UA / RU
Поддержать ZN.ua

ИСТОРИЧЕСКОЕ ДЕЛО

Высший совет юстиции Украины окончательно определился в отношении киевского судьи Ю.Василенко, возбудившего уголовные дела против Л.Кучмы...

Автор: Александра Примаченко

Высший совет юстиции Украины окончательно определился в отношении киевского судьи Ю.Василенко, возбудившего уголовные дела против Л.Кучмы. ВСЮ полагает, что судья заслуживает увольнения за нарушение присяги. Правда, насколько известно, четкого ответа на вопрос, в чем заключается вина Ю.Василенко, на заседании так никто и не услышал. Говорили о том, что он неправильно понимает закон. Впрочем, надо отметить, очень многие юристы в приватных беседах признаются, что понимают закон так же, как Ю.Василенко. Тех, кто готов говорить об этом вслух, — на несколько порядков меньше. То есть можно сказать, что фактически на Ю.Василенко взвалили вину за неоднозначность и противоречивость украинского законодательства.

Итак, уголовные дела, возбужденные судьей Ю.Василенко в отношении Президента Украины Л.Кучмы, уже почти стали историей, причем далеко не однозначной. Впрочем, кажется, никто не собирается извлекать из нее уроки. Вы скажете — есть же соответствующее решение Верховного суда Украины. Да, действительно, такое решение есть, и о нем, а также о целом ряде небезынтересных аспектов уголовно-процессуальных дебрей пойдет речь ниже. В частности, о том, что несогласованность украинского законодательства способна поставить в весьма сложную ситуацию не только отдельно взятого судью, а целых две судебных палаты многоуважаемого Верховного суда Украины. Пожалуй, разговор на это тему актуален в преддверии принятия нового Уголовно-процессуального кодекса. Не говоря уж о том, что каждое решение суда такого уровня, а тем более по столь нашумевшему и весьма щекотливому делу — это прецедент и предмет особого внимания общественности. Тем более что ситуация, возникшая в связи с уголовным делом против Президента, ярко продемонстрировала реальное состояние дел в государстве, декларирующем свою демократическую ориентацию. Оно высветило целый пласт проблем уголовно-процессуального плана, существовавших давным-давно и, может быть, обреченных на бессмертие.

На вопросы корреспондента «ЗН» отвечает один из ведущих отечественных процессуалистов Николай Сирый, кандидат юридических наук, сотрудник Института государства и права им. В.Корецкого Национальной академии наук Украины.

— Николай Иванович, я бы хотела начать с одного непраздного, хотя и теоретического вопроса. Учитывая, что существует известное решение Верховного суда, может ли когда-нибудь в будущем Президент Украины Л.Кучма или простой гражданин Украины Л.Кучма быть привлечен к ответственности по пунктам, отраженным в постановлении судьи Ю.Василенко? Допустим, кто-то когда-то снова вернется к этому вопросу, выдвинув те же самые претензии Л.Кучме (обоснованные или безосновательные — это не является темой нашего разговора). Сможет ли судья отказать в возбуждении уголовного дела, мотивируя это тем, что по данному поводу уже было вынесено решение суда?

— В принципе да, но это будет очень формальный подход. Вообще не хотел бы давать категорический ответ на данный вопрос. Пункт 9 статьи 6 УПК гласит, что уголовное дело не может быть возбуждено, а возбужденное дело подлежит закрытию относительно лица, о котором есть вступивший в законную силу приговор по тому же обвинению или определение или постановление суда о закрытии дела на том же основании. Если первая часть данной статьи касается только рассмотренного дела, то вторая норма — весьма, так сказать, гибкая и слишком формальная, и она дает возможность принять решение на формальных основаниях. А пока действует данный УПК, работает и эта норма.

— Как вы в целом оцениваете решение ВС с профессиональной точки зрения?

— Вообще, когда речь идет о решении суда, стоит один вопрос: законно оно или нет. Это фундаментальный вопрос, являющийся основой оценки судебного решения. Если решение незаконно, оно подлежит пересмотру, если законно — все обязаны его исполнять. Это — основа основ судебного права и судопроизводства вообще. Что касается данного решения, то, прежде всего, следует сказать, что на сегодняшний день в Украине не существует инстанции, имеющей полномочия пересмотреть данное решение. Сегодня нет субъекта, который имел бы право обжаловать его, поставить перед судом вопрос о законности этого решения. И это означает, что с практической точки зрения разговор о его законности, так сказать, не имеет практического смысла. Но следует ли ставить на этом точку? Думаю, что решение такого уровня, касающееся такого вопроса, является основанием для очень серьезного разговора, тем более, в период проведения судебной реформы.

Сегодня существует такая тенденция: когда в нашей стране происходит, например, арест очень известного человека или проводится обыск, о котором говорят буквально все, когда проводятся экспертизы, результаты которых объявляются во всеуслышание, к сожалению, профессионалы остаются в стороне от этих вопросов. Они сами стараются устраниться от них. И именно в этом заключается самая большая проблема. Потому что из истории известно: реформы судопроизводства никогда не проходили в спокойной обстановке, когда никому ни до чего не было дела. Все реформы судопроизводства происходили в моменты максимального обострения определенной проблемы. Когда известного человека арестовывают, к сожалению, мы находим в этом только политические аспекты. Но корень проблемы и потребность общества заключается в том, чтобы общественность, в том числе — обязательно — профессионалы, обсудили, является ли, например, существующий порядок задержания нормальным и демократическим? То же самое, когда речь идет об обыске, ставшем достоянием широкой общественности. Давайте говорить о том, соответствует ли существующий порядок производства обыска представлению о демократической процедуре? Или, скажем, проблема, связанная с возбуждением уголовного дела. Сегодня она стоит очень остро, если говорить о большом количестве таких дел с одной стороны и об отдельных уголовных делах с политической окраской — с другой. Обществу следовало бы использовать такие моменты для профессионального, конструктивного разговора по этому поводу.

