Генпрокуратура Украины возбудила уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного частью 2 статьи 366 — служебный подлог, совершенный должностными лицами Апелляционного суда Киевской области. Речь идет о решении, которым суд закрыл уголовные дела, возбужденные против народного депутата Ю.Тимошенко и других бывших руководителей корпорации «ЕЭСУ».
По недоброй традиции уголовное дело возбуждено Генеральной прокуратурой по факту. Хотя всем прекрасно известно, чьи подписи стоят под оспариваемым документом, и в таком случае закон требует предъявлять обвинение конкретному лицу. Но так легче: проводить обыски, не предъявляя соответствующих постановлений и не возиться с условностями, стоящими на страже судейской неприкосновенности, но главное — фактически не дать возможности заинтересованному лицу полноценно защитить себя.
Сегодня есть веские причины предполагать, что уголовное дело по статье о служебном подлоге возбуждено без достаточных оснований и что в данном случае речь действительно идет о технической ошибке, а не о фальсификации.
Более того, следствие, очевидно, само прекрасно понимает это. В связи с чем и появилось письмо председателю арбитражного суда из Генпрокуратуры, авторы которого интересуются приговорами, выносимыми провинившимися судьями на протяжении последних трех лет. В таких материалах всегда может отыскаться что-то любопытное. Особенно, когда осужденные по делам — под рукой, и будут, вероятно, не прочь оказать посильную помощь следствию, например, в обмен на улучшение «жилищных условий».
В этом послании, подписанном следователем по особо важным делам, содержится просьба «с целью выяснения обстоятельств по делу» предоставить для ознакомления уголовные дела, которые рассматривались по первой инстанции или в апелляционном порядке при участии судей А.Коротких, К.Леонтович, И.Ященко с 2000 года по данное время. А ведь УПК предусматривает, что исследоваться могут материалы в рамках возбужденного уголовного дела. А в нем речь идет о конкретном документе, касающемся совершенно определенного дела. Причем тут приговоры, выносившиеся на протяжении последних трех лет? Какие обстоятельства дела о служебном подлоге могут проясниться с их помощью? И почему только трехлетний период заинтересовал сотрудников прокуратуры? Можно было бы, пользуясь случаем, тщательнейшим образом изучить, например, результаты труда судьи А.Коротких за все 17 лет его деятельности…
Ряд фактов, о которых речь пойдет ниже, свидетельствует о том, что на судей оказывается давление. Кроме того, известны несколько весьма красноречивых эпизодов, которые нельзя назвать случайностью, хотя к делу, конечно, не пришьешь. Например, журналистский эскорт следственной группы, прибывшей в Апелляционный суд Киевской области производить обыск. Судя по массовости присутствовавших там коллег, имело место любезное приглашение Генпрокуратуры «на дело», а не утечка информации. Неудивительно, что суть претензий фактически обвиняемые узнают не от следователей, а из СМИ. Нельзя оставить также без внимания эпизод, когда, очевидно, увлеченные любимой работой сотрудники прокуратуры обыскали кабинет подозреваемых служителей Фемиды, заодно изъяв компьютер судьи, который вообще не имел никакого отношения к рассмотрению наболевшего дела. Судьи пробовали остановить разгоряченных погоней за вещдоками, однако это не возымело действия. Те ответили, мол, знают, что делают. Хотелось бы верить.
Любопытно также, что дело возбуждено по второй части статьи, предусматривающей ответственность за служебный подлог, приведший к тяжелым последствиям. При том, что, похоже, ошибка, которую упорно квалифицируют как подлог, вообще не имела никаких последствий ни для кого, кроме судей, поставивших подпись под документом. Для них последствия всей этой истории действительно тяжелые.
Адвокат Николай Полуденный: «В прокуратуру была направлена копия определения суда, а через некоторое время председательствующий обнаружил, что направлена не копия принятого судом определения, а копия его рабочего черновика. Прокуратура ставит вопрос так: 13.05.03 г. коллегией судей вынесено определение. В дальнейшем в указанное определение внесены недостоверные сведения. Такая позиция означает, что копия определения, направленная первой, по мнению прокуратуры, является достоверной, отвечающей действительности. А определение, направленное повторно, на замену первого, с указанием на то, что в первой копии допущена ошибка, считается подделанным, поскольку в него якобы внесены недостоверные сведения.
