На коллегии МВД, посвященной итогам полугодия, министр Юрий Луценко не без гордости сообщил, что по сравнению с минувшим годом преступность в целом снизилась почти на 20%, а количество краж — на целых 41%. Можно бы и порадоваться, если бы не одно обстоятельство: никакой заслуги правоохранительных органов в этом нет. Просто Верховная Рада сделала милиции поистине царский подарок: приняла три закона, согласно которым некоторые наиболее распространенные виды преступлений перестали считаться таковыми. Оказывается, улучшить криминогенную ситуацию в стране вполне возможно простым голосованием народных депутатов и росчерком пера президента.
Была кража — стало мелкое хищение
Многие считают, что у милиции главный способ манипулировать статистикой — уклоняться от регистрации заявлений граждан. Это не совсем так. Ежегодно в органы внутренних дел поступает от двух до трех миллионов заявлений, но не все они достойны серьезного внимания. Например, люди пожилого возраста часто жалуются, что у них воруют жизненную энергию путем целенаправленного лучевого воздействия. Такие заявления тоже регистрируются и по ним проводится проверка. В подобных случаях лучше всего сразу взять справку из спецучреждения, но если таковой не окажется, нужно отобрать письменные объяснения у соседей, родственников и на основании собранных материалов вынести постановление об отказе в возбуждении уголовного дела за отсутствием события или состава преступления.
Преступление попадает в статистику, если по нему возбуждено уголовное дело, но оно возбуждается далеко не всегда, даже если налицо явная кража. Дело в том, что в криминалистике существуют две категории кражи: мелкая, которая квалифицируется как административное правонарушение, и более крупная, за которую предусмотрена уголовная ответственность и наказание, связанное с лишением свободы. Такая практика характерна для всех времен и народов: даже при Сталине за кражу четырех колосков можно было отделаться штрафом, а за пять — угодить в тюрьму.
Каждая страна устанавливает свой потолок мелкой кражи, который постепенно повышается вместе с благосостоянием народа. До недавнего времени в Украине он составлял 51 гривню — три необлагаемых налогом минимума доходов граждан. Эта позиция была закреплена в статье 51 Кодекса Украины об административных правонарушениях (КУАП). Но она касалась только государственного и коллективного имущества, то есть применялась к «несунам» с заводов, фабрик и универсамов. Что касаемо краж частной собственности, то здесь формально минимальной планки не существовало: работники милиции, прокуратуры и суда определяли ее «на глазок», в зависимости от того, насколько значителен ущерб, причиненный жертве с учетом ее материального положения. Обычно, если он не превышал двухсот гривен, в возбуждении уголовного дела отказывалось по малозначительности — согласно статье 11 Уголовного кодекса Украины. Если поймать вора не удавалось, то иногда отказывали и при значительно большей сумме, но если попадался на горячем отъявленный бандит, на котором клейма негде ставить, его могли упечь за решетку и за десять гривен.
В 2003 году законодатели решили, что пришло время планку повышать. Согласно принятому Закону «О налогах на доходы физических лиц», величина ущерба стала определяться новым понятием — налоговой социальной льготой, которая равнялась сумме минимальной заработной платы. Каждый год она должна была повышаться, поскольку парламент, каждый год принимая закон о бюджете, устанавливает новый размер минимальной зарплаты.
Закон вступал в силу с 1 января 2004 года, на который минимальная зарплата была определена в 205 гривен. Это означало, что потолок мелкой кражи достигнул бы 615 гривен. Такой резкий скачок непременно вызвал бы путаницу и неразбериху, причем не только в криминалистике, но и в других отраслях, где применялась налоговая социальная льгота, поэтому депутаты решили, что нужен некий переходный период, например до 2007 года, пока сумма льготы поэтапно дорастет до минимальной зарплаты. Так, например, в 2004 году она составляла 30 ее процентов, в 2005-м — 50% и так далее. Не углубляясь в математику, скажем сразу, что в 2004 году потолок мелкой кражи составил 184,5 гривни, а в 2005-м — 393.
Такой гуманизм по отношению к оступившимся людям был вполне оправдан, пока дело касалось только государственной или коллективной собственности. Например, парень похитил из витрины магазина мобильный телефон стоимостью 300 гривен, и за это ему по админкодексу грозило максимум 204 гривни штрафа. Но если он украл точно такой же телефон в метро у зазевавшейся девушки, его уже по уголовному кодексу могли посадить в тюрьму на три года. По большому счету это правильно: владелец магазина не обеднеет от одного телефона, зато для девушки это может быть значительная потеря.
Но 2 июня 2005 года произошло то, чего никто не ожидал: президент подписал закон об изменениях в статью 51 КУАП, и мелкой кражей стало считаться хищение не только государственного или коллективного имущества, но вообще чужого, то есть и частного, и личного. При этом понятие «мелкое хищение» включало не только кражу, но и мошенничество, растрату или присвоение имущества — и за все это было назначено максимальное наказание 255 гривен штрафа или 15 суток админареста.
