Новый год по старому стилю встретили в 1995 году сыщики угрозыска Херсона и области. Им было не до праздников — две недели длилось расследование жесточайшего преступления. В результате была прервана цепь кровавых деяний сексуального маньяка...
Об этом расследовании рассказывает человек, возглавивший его и лично поставивший в нем последнюю точку, — заместитель начальника Управления уголовного розыска УМВД Украины в Херсонской области подполковник милиции Валерий Григорьевич ВИШНЕВОЙ.
Следствие по делу продолжается, и потому в материале изменено даже имя убийцы и не указаны данные потерпевших.
Итак. С чего началась эта история?
— С того, с чего начинаются все «сюжеты» в нашей работе, — со звонка в дежурную часть милиции, откуда уже поступили сообщения к нам — в угрозыск. И ведь когда: тридцать первого декабря, около шести часов вечера! Самый канун праздника. Все люди готовятся к нему. Сотрудники розыска тоже рассчитывали встретить Новый год в кругу семьи, но...
В квартире по одной из улиц города были обнаружены трупы молодой женщины и ее четырехлетнего ребенка — оба были зарезаны, а женщина, как выяснилось при осмотре, изнасилована. Обнаружил трупы приехавший из командировки гражданский муж убитой. Немедленно создана была оперативная группа, и мы выехали на место.
Картина, представшая перед глазами, была действительно страшной. Какой там праздник! Где-то рядом люди уже садились за стол, открывали шампанское, а мы начали работать...
— Опергруппа старалась взять горячий след?
— Да. Только дело-то в том, что никакого следа практически и не было. Ни следов обуви, ни отпечатков пальцев, ничего. Проводим поквартирный обход — никто ничего не видел и не слышал. Правда, кое-какие подробности нас заинтересовали, например — мы уже знали, что убитая курила и сигареты в квартире нашли, и вдруг не находим ни одного окурка, ни пепельницы. Странно. Стало понятно — кто-то умело заметал следы.
— То есть работать начинали практически на пустом месте?
— Так оно и было. Начали выдвигать рабочие версии: кто? Пришли к выводам: убийство совершил человек, свободно входивший в дом, а значит — убить могли знакомые самой жертвы, ее мужа, лица, с которыми он поддерживал связи по старому месту проживания, и так далее. И сразу же как одна из версий возникла такая — убийство могли совершить лица с отклонениями в психике, на почве полового преступления.
Работали по всем версиям одновременно. Проверили алиби мужа — подтвердилось. Составили списки лиц, пользовавшихся доверием, вхожих в дом, отработали связи мужа — и ничего. Наступил уже новый год, первое число, второе... До числа восьмого больше двух сотен человек отработали — допросы, беседы, оперативная работа и прочее. Но чувствовалось — «холодно», на настоящего преступника мы еще не вышли.
— А как возникла версия об убийстве с психическими отклонениями?
— Во-первых, по самому характеру преступления. Уж слишком нечеловеческая жестокость. А кроме того, в процессе работы мы выяснили, что среди лиц, которые контактировали с потерпевшей и ее мужем, были такие ребята — в армии не служили (именно по причине психического диагноза). И, в общем, по состоянию своего здоровья и психики могли совершить такое убийство. Они задерживались, проверялись, и... вина их не подтверждалась. Снова мимо.
— И как же все-таки вышли на убийцу?
— Он начал «вырисовываться» день на десятый следствия — смутной какой-то фигурой в показаниях других: Сережа, Сережа, опять Сережа. «Шаолинь»... Вот, кстати кличка эта — «Шаолинь» сначала и заинтересовала. К тому моменту не то, чтоб силы сыщиков иссякали — просто все меньше и меньше людей оставалось в кругу подозреваемых. Тут мы и установили личность этого самого «Шаолиня». А большой интерес возник после такого эпизода. Муж убитой рассказал, что встретил он в городе Сережу, а тот его и спрашивает: «Отчего ты такой грустный!» Муж ему: «Да у меня жену убили!» Сережа: «Как!? А я и не знал!» Посочувствовал , конечно, как положено...
Вот это-то нас и насторожило — весь город об этом преступлении гудит, все знают, а Сережа, который мало того, что друг семьи, так еще и работает чуть ли не в двух шагах от места происшествия, — и ни сном ни духом! Ох, странно...
