Профессия накладывает неизгладимый отпечаток на личность человека и даже на ход его мыслей. Порой должность раздваивает личность. Изуверы из НКВД, выбивавшие показания из подследственных путём пыток, в семье и быту оказывались милейшими людьми, внимательными и чуткими к чужой беде. О влиянии профессии на присяжного поверенного говорил известный адвокат Плевако, называя это «адвокатской жилкой».
Тамара Рохлина, обвиняемая в убийстве своего мужа Льва Рохлина, генерала и депутата Государственной думы РФ, из своего первого допроса, который, кстати, проводили ответственные работники Генеральной прокуратуры РФ, запомнила: «На стенах кабинета увидела плакаты: «Сделал дело — вымой тело», «Ловись, девка большая, ловись, девка маленькая», «Счастливые трусов не надевают», «Под лежачий камень мы всегда успеем» («Аргументы и факты», 2000, № 3).
Профессор О.Баев столкнулся у следователя с таким плакатом: «Ты имеешь право кричать, истекать кровью, звать адвоката после того, как мы покончим с тобой. Видимые повреждения, включая выбитые зубы, согласно донесению арестовавшего тебя полицейского, были получены тобой до прибытия в участок. Ты можешь молчать, и тогда мы тебе всю рожу разобьем» (О.Я. Баев «Тактика уголовного преследования и профессиональной защиты от него»). Любопытно, что с плакатами подобного содержания и весьма непристойными рисунками в качестве иллюстрации к надписям мне довелось столкнуться в кабинете следователя в Словакии при представительстве интересов гражданина Украины, проходящего по делу в качестве обвиняемого. Одна и та же профессия диктует одну и ту же линию поведения независимо от национальности и страны пребывания.
Профессия накладывает отпечаток и на судей. Мне довелось допрашивать в судебном процессе судью Н. в качестве свидетеля. Подсудимым был судья С. — коллега и друг свидетеля Н. Заканчивая допрос и отступив от канонов, я спросил свидетеля Н. о том, верит ли он, что судья С. действительно совершил тяжкое преступление и украл вещественные доказательства. Свидетель Н., как бы не понимая, что в данном случае он не судья, а свидетель, заявил, что он не может здесь говорить как обычный человек и всё зависит от того, будет ли доказана вина его коллеги.
Как-то браконьеры подстрелили в неположенное для охоты время подсвинка дикого кабана. Это обстоятельство имело значение для квалификации действий браконьеров и размежевания между уголовной ответственностью и административным правонарушением. Выручая следствие, судья вывернулся и назвал подсвинка «кабаном на пороге половой зрелости». Приговор суда был отменен только по протесту заместителя генерального прокурора.
Вместе с тем логика в решениях суда присутствует всегда. Но не всегда она понятна непосвященным. Потому-то порой создается впечатление, что пути правосудия неисповедимы. Но не станет же судья объяснять, что в конкретном случае председатель суда Нина Петровна... либо Василий Иванович... дали указание о том, каким должен быть приговор. И что такое указание сильнее и убедительнее любых, имеющихся в конкретном деле доказательств. Кто-то скажет: но это уже не правосудие... Увы, имеем то, что имеем.
А между тем статья 8 Конституции Украины, признавая верховенство права, требует от правосудия человечности, требует справедливости, добросовестности и разумности. Сложнейшей задачей для нашего Верховного суда является переход в правоприменительной практике от верховенства закона к верховенству права. И, как мне кажется, пока что эту задачу Верховный суд Украины не решил. Легко, конечно, адвокату об этом писать. Для решения такой задачи необходимо изменить психологию судей, переломить себя в том, во что верил и был убежден на протяжении десятилетий. Вопрос и в том, хотят ли измениться судьи?
Судья Верховного суда Украины О.Бирюченский писал: «Судебная практика показывает, что права лица, подозреваемого в совершении преступления, часто нарушаются, аресты почти всегда применяются ещё до предъявления обвинения. Их (арестов. — Я.З.) опасность заключается не только в нарушении прав и свобод граждан. Они, как правило, являются причиной обвинительного уклона в работе следственных и прокурорских органов... Одним из нарушений права на защиту является распространенная практика допроса фактически подозреваемого как свидетеля». И далее: «Разъяснение права на защиту осуществляется формально и обусловлено одной цепью — стремлением ограничить участие адвоката» (Вісник Верховного суду України, № 6, 1999 р.). Итак, причина обвинительного уклона названа, а закон изменен. Теперь уже судьи решают вопрос об аресте. Изменилось ли от этого что-нибудь? Искоренен ли обвинительный уклон? Вопрос чисто риторический.