Это привело к тому, что огромный массив уголовных преступлений перешел в категорию административных правонарушений и, естественно, перестал отражаться в статистике преступности. Причем размеры этого массива в ближайшем будущем будут только увеличиваться, поскольку в 2007 году минимальная заработная плата составит уже 400 гривен, а потолок мелкой кражи вырастет до 1200 гривен. Так что кто бы ни сидел в кресле министра внутренних дел через год или два, он сможет с чистой совестью доложить, что при нем преступность в стране значительно снизилась.
Из истории статистических фокусов
Сведения о количестве совершенных преступлений до 1988 г. считались секретными, а до 1986-го эта статистика вообще проходила под грифом «совершенно секретно». Никакого злого умысла в этом не было: кремлевские старцы не считали нужным травмировать народ неприятностями и старались создать у него впечатление, что даже стихийные бедствия обходят стороной Страну Советов. В 1985—1988 годах число зарегистрированных в Украине преступлений колебалось между 237 и 248 тысячами в год. Эта статистика была, конечно же, насквозь лживой, как и показатель раскрываемости 90—95%.
Руководство МВД с удовольствием бы сделало раскрываемость сплошной, но этому мешало одно немаловажное обстоятельство: дело в том, что у членов райкомов-горкомов, а также их родных и близких тоже иногда, например, обворовывали квартиры. При этом поймать злоумышленников и вернуть похищенные вещи удавалось далеко не всегда, поэтому начальнику местной милиции как-то несподручно было врать на бюро этого райкома-горкома о стопроцентной раскрываемости.
Скачок показателей произошел в 1989 году, когда количество зарегистрированных преступлений увеличилось на треть и достигло 332 тысяч. Никаких объективных причин для такого непривычно высокого роста преступности не было. 1989 год был относительно благополучным для Украины — землетрясения и межнациональные конфликты обходили ее стороной, полки магазинов еще не опустели, а слово «безработица» было не из нашего лексикона — скорее наоборот, поскольку оставалась в силе статья за тунеядство. Дело тут в другом: на волне гласности общественность стала больше интересоваться работой органов внутренних дел, поэтому там стали чаще регистрировать жалобы заявителей, которых раньше чуть ли не пинками выгоняли из райотделов.
После 1989 года таких резких скачков больше не наблюдалось, но показатели преступности стабильно росли, достигнув своего пика в 1995 году — 641 тысяча. С этого момента они стали так же стабильно снижаться, и в 2002 году было зарегистрировано уже 450 тысяч преступлений. Сокращению преступности, конечно, способствовала общая стабилизация в стране, но в основном снижение показателей было достигнуто благодаря укрывательству преступлений от регистрации.
В эпоху Юрия Кравченко, то есть в период относительной стабильности в истории милиции, на миллион населения в среднем ежегодно регистрировалось 10 тысяч преступлений, из них 100 убийств (приблизительно столько же и в США), 500 грабежей и 5 тысяч краж. Эти цифры, конечно, далеко не в полной мере отражали реальную криминогенную ситуацию в стране: правоохранительная система регистрировала ровно столько преступлений, сколько могла переварить, то есть по каждому из них провести полный объем оперативно-розыскных и следственных действий.
Раскрываемость, которая колебалась между 75—78% (около 400 тысяч раскрытий в год), тоже соответствовала реальной нагрузке на двухсоттысячный отряд милиции. Так, например, считалось нормальным, если оперуполномоченный уголовного розыска раскрывает одно преступление в месяц, участковый инспектор милиции — одно в квартал, милиционер патрульно-постовой службы — в полугодие. И это при том, что человек нормально ест, спит и пьет.
Официальная статистика преступности никогда не сможет отражать ее в полной мере. Так, например, человек, у которого карманники вытащили деньги, редко когда пойдет заявлять об этом, если вместе с деньгами не вытащили и документы, для восстановления которых нужна справка из милиции. Поэтому все преступления все равно зарегистрировать невозможно. Однако при Ю.Кравченко убийства и прочие опасные преступления регистрировались без какой-либо «химии», а прочие — в зависимости от обстоятельств. То есть когда есть реальная перспектива его раскрыть или когда попадется слишком уж настырный заявитель, поскольку грубо их игнорировать не рекомендовалось и явное укрывательство преступлений преследовалось.