Но, даже проанализировав копию, направленную первой, можно убедиться, что такое утверждение абсолютно беспочвенно. С моей точки зрения, главными спорными моментами являются два обстоятельства. Первое. В мотивировочной части не сделана ссылка на то, что представитель Генпрокуратуры не явился на судебное заседание. Второе. Из перечня постановлений в отношении Ю.Тимошенко как во вступительной, так и в постановляющей части выпало упоминание о постановлении о возбуждении уголовного дела от 17.01.2003 года.
Что касается первого момента, то, по большому счету, не существует законодательно установленной обязанности суда в мотивировочной части решения указывать на причины того, почему дело было заслушано в отсутствие одной из сторон. Так как в апелляции при надлежащем извещении суд имеет право рассмотреть дело в отсутствие стороны, независимо от причины. Что касается постановления от 17 января, которое отсутствует в перечне постановлений относительно Ю.Тимошенко, то ссылка на него содержится в этом же документе в перечнях постановлений относительно всех остальных лиц. Поскольку выносилось это постановление в отношении группы лиц. Оно присутствует и во вступительной части определения, и в постановляющей его части относительно этих лиц. То есть из первой копии видно, что это постановление отменено. Так в чем, собственно, заключается вопрос? Кроме того, аргументация и вывод об отмене данного постановления содержится в мотивировочной части, причем в объеме целой страницы. Можно ли в таких условиях говорить о том, что определение, направленное на замену первой копии, является поддельным?
Невозможно утверждать, что строчки, которые имелись во втором варианте определения, являются внесенными позднее недостоверными сведениями. Сравнительный анализ этих двух копий, безусловно, указывает на ошибки технического характера. Причем совокупность расхождений в текстах не позволяет сделать иного вывода, кроме того, что первый документ являлся копией черновика, а второй – копией окончательного текста судебного определения, оглашенного в судебном заседании.
Кроме того, с логической точки зрения я не могу представить себе, кому могла быть выгодна такая фальсификация.
Можно ли заявлять в данном случае о наличии оснований для возбуждения уголовного дела? Уместно ли говорить о наличии признаков состава преступления, тем более — служебного подлога? Конечно, нет. Потому что в таком случае действия должны совершаться с прямым умыслом. А системный анализ этих документов прямо указывает на его отсутствие.
Что касается возбуждения дела по факту. Служебный подлог (статья 366 УК) относится к должностным преступлениям. То есть в качестве признака преступления должно быть указание на специальный субъект — должностное лицо. Если подделал документ судья, то круг подозреваемых ограничен составом коллегии из трех человек. Почему же дело возбуждается по факту? Если подделал документ технический работник, не являющийся должностным лицом, то речь не может идти об этой статье УК. То есть, если речь идет о данном деле, возбужденном по статье 366, следствие обязано было возбудить его в отношении судей коллегии, а не по факту. Оно этого не сделало, явно преследуя цель затруднить возможность судей оспорить постановление о возбуждении дела в судебном порядке.
Поэтому я считаю, что дело возбуждено незаконно и является исключительно способом давления на суд. Не могу отбросить подозрения в том, что оно также является мелкой местью суду за его решение от 13.05.03 г.».
С точки зрения должностных лиц Генеральной прокуратуры, решение Апелляционного суда Киевской области незаконно. В частности, потому, что был нарушен принцип состязательности — представитель прокуратуры не принимал участия в судебном заседании, а также в связи с тем, что суд вынес решение, не имея на руках материалов уголовного дела.
Слово — судье Апелляционного суда Киевской области Александру Коротких, председательствующему по делу:
— Александр Антонович, все-таки почему не было представителя Генпрокуратуры на том судебном заседании?
— Рассмотрение дела по апелляции адвоката В.Швеца на решение Вышгородского районного суда было назначено на 7 мая. Представители Генпрокуратуры не явились на судебное заседание, а нами было получено письмо, в котором в качестве причины их отсутствия фигурировали болезнь одного сотрудника и пребывание в отпуске другого. По этой причине Генпрокуратура просила перенести заседание аж на июнь. Но ведь если названные сотрудники Генпрокуратуры не могут прибыть в суд, есть другие, которые имеют возможность подготовиться к рассмотрению дела, состоящего всего из четырех томов. Мы не увидели оснований для удовлетворения данного ходатайства в полном объеме, и заседание суда было перенесено на 13 мая, о чем Генпрокуратура, естественно, была поставлена в известность.
