UA / RU
Поддержать ZN.ua

Памяти Владимира Ильича Пристайко

Мне было с ним очень тепло. Гораздо теплее и интереснее, чем с некоторыми моими товарищами по политической зоне...

Автор: Семен Глузман

Мне было с ним очень тепло. Гораздо теплее и интереснее, чем с некоторыми моими товарищами по политической зоне. Десятилетия работы в системе КГБ—СБУ не сделали его выгоревшим, формальным, поверхностным. В моей весьма специфической жизни было много встреч и разговоров с людьми из этой системы. Слишком много. Он — отличался. Живой, искренний, он пытался быть таким и на работе, в должности заместителя председателя СБУ.

Мы сходились трудно, подозрительно. И для меня, и для него эта ситуация зарождающейся человеческой искренности между жертвой и палачом (так это выглядело со стороны) была странной, непонятной. Ему, профессиональному, системному чекисту, было трудно. Взяв на себя основной труд публикаций зловещей правды о своей системе, он противопоставил себя многим… Были конфликты, злые слова, громкий осуждающий шепот за спиной. Надеюсь, когда-нибудь новое поколение системы СБУ поймет: именно он, Владимир Пристайко, сумел протянуть мостик доверия между Службой и украинским обществом. Хрупкий, не очень надежный мостик от мучительной, зловещей истории к светлой надежде. Не все удавалось, мешали обстоятельства, мешали конкретные люди, очень мешало безденежье (книги и журналы требовали финансирования).

Был фильм. Телевидение Голландии сняло о нас двоих фильм. Тонкий, умный, осторожный фильм о странной дружбе бывшего лагерника и действующего генерала спецслужб. Голландия смотрела этот документ с глубоким интересом, открывая тем самым для себя эту диковинную страну в глубине Восточной Европы… «Вы с Пристайко стали очень популярными людьми в моей стране», — сказал мне тогда посол Нидерландов. Только вот в моей стране, в Украине, ни один телевизионный канал категорически не захотел показать его.

Пристайко ушел из СБУ. Тяжело заболел. Мы, близкие и друзья, очень волновались: как приспособится к новой для него, свободной жизни этот трудоголик? Он быстро полюбил свободу, такую незнакомую ему прежде. Он стал писать. Писать то, что хотелось ему. Правду. Свою правду, а не правду Системы. Были у него грандиозные планы, горы документов к новым книгам…

Болезнь съела его. Мой друг умирал очень тяжело. Мир праху его.