все это происходило в то время, когда в Европе близилась к концу всемирная бойня, и восточноевропейские народы готовились к борьбе за независимость на руинах империй: Германской, Австро-Венгерской, Российской и Оттоманской. Д.Донцов показал поразительное несоответствие «проводников нации» в Украине и их «близнецов» по ту сторону Восточного фронта: «В противність до німецьких і австрійських інородців, вона (Рада. — С.М.), як п’яний плота, чиплялася фантому вмираючої російської державности». Добавим, что мыслитель, безусловно, имел в виду чехов и словаков во главе с Т.Г.Масариком, поляков с «Начальником Государства» Ю.Пилсудским, югославские народы, объединившиеся в Королевство сербов, хорватов и словенцев. Поляки и чехи со словаками, как и финны, боролись за государственность с оружием в руках (защищая свои, подчеркиваю, национальные интересы). А в это время вожди УЦР своими же руками уничтожали ростки национальной армии. Армии, в то время мощнейшей среди негосударственных наций Восточной Европы. И.Нагаевский с болью писал о политике Рады в конце 1917 года: «Українські фронтові частини пробивалися з Московщини в Україну, і там своя рідна влада держала їх на станціях по кілька днів у холодних вагонах, без їжі, під карантином, і це дуже погано впливало на настрої патріотичних вояків, що всеціло віддавали себе в розпорядження свого уряду. Не діждавшись нічого, вони самотужки пробивалися до своїх домів, де панувала атмосфера «ділення десятин».
Там, в селах, выступал на передний план уже социальный аспект революции. И Рада в этом вопросе «содрала» лозунги большевиков, но масса, или как писал Д.Донцов, «публіка воліє оригінал, а не кепський плагіат». И дальше: «Сентиментальне українофільство забороняло їй (Раде. — С.М.) виступити провідником переважно змосковщеної міської голоти, як це зробили большевики, а «соціялізм» останніх перешкодив їй зорганізувати середнє селянство, одиноку, справді ворожу Росії силу».
Посему банкротство Центральной Рады, руководство которой теряло время в бесконечных стычках различных партий, было результатом не столько навязываемой извне политики, сколько внутреннего бессилия и, прямо скажем, отсутствия своего харизматичного лидера. Вроде Масарика, Маннергейма или Пилсудского.
Впереди Украину ожидали Круты, когда оборонять обанкротившееся правительство бросились считанные сотни солдат и студентов. А всего лишь за несколько месяцев до этого события под рукой у Рады были сотни тысяч бойцов, преисполненных желания защищать украинскую власть.
Вскоре Киев подвергся ужасным артиллерийским обстрелам и погромам красных под командованием полковника Муравьева. Не за горами было «приглашение» в Украину немцев (да, именно правительство УНР пригласило кайзеровцев, а не гетман П.Скоропадский, пришедший к власти после переворота 29 апреля 1918 года).
«Скачучи між «кулаком» і люмпен-пролетаріатом, між оселедцем і «Капіталом» Маркса, між Айхгорном (главнокомандующий кайзеровских оккупационных войск в Украине, убитый с провокационной целью летом 1918 г. — С.М.) і Леніним, нарікаючи і на одного, і на другого, не здібна перейнятися патосом ні одного, ні другого, вона скінчила тим, чим кінчають зазвичай люди, що сідають між двома кріслами: вона опинилася на землі», — так характеризовал Д.Донцов Центральную Раду в «Підставах нашої політики» в 1921 году. Именно в том году, когда национальная революция, несмотря на жертвенность ее защитников, окончательно потерпела поражение. Украину ожидал большевистский эксперимент с карнавальной государственностью — в оболочке под названием УССР.