13 мая мы начали заседание не в 10.00, как было назначено, а в 10.30, поскольку ожидали представителя Генпрокуратуры. Никто не приехал, и никакого письма на этот счет мы не получали, поэтому стали рассматривать дело без прокурора. Статья 362 УПК говорит о том, что по такому делу неявка участников не является препятствием для его рассмотрения.
Конституционный суд Украины сравнительно недавно принял решение, позволяющее обжаловать постановление о возбуждении уголовного дела. Это новая категория дел, и порядок их рассмотрения не выписан отдельно. Они рассматриваются по аналогии с делами об отказе в возбуждении и закрытии уголовного дела. По закону в таком случае прокурор «вправе принять участие в рассмотрении дела». «Вправе» — это не значит, что его участие обязательно. Кроме того, в соответствии с Конституцией Украины, прокурор поддерживает в судах государственное обвинение. По данному делу государственного обвинения еще не было. Исходя из этого, мы решили, что рассмотрение данного дела возможно без участия прокурора, учитывая, что нами сделано все возможное для обеспечения участия представителя прокуратуры в процессе.
— Представители Генпрокуратуры утверждают, что решение суда по данному делу незаконно, поскольку на момент вынесения решения в вашем распоряжении не было материалов этого дела…
— Это не соответствует действительности. Мы проверяли не наличие доказательств вины лиц или доказательства предъявленного им обвинения. Речь шла исключительно о процессуальном моменте, регламентирующем порядок возбуждения уголовного дела. Для этого нужны были материалы, на основании которых принимались данные решения. Но, несмотря на неоднократные запросы, предварительное следствие не предоставило их Вышгородскому суду, ссылаясь при этом на тайну следствия.
Кроме того, в соответствии с решением Конституционного суда, в случае обжалования законности возбуждения уголовного дела мы обязаны проверять наличие поводов и оснований возбуждения уголовного дела, признаков преступления в постановлении о возбуждении уголовного дела. И это все. Мы не проверяли суть этого обвинения, мы изучали исключительно правильность вынесения постановления о возбуждении уголовного дела.
— На каком основании эти постановления были отменены вами?
— По нашему мнению, при вынесении их решений не были соблюдены требования статьей 94 и 98 УПК, регламентирующие порядок возбуждения уголовного дела. То есть они было отменено по формальным признакам.
— Почему суд принял такое решение?
— В постановлениях не были указаны определенные законом поводы и основания, а также признаки преступлений, о которых шла речь в постановлении о возбуждении уголовного дела.
Кстати, Вышгородский суд, отказывая адвокату в удовлетворении жалобы, указал, что им были установлены обстоятельства, свидетельствующие о том, что в постановлениях следствия о возбуждении уголовных дел действительно были нарушения требований статей 94, 98 УПК. Однако Вышгородский суд считает, что эти нарушения являются формальными и не влекут за собой отмены этих обстоятельств. Мы, рассматривая эти же материалы, с выводами районного суда не согласились.
— Откровенно говоря, вы же прекрасно понимали, что рассматриваете незаурядное дело, к которому приковано внимание общественности. Как же так получилось, что именно по этому делу была допущена такая оплошность — не был указан один из пунктов постановления суда? Как такое могло случиться, и считаете ли, что, допустив это, вы нарушили закон?
— Конечно, нет. Закон я не нарушил. Я не считаю, что в данном случае можно говорить о служебной подделке или халатности, так как никаких последствий эта ошибка не имела. Мы сами исправили ее, но главное, что существовал оригинал, соответствующий всем нормам закона.
Понимаете, в тот период у меня была очень большая нагрузка. Я исполнял обязанности заместителя председателя Апелляционного суда Киевской области. Если говорить по сути, то я прекрасно понимаю, что действительно невнимательно просмотрел эту копию, и мне очень тяжело осознавать это. Ведь мы работали над данным постановлением пять суток, вычитывали, проверяли. Во время написания — до момента его оглашения — мы советовались, решали, как лучше изложить тот или иной пункт, корректировали текст. Мы все по нескольку раз перечитывали уже готовый текст, и я был уверен, что в нем все нормально, поэтому в последний момент и прочел его бегло. Произошла чисто техническая ошибка — секретарь пропустила восьмой пункт, в котором речь шла о постановлении о возбуждении уголовного дела в отношении Ю.Тимошенко. Но эта же часть, пропущенная при печатании копии определения нами в резолютивной, так казать, вступительной части, была подробно расписана в мотивировочной части.