Вот пример. Слушается дело К., которого обвиняют в совершении тяжкого преступления. К. находится под арестом. Своей вины не признает. У него закончился срок давности, после которого исключается уголовная ответственность, а значит, и применение наказания. Адвокаты заявляют ходатайство об изменении меры пресечения, указывая, что К. пребывает в СИЗО более двух лет, у него ухудшилось состояние здоровья, что подтверждается медицинским заключением. То есть по окончании судебного процесса, независимо от признания его виновным, К. подлежит освобождению от наказания. Какой смысл в таком случае держать больного человека в СИЗО? Суд отказывает в удовлетворении ходатайства.
Для обычной человеческой логики это непостижимо. Адвокатов же решение суда нисколько не удивляет. Они привыкли со всей серьезностью воспринимать любой абсурд, если он облечен в форму судебного решения (приговора, постановления).
Но поговорим о сроке давности. Это одна из терра инкогнита нашего законодательства, которую вроде бы и разъяснять не надо. Между тем статья 48 УК 1960 года предусматривала, что лицо нельзя привлечь к уголовной ответственности, если со дня совершения им преступления миновали сроки давности. По какому-то недоразумению момент привлечения к уголовной ответственности развели с моментом назначения наказания и внесли путаницу в терминологию. В статье 3 УК 2001 г… равно как и в кодексе 1960 г., «уголовная ответственность» тождественна понятию «наказания». В других случаях (без достаточных для этого оснований) понятия «уголовная ответственность» и «наказание» рассматриваются как понятия нетождественные. На это обстоятельство указала профессор З.Ромовская: «...наказание является не чем иным, как уголовной ответственностью, поскольку к такой ответственности можно привлечь только виновное лицо, а вина устанавливается только приговором суда. Отсюда заключение, что вина и наказание определяются одномоментно, одним актом — приговором суда» (Вісник Верховного суду України, № 6, 1999 р.).
В результате этой путаницы с термином «уголовная ответственность» привлечение к уголовной ответственности отождествлено с «возбуждением уголовного дела», а позже с «предъявлением обвинения», что и подтвердил Конституционный суд Украины. Поэтому буквальное прочтение статьи 48 УК 1960г. может быть понято так, что лицу не может быть предъявлено обвинение, если со дня совершения преступления миновали сроки давности. И поскольку в этой статье ничего не говорится о том, что такому лицу не может быть назначено наказание после минования этого срока, то конечным сроком течения давности является момент привлечения к уголовной ответственности, то есть момент предъявления обвинения.
В комментарии к Уголовному кодексу 1960 г. со ссылкой на решение Конституционного суда Украины (решение от 27 октября 1999 г. №9) так и записали: «Сроки давности привлечения к уголовной ответственности заканчиваются с вынесением постановления о привлечения лица как обвиняемого и предъявления ему обвинения». Выходит, что если к моменту предъявления обвинения срок давности не нарушен, то его истечение в период судебного рассмотрения дела не является препятствием для назначения наказания (ведь дальнейшее его течение с момента предъявления обвинения заканчивается). Таким образом, с легкой руки Конституционного суда термин «привлечение к уголовной ответственности» имеет два значения: это применение наказания по приговору суда и предъявление обвинения.
Слава Богу, что, во всяком случае, до 1999, судебная практика не придерживалась подобной рекомендации. Суды ведь ещё тогда не знали, что моментом привлечения к уголовной ответственности является момент предъявления обвинения. Так, определением судебной коллегии Донецкого областного суда от 14.05.87 г. дело в отношении Н. по факту причинения телесных повреждений средней тяжести было закрыто в связи с окончанием срока давности на день рассмотрения дела. Есть и другие примеры.
— Так в чём проблема? — спросит дотошный юрист. — Ведь в новом Уголовном кодексе всё исправлено. По статье 49 нового УК лицо освобождается от ответственности, если с момента совершения преступления и до вступления приговора в законную силу миновали сроки давности.
Исправлено, да не совсем. Предельный срок давности по старому кодексу 1960 г. был 10 лет, а по кодексу 2001 г. эта норма ужесточена и составляет 15 лет. Следовательно, для лиц, совершивших преступления в 1990—1993 годах, по старому кодексу сроки истекли, но их предлагают считать, вопреки ранее существующей практике, не по день вынесения приговора, а по день предъявления обвинения. По новому же кодексу для некоторых категорий эти сроки ещё не наступили. Вопрос не в том, чтобы преступников пожалели, а в том, что со словом следует обращаться осторожно. Даже Конституционному суду.