«ЗН» неоднократно рассказывала о многотрудном процессе подготовки нового Уголовно-процессуального кодекса Украины. Непримиримые дебаты по поводу проекта длятся до сих пор. В ближайшее время парламент вновь намерен обратиться к его рассмотрению. Несмотря на заверения авторов проекта, в том числе, на страницах «ЗН», относительно того, что проект УПК на голову выше своего предшественника в плане защиты прав человека, у многих это утверждение вызывает сомнения. Актуальным остается вопрос, насколько проект Уголовно-процессуального кодекса, предложенный ко второму чтению в Верховной Раде, соответствует положениям Конституции и ратифицированных Украиной международных документов, касающихся защиты основных прав и свобод человека. Этот вопрос был изучен экспертами Харьковской правозащитной группы. С выводами, обнародованными экспертом ХПГ, адвокатом Харьковской областной коллегии адвокатов А.Бущенко, мы предлагаем ознакомиться читателям.
По мнению экспертов, авторы проекта сохранили целый ряд «инквизиторских положений» со всеми чертами, присущими такому построению судопроизводства.
Во-первых, наличие множества стадий обуславливает значительную длительность процесса и возможность многоразового возвращения дела на дополнительное расследование.
Во-вторых, во время судебного исследования доказательств неоправданно велико влияние письменных актов, составленных органами предварительного следствия. В этом плане особую обеспокоенность правозащитников вызывает использование протоколов и других документов, в которых зафиксированы признания подозреваемых и обвиняемых в совершении преступления.
В-третьих, отсутствие непрерывности судебного процесса. Проект так и не вернул в уголовный процесс принцип непрерывности судебного процесса, удаленный оттуда в начале 90-х годов прошлого века без достаточных на то оснований. Отсутствие такого основополагающего элемента системы как непрерывность судебного процесса приводит, в частности, к тому, что в судопроизводстве складывается скрытая система оценки доказательств. Она основывается не на уникальной совокупности обстоятельств каждого дела, а на заранее установленной ценности тех или иных видов доказательств. И среди них признание подозреваемого (обвиняемого) приобретает главенствующее значение.
Проект сохраняет институт возвращения дела на дополнительное расследование, противоречащий основным положениям современного уголовного судопроизводства. Этот институт появился, когда советское судопроизводство сделало поворот к инквизиционной модели, разрушенной в 1864 году. В соответствии с этой моделью существовало три вида приговоров: признать виновным, оправдать или оставить под подозрением. Изъятие из судопроизводства приговора, в соответствии с которым лицо, не признанное виновным, но оставленное под подозрением было в значительной степени поражено в правах, стало одним из краеугольных камней судебной реформы 60-х годов XIX века. Правозащитники полагают, что советское судопроизводство возродило возможность «оставить под подозрением» в еще более тяжелой форме правовой неопределенности — в виде возвращения дела на дополнительное расследование. Это противоречит принципу презумпции невиновности, праву на разумный срок судебного рассмотрения дела, праву на беспристрастный суд. Ведь отправляя дело на дополнительное расследование, суд фактически предоставляет следствию возможность еще раз попытаться найти доказательства обвинения. А такой подход является протекционизмом со стороны суда и не согласуется с ролью, отводимой ему в демократическом обществе.
Одна из главных задач уголовно-процессуального кодекса — создание четких правил относительно допустимости доказательств. По мнению экспертов, в проекте УПК применяется недостаточно взвешенная терминология. И это обуславливает возможность произвольных толкований на практике. Статья 8 проекта признает безусловную недопустимость использования только доказательств, полученных «с нарушением Конституции Украины». А вот использование доказательств, полученных с нарушением УПК, допускается, если обвиняемый (подсудимый) не докажет, что нарушение УПК сказалось или могло сказаться на достоверности доказательств. Например, часть 2 статьи 10 УПК запрещает применение пыток. Так что если обвиняемый считает, что его свидетельства, полученные с применением пыток, должны быть исключены из доказательств, он должен доказать не только то, что его пытали, но и то, что применение пыток «сказалось или могло сказаться» на достоверности его свидетельств. Часть 3 статьи 164 признает недопустимым доказательство, полученное «вследствие применения насилия». Такая формулировка не учитывает возможного создания условий, причиняющих физические или моральные страдания с целью получения показаний.