— Уголовное дело, хотя и возбуждено Генпрокуратурой «по факту», непосредственно касается вас и ваших коллег…
— Это дело было возбуждено по факту подделки служебными лицами Апелляционного суда постановления этого суда. Понятно, что причастные к изготовлению документа автоматически являются лицами, против которых возбуждено данное дело. Это дело касается нас напрямую. Поэтому мы обратились в Шевченковский суд с жалобой на данное постановление, которое нам, кстати, так и не предъявили. Для этого у следствия есть формальные основания, поскольку мы еще не являемся подозреваемыми или обвиняемыми. То есть содержание данного постановления мне неизвестно. Но, насколько я знаю из публичных выступлений должностных лиц Генпрокуратуры, основанием для возбуждения этого дела было наличие двух заверенных нами копий документов, в которых были выявлены расхождения. Это неточности, которые мы, повторю, сами выявили и направили вторую копию в Генпрокуратуру. На основании этих двух копий и было вынесено постановление о возбуждении уголовного дела. Мы считаем, что прежде всего следствию нужно было изучить ситуацию, провести предварительную проверку.
— Вы заявляли, что на вас оказывается давление. В чем это проявляется?
— И сейчас, и раньше я вижу, что меня сопровождают по дороге на работу и домой.
— Вы не допускаете, что такое впечатление могло сложиться у вас из-за чрезмерного нервного напряжения? Может, вас, например, охраняют, просто берегут очень?
— Нет, они не охраняют, а следят за мной. Я не первый год работаю в этой системе, но такого никогда не было. Я уверен, что за мною ведется слежка, некоторых сопровождающих даже знаю в лицо. Другие участники рассмотрения этого уголовного дела также отмечают слежку за собой.
— То, что вы замечаете сопровождающих, объясняете их низким профессионализмом или считаете, что это сознательное психологическое давление?
— Думаю, что это делается умышленно, с целью психологического давления. Они ведь не прячутся, демонстрируя, что где бы я ни был, они делают свое дело…
— Что еще вы расцениваете как давление?
— Обыск у меня на работе осуществлялся под руководством следователя, но в наш кабинет постоянно заходил и давал указания подчиненным начальник главного следственного управления Генпрокуратуры Куцый. Именно его постановления были отменены нами как незаконные. И думаю, что его присутствие было вызвано именно этим обстоятельством.
— Как это они могли задержать судью?
— Они были не в курсе, что у нас есть определенный иммунитет, предусмотренный Законом «О статусе судей», который не дает им права непосредственно задерживать судью. Тем не менее у них такие намерения были, о чем заявлялось во время обыска.
* * *
Уже целый ряд очень разных людей в определенном смысле объединила не только профессиональная принадлежность к судейскому корпусу, но и решения, принятые наперекор власти, и репрессии, последовавшие за этим. Мы не говорим сейчас об уровне профессионализма этих судей, а также об их моральных качествах. Юрия Василенко, Николая Замковенко, а теперь еще и трех судей Апелляционного суда Киевской области начали преследовать после принятия ими нежелательных для власти решений по делам, касающимся Юлии Тимошенко. Даже если исходить из того, что само прикосновение к материалам дела, имеющего отношение к Ю.Тимошенко, способствует немедленному и неизбежному моральному разложению судьи, задача правоохранительных органов — доказать вину законным путем. В то время как методы, использованные против названных судей не просто непрофессиональны, они выглядят как откровенная расправа. Руками правоохранительных органов, судов, Высшего совета юстиции и СМИ.
Кстати, нельзя не отметить, что тем представителям Фемиды, которые не подчинились по менее значимым делам, тоже никто ничего не забыл. И, пожалуй, отдельного разговора заслуживает тема «судья — исполнительная власть» именно в контексте решений, принимаемых судьями по делам, где есть «государственный интерес», чтобы проанализировать, как складывалась в дальнейшем карьера неблагонадежных служителей правосудия. Судейский корпус знает об этом и без газетных обобщений. Таким образом власть вырабатывает у судей нужные рефлексы. И небезуспешно.