Тогда мы им вплотную и занялись. Начали изучать — собирать сведения о нем по месту жительства, работы... И такое о нем услышали — никак на убийцу, каким его обычно представляют, не похоже — и в армии служил, и религиозен, и начитан, и мастер рукопашного боя (откуда и кличка)... Впрочем при изучении его религиозных увлечений всплыло и то, что был он какое-то время членом секты кришнаитов... Вот тут мы кое-что вспомнили: в начале 1994 года в Херсоне было совершено одновременно убийство трех женщин в одной квартире — бабушки, дочери и внучки. Подняли дело, сравнили и обомлели — похоже с тем убийством, которое мы расследуем, чуть ли не как две капли воды. Многое говорило о том, что совершить их мог один человек, который вхож был в обе семьи.
Сразу собрали дела обо всех аналогичных преступлениях, совершенных в Херсоне, стали изучать, сопоставлять... И продолжали работать по Сергею, да и по другим тоже. Мало того, и по другим преступлениям.
— По каким?
— Да пока мы расследовали это преступление, было совершено еще два убийства — бомжа и, позднее, молодой женщины — оба очень жестокие. Но группа была уже в таком завале, так была закручена работа, раскрыли оба убийства с ходу. И — к главному... Настал для нас решающий день — тринадцатое января.
— И как в этот день развивались события?
— После проведения оперативных мероприятий по Сергею выяснились детали, здорово противоречившие сложившемуся его положительному образу: дома не живет, с родителями не ладит, да и вообще некоторые считали его каким-то странноватым. И решили мы пригласить его в райотдел для беседы, а попутно сразу понаблюдать, как он там себя будет вести. (Были в вестибюле люди — наблюдали.)
Волнение его стало заметно, как только он переступил порог. Сам напрашивается на разговор. Еще мы его не вызываем в кабинет, а он рвется: «Вот, я пришел по убийству, вот, я пришел по убийству». На что я еще обратил внимание — глаза у него были уж очень покрасневшие.
И вот ведь знаете — несмотря ни на что, на те данные, что у нас о нем были, ну не верили мы, что именно он совершил преступления. Надеялись, что возможно, получим какую-то дополнительную информацию, ключ к разгадке...
Потом я закрылся с ним в кабинете один на один...
— Не было страха, ведь убийца все-таки?
— Да я как-то и не думал об этом вообще... Сели мы за стол, встретились взглядом, и тут... Не то, чтобы интуитивно я почувствовал, а только было в его взгляде, веках опухших что-то такое... Человек как будто что-то хотел сказать сразу, но ждал, пока его спросят. Мы заговорили. Ну, во-первых, проверили его алиби: где находился в день убийства. Как всегда, находился дома, могут подтвердить родители, друзья, у которых был... А я эту информацию сразу передал сотрудникам, и они занялись проверкой — правда ли.
Начали мы с ним разговор о жизни, о судьбе, об армейской службе, об отношении к религии. Сергей разговорился и, знаете — довольно приятным он был собеседником. Я-то общался со многими убийцами. Типичное поведение такого: замкнется в себе или ждет вопроса, чтобы отрубить «Нет!» Этот же человек шел на разговор охотно. Начитан он, между прочем, как я убедился, неплохо. Очень долго рассказывал о своем пребывании в Киеве в общине кришнаитов...
А как коснулись вопроса, знаком ли он был с убитой, ответил, что да, на день рождения приходил к мальчику, держал его на руках, мальчик его называл «дядя Сережа», любил его... Смотрю в глаза ему и во взгляде, ну вот чувствую, что есть у него что-то на душе. Потом уже в процессе разговора коснулись преступления, наказания. И — вот тут он заговорил совсем другим языком — что человек он как будто двойной, в нем еще один человек сидит. И начал доказывать мне, что в каждом из нас так же — у всех, мол, чуть ли не раздвоение личности.
Потом мы вернулись к убитой, но только он все время пытался на другие темы переходить. Пошел четвертый час разговора...