Проанализировав всего лишь три статьи проекта, можно выделить пять разных определений недопустимых доказательств — доказательства, полученные:
— «незаконным путем»;
— вследствие «незаконных действий»;
— «с нарушением данного Кодекса»;
— «с нарушением Конституции»;
— «с применением насилия».
Являются ли эти понятия тождественными по своему значению, исходя из проекта УПК, юристам, анализировавшим его, уяснить не удалось.
Регулирование процедуры судебного разрешения вопроса взятия под стражу или освобождения осталось таким же, как и в ныне действующем законодательстве. В частности, не гарантируется элементарное право обвиняемого на личное участие в рассмотрении, в ходе которого решается вопрос о продлении срока содержания его под стражей. Не предусмотрена обязанность обвинения в разумный срок информировать защиту о доводах, которыми обосновывается необходимость взятия под стражу или продления содержания под стражей. Не предусмотрена процедура доступа задержанного и защитника к материалам дела с целью эффективного влияния на решение вопроса об аресте или освобождении. В связи с этим роль защитника в данной процедуре является сугубо декоративной.
Проект оставляет возможность длительного пребывания под стражей лица, лишенного свободы по подозрению в совершении преступления, без доставки к судье. Предельный срок задержания без решения суда определен Конституцией в 72 часа. Но проект не предусматривает обязанности судьи выяснить, почему задержанный не был доставлен в более короткий срок. Понятно, что без такого судебного контроля сохранится существующее положение, при котором 72 часа является не граничным, а обычным сроком задержания и доставки к судье.
Кроме того, проект предусмотрел возможность выйти за пределы этого предельно допустимого срока. Статья 149 предусматривает, что «при рассмотрении представления о взятии под стражу лица, находящегося на свободе, следственный судья вправе своим постановлением дать разрешение на задержание подозреваемого, обвиняемого и доставку его в суд под стражей. Задержание в таком случае не может длиться более 72 часов, а в случае, если лицо находится за пределами населенного пункта, в котором действует суд, — не более сорока восьми часов с момента доставки задержанного в этот населенный пункт». Фактически это положение скрывает в себе безграничные возможности для злоупотребления милицией. Ведь именно в ее власти находится определение того, когда именно доставить задержанного в населенный пункт, «в котором действует суд», и тем самым определить начало срока. Несложно представить разнообразные формы сотрудничества правоохранительных органов разных населенных пунктов, направленные на оправдание возможно бесконечно долгого срока лишения свободы. Уже известны случаи, когда срок доставки подозреваемого длился более трех недель.
Проект кодекса сохраняет существующее положение вещей, когда подозреваемый, обвиняемый, подсудимый имеют значительно меньше прав, чем тот, кто осуществляет их защиту. Лицо, защищающееся от обвинения, лишено ряда важнейших средств защиты. Например, права применять технические средства в соответствующих случаях, получать письменные заключения специалистов по вопросам, требующим специальных знаний, опрашивать граждан с их согласия и т.д.
По проекту уполномоченное лицо имеет значительно больше полномочий, чем лицо, предоставившее ему эти полномочия. Не исключено, что такое положение дел в значительной мере обусловлено тем, что авторы проекта все еще считают защитника не представителем клиента, а лицом, назначенным государственным органом для осуществления «правильной» защиты.
Как и действующий кодекс, проект лишает сторону такого важнейшего права, как привлечение независимого эксперта. Так как назначение экспертизы в конце концов зависит от следователя или судьи.
В целом вывод правозащитников таков: проект в значительной степени консервирует и легализует практику, сложившуюся на принципах и традициях, противоречащих современным представлениям о месте уголовного процесса в обществе. Проект закладывает в уголовное судопроизводство принципы, свойственные тоталитарному устройству общества.