Но новый министр Николай Билоконь слишком уж прытко взялся за полноту регистрации преступлений: по всей стране ездили бригады проверяющих, которые, прикидываясь заявителями, проверяли, как будут регистрироваться их липовые заявления. В результате показатели преступности резко возросли. Особенно пострадал от этих экспериментов Киев, где количество зарегистрированных преступлений в течение 2003 года возросло в полтора раза (с 21 до 31 тысячи), а количество нераскрытых преступлений в четыре раза (с 3 до 13 тысяч). При этом данный министр требовал, чтобы раскрываемость осталась на прежнем уровне, то есть теми же силами и средствами выполнялся намного больший объем работы.
Другими словами, он пытался натянуть одну шапку на две головы. И начальники, и простые сотрудники работали без выходных, недосыпали, но все равно их в любой момент можно было упрекнуть в плохих результатах работы.
Закон против бедных
Повышение потолка мелкой кражи милиция восприняла с «чувством глубокого удовлетворения», поскольку одним махом стало меньше ненужной (для нее) мороки. Сейчас при минимальной зарплате 350 гривен он составляет 525 гривен.
Представьте ситуацию, когда человек украл что-нибудь на 500 гривен. Если его сразу поймают на месте преступления, милиция составляет на него административный протокол и доставляет в суд. Но если злоумышленник не пойман, обращаться в милицию практически бесполезно. Там, конечно, примут заявление, но в возбуждении уголовного дела откажут за отсутствием состава преступления по причине малозначительности.
Уголовный кодекс в статье 185 квалифицирует несколько видов краж: со взломом, совершенная повторно или по предварительному сговору группой лиц. Для административного кодекса все эти отягчающие обстоятельства не имеют значения: 15 суток отсидел и иди воруй дальше.
Верховный суд Украины разослал на места разъяснения по поводу квартирных краж: если поймали вора, но сумма похищенного не дотягивает до нужной кондиции, его нужно судить по статье 162 Уголовного кодекса — незаконное проникновение в жилье. На словах это звучит хорошо (если не считать, что для вора за это даже не предусмотрено лишение свободы), но что поделать, если в райотделах милиции порой даже старшие офицеры не подозревают о существовании такой статьи. Причем следствие по ней ведет прокуратура, поскольку вообще эта статья была придумана исходя из того, что нормальный человек не станет лазить по чужим квартирам, если он не вор и не «мент». И направлена она была в основном против работников милиции, практиковавших незаконные обыски, за что их могли посадить в тюрьму на срок от двух до пяти лет. Сейчас уголовных дел по этой статье кот наплакал, поскольку домушники — это не та публика, на которую прокуратура должна тратить казенное рабочее время.
Вопрос о компенсации ущерба жертвам мелких краж вообще остался за бортом. Если человек что-нибудь выносит через КПП завода или супермаркета, его либо ловят сразу с поличным, либо не ловят вообще, поэтому там вопрос возмещения убытка не суть важен. Но у кражи личного имущества иная специфика, и там злоумышленник иногда успевает ворованные вещи продать, а деньги пропить.
В случае возбуждения уголовного дела вопрос о компенсации решается параллельно с наказанием виновного: следователь выносит постановление о признании потерпевшего гражданским истцом, а судья при вынесении приговора оглашает решение об удовлетворении или отказе в удовлетворении гражданского иска. Но в административном деле государство озабочено только наказанием правонарушителя, а защитой своих материальных прав потерпевший должен заниматься сам, то есть в частном порядке подавать исковое заявление и нести при этом все судебные издержки.
Таким образом, новый закон очень больно ударил прежде всего по беднейшим слоям населения. Если у киевлянина, например, украдут мобильный телефон стоимостью 500 гривен — для него это всего лишь мелкая неприятность. Но если в глубинке у безработного неимущего сельского жителя украдут кабана на ту же сумму — для него это серьезный урон. Поэтому киевляне, как, впрочем, и жители других больших городов, не очень возмущаются нарушением своих прав, а в провинции народ традиционно безмолвствует.
О том, что законодатели что-то в этом вопросе напутали, свидетельствует даже официальная статистика. В первом полугодии 2005 года милицией было раскрыто 52 тысячи краж, а за шесть месяцев этого года уже 29 тысяч. По принципу сообщающихся сосудов разница в 23 тысячи предъявленных обвинений должна была перейти в разряд админпротоколов за мелкие кражи. Однако их прибавилось всего лишь на шесть тысяч, ибо за тот же период число лиц, привлеченных к ответственности по статье 51 КУАП, выросло с 3235 до 9917.
Исходя из этого, можно сделать разные выводы. Например, что в Украине стали меньше воровать (во что я не верю). Или что милиция стала хуже работать и меньше ловить воров, во что тоже не верится, ибо грабителей, насильников и убийц за тот же период поймано не меньше, а в некоторых случаях даже больше, чем в прошлом году. Или же что закон оказался на поверку никудышным, а принимали его, исходя не из конституционных положений о нерушимости права частной собственности или из принципа о неотвратимости наказания, а из каких-то других, более прагматических соображений.