И тут я задаю ему вопрос: «Сергей, зачем ты ее убил? Не стоит она у тебя перед глазами?» Я, конечно, в эту минуту рассчитывал на внезапность. Но он вопрос выдержал, подумал и говорит: «А зачем вы так прямо?» Я говорю: «Ну как прямо? Как было, так я и спрашиваю...»
Сердце у меня, конечно, дрогнуло, но я сдержался. Надо было дальше продолжать, сильнее толкнуть его, что ли. И при этом создать видимость, что нам все известно, все доказано. Потому что он запросто мог сказать сейчас: «Стоит», а через минуту — «Не стоит у меня перед глазами убитая». И немножко поговорив с ним, я снова задал вопрос о том, как же все-таки и почему это произошло. А он: «Я сам не пойму, как произошло, но только уже идя к дому, я знал, что убью, и представлял, как я ее буду убивать»...
Ну а потом я стал убеждать его, что надо признаваться, и я даю ему возможность написать явку с повинной. И он сел писать. Три часа писал. А до этого мы четыре часа проговорили.
Кстати, когда он все написал, картина преступления, которую мы себе представляли, подтвердилась. Жуткая, скажу вам, картина. Самое страшное то, что мать была изнасилована и убита на глазах мальчика. А потом и ему Сергей сказал: «Ложись спать!», уложил в кроватку да там и убил тремя ударами ножа...
— Что вы испытали в «момент истины», в момент признания? Шок?
— Да нет, шока не было. Была, с одной стороны, чисто профессиональная радость — тяжкое преступление раскрыто, а с другой (да это как всегда) — грусть и досада — почему не раньше...
Мы вообще о лаврах не думали — «Вот маньяка поймали!» — думали о том, почему ж мы раньше не могли его изобличить. Но ведь не входил же он ни в какие рамки! Хотя... должен был входить. Мир изменяется, и люди меняются тоже.
— На этом работа закончилась?
— Какое там... Мы удержались от великого соблазна — «колоть», «колоть», «колоть» его — изобличать во всех преступлениях сразу. Сперва закрепили одно убийство — задержали его, провели воспроизведения, обыск — и сразу изьяли целый комплект ножей, которыми он пользовался. Ну а потом уже, наутро он написал явку где-то по семнадцати преступлениям, из которых — только восемь убийств. А на сегодня речь идет о сорока эпизодах, одиннадцати убитых, много изнасилований. Так что работа продолжается. Когда я передавал его для допроса прокурору, спросил: «У нас с тобой будет еще разговор?» И он ответил: «Наверное, будет еще долгий и долгий...» Так и получилось.
— О серийных убийцах говорят, что их преступления наиболее труднораскрываемы, маньяки — неуловимы. Так ли это?
— Действительно, это новый образ убийцы, он очень путал нам карты. Но ведь раскрыли все-таки. А вообще-то не считаю, что мы какой-то подвиг совершили. Просто работали, как работаем по всем тяжким преступлениям. Хотя, должен признать, в моей практике такого еще не было. Самый, наверное, неординарный случай и самый многогранный преступник.
— Так когда же вы все-таки отметили Новый год?
— Тринадцатого, под утро уже выпили по сто граммов — и за праздники прошедшие, и за победу в этом деле. Приятно было, конечно, ведь не останови мы его, сколько бы человек еще могло погибнуть, пострадать... После этого дела я рад, что работаю с такими людьми. Да и они, наверное, гордятся тем, что они — сыщики.
Финал в этой истории еще далеко. Идет следствие, убийца сидит в СИЗО. Как сказал Вишневой, он говорит: «В принципе я не боюсь умирать. Но хочу рассказать вам все, хочу исповедаться и быть чистым». И тут же сыщик добавляет: «Если б его хоть на час сейчас выпустить из тюрьмы, он бы снова совершил убийство...»
Не нам выносить приговор, судить о личности Сергея, которого кое-кто уже окрестил «Херсонским Чикотило». Хотя, наверное, о нем еще многое будет сказано и написано. Но это потом. Сегодня же одним из главных итогов является то, что материалы дела обобщены, по ним проводятся учебы и семинары. Подполковник Вишневой сказал: «Это дело во многом изменило наше сознание, добавило опыта». А значит, если в следующий раз где-то объявится подобный зверь, он будет остановлен намного быстрее. И это — главное.