Задачи, стоящие перед Конституционным конвентом, некоторые скептики еще не так давно считали неразрешимыми. Начиная с того, нужна ли вообще конституция образованию, которое непонятно чем является: то ли межгосударственным объединением, то ли федерацией, то ли вообще единым государством. Так что заявление Валери Жискар д’Эстена, под руководством которого над проектом европейской конституции трудилось более сотни членов конвента, о достижении принципиального согласия по всем основным положениям проекта документа было встречено с большим интересом.
Во многом такой прорыв, как называет его сам г-н д’Эстен, стал возможен благодаря мужественному решению не зацикливаться на отдельных вопросах. Так, например, несмотря на все внешние признаки федерального устройства возводимой структуры, сам термин «федеральный» в соответствующих статьях документа был опущен. И наоборот, для достижения консенсуса по «прикладным» вопросам не жалели никаких усилий.
В частности, последним камнем преткновения стал вопрос президентства в ЕС. Нынешняя система ротации, при которой во главе Совета каждые полгода оказывается очередная страна, давно уже не выдерживает критики. Однако и отказываться от нее не очень-то спешили, особенно те государства, очередь которых «порулить» вот-вот должна была подойти. Кроме того, предложенная модель избрания президента ЕС двойным большинством (то есть поддержать кандидатуру должно будет больше половины стран, представляющих не менее 60 процентов всего населения ЕС) существенно меняла соотношение сил в организации. Вот представители разных стран в последнее время и занимались скрупулезным подсчетом того, что каждая из них теряет, а что — получает. Очень довольной осталась Германия, а вот Нидерланды, как оказалось, потеряют при новых условиях «4 процента власти». Однако остановить «процесс» это уже не могло, тем более что предусматривается механизм блокировки отдельных решений отдельными государствами, сумевшими доказать факт «ущемления своего жизненного интереса».
В целом проект конституции ЕС на 75 процентов состоит из статей соглашений, уже существующих внутри ЕС. К наиболее принципиальным нововведениям, кроме уже перечисленных, относятся учреждение должностей министра внешней и оборонной политики, европейского прокурора, а также проведения радикальной реформы основных институтов ЕС. На бумаге все страны—члены ЕС и так должны вырабатывать единую внешнюю политику, однако увидеть, как это происходит на самом деле, можно было на примере Ирака. Исключить повторение такой ситуации как раз и призван будущий министр иностранных дел. Впрочем, сохранение права вето за отдельными странами может лишить его такой возможности. Кроме того, теоретически ЕС отныне сможет выступать коллективным членом таких организаций, как, например, ООН, и ставить под международными соглашениями лишь одну подпись. Правда, это вряд ли совместимо с желанием Франции и Великобритании сохранить за собой места в Совете Безопасности.
С особой осторожностью выписан также и вопрос о распределении полномочий между национальными правительствами и правительством ЕС. Теоретически он решается следующим образом: ЕС действует в том направлении, в котором действовало бы национальное правительство, и только при условии, что у него (у ЕС) это получится лучше. Иными словами, ЕС предписано «не делать больше, чем надо». Эти положения отражают обеспокоенность евроскептиков по поводу того, что правительство ЕС может «выйти из-под контроля» и власть в Европе полностью перейдет в руки брюссельских бюрократов. Поэтому национальным правительствам предоставлена возможность мониторинга деятельности правительства ЕС, и в случае, если треть национальных парламентов придет к выводу, что ЕС превышает свои полномочия, соответствующие его решения будут пересмотрены.
Ну а на самый крайний случай для страны предусмотрена возможность выхода из ЕС. Это положение призвано особо подчеркнуть полную добровольность объединения и гарантировать, что силой никому ничего навязывать не будут.