Так вот, возвращаясь к нашумевшему уголовному делу, я хотел бы сказать, что позиция власти мне здесь совершенно понятна. Более того, в любом государстве, демократическом или недемократическом, в таком вопросе она будет примерно одинаковой. Тот, кто находится при власти, не имеет объективной потребности заботиться о создании демократических процедур. Демократия — это способ цивилизованной смены власти. Если же ты сам находишься при власти, у тебя достаточно иных насущных проблем, а вопрос развития демократических процедур, как обычно, отходит на второй план. Но если говорить о данном уголовном деле, есть серьезные основания для предъявления претензии тем, кто называет себя демократическими силами. Потому что в создавшейся ситуации демократические силы просто обязаны ставить вопрос по сути, а не по политическому факту — является ли наша процедура судопроизводства демократической или нет. К сожалению, я не помню ни одного профессионального разговора на эту тему, инициированного демократическими силами, мне не известны случаи, когда бы депутаты, причисляющие себя к демократам, пришли к профессионалам, чтобы выяснить, является ли существующий порядок обысков, арестов, возбуждения уголовных дел демократическим или нет.

Еще один вопрос к тем же самым демократам в Верховной Раде. Вы голосовали за закон «О судоустройстве» в 2002 году. Этим законом демократы вместе с антидемократами лишили пленум Верховного суда, высшую коллегию судей в Украине, права на пересмотр судебных решений. Нет ни одной демократической правовой системы, где над высшей судебной инстанцией (сегодня у нас это судебная палата) были бы организационные образования, которые не осуществляют правосудие, но, по сути, являются высшими, чем судебная палата. Сегодня мы имеем пленум ВС и президиум ВС. Я не хотел бы, чтобы мои слова были связаны с конкретными лицами — судьями Верховного суда. Вопрос в принципе — такая структура не соответствует демократическим стандартам. Мы нашли в себе силы ликвидировать президиум в Верховной Раде и правительстве, но создали президиум и пленум, которые стоят над высшими формами правосудия.

Один случай из истории Франции. В 1539 году был принят закон, ограничивающий состязательность правосудия. То есть к участию в определенных политических делах не допускались адвокаты. Инициатором и активным лоббистом принятия данного закона был канцлер Пойе. Впоследствии Пойе сам впал в немилость и очутился в каземате. Между ним и следователем состоялся разговор. Канцлер сказал: когда он создавал этот закон, то не думал, что сам попадет в такое положение. На что следователь ответил ему: «Терпи закон, который сам создал!». Думаю, что помнить об этом особенно важно сегодня, когда осуществляется судебно-правовая реформа и создаются новые процессуальные кодексы. Потому что процессуальные кодексы — это мера защищенности свободы каждого члена общества и всего общества в целом.

— Считаете ли вы как процессуалист нормальным то, что Верховный суд рассмотрел целый, так сказать, пакет вопросов?

— В основе системы пересмотра судебных решений лежит жесткое требование: пересматривается или одно конкретное решение суда, или все дело в целом. Если в целом пересматривается уже рассмотренное дело, то в пределах данного дела принималось несколько решений. Все они являются предметом пересмотра как составляющие части дела. Но когда речь идет не о рассмотренном деле, а об отдельных решениях, вне зависимости от того, какого предмета они касаются, каждое решение должно пересматриваться отдельно. Это — фундаментальное правило системы пересмотра судебных решений. И именно таким путем должна развиваться практика.

— Возбуждение уголовного дела в отношении лица, защищенного иммунитетом, является нарушением иммунитета или нет?

— Сегодня этот вопрос запутан и «заговорен», но, прежде всего, недостаточно корректно отображен в Конституции. По общему правилу, действует принцип судопроизводства, предусматривающий, что все равны перед законом и судом. Это фундаментальный принцип демократического судопроизводства, его декларировало даже советское судопроизводство. Неприкосновенность — институт, который защищает лицо, выполняющее какие-то особые обязанности. Такая защита распространяется только в части запрета ареста, обыска данного лица, его вещей, жилища. Неприкосновенность защищает эти и только эти пункты.

— Этот перечень является исчерпывающим?

— Да. И в Конституции у нас совершенно правильно закреплена неприкосновенность судей. Именно так этот институт и должен работать. Без согласия Верховной Рады судья не может быть задержан или арестован до вынесения обвинительного приговора судом. Впрочем, еще правильнее было бы сказать также о проведении обыска и осмотре его личных вещей. И это — все допускаемые ограничения.

— Тогда может ли, по вашему мнению, в одном государстве неприкосновенность одной привилегированной категории отличаться по сути от неприкосновенности другой? То есть может ли быть неприкосновенность судьи или народного депутата существенно сужена по сравнению с неприкосновенностью первого лица государства?

— Она должна быть одинаковой. Лишь дипломатическая неприкосновенность может иметь иной характер. Но это совершенно другой вопрос. Абсолютно во всех иных случаях должен работать принцип равенства всех перед законом и судом. Никто не может быть защищен в плане возможности расследования законности или незаконности его действий.

Впрочем, в данном случае проблема вообще не касается неприкосновенности. Проблема находится в другой плоскости и заключается в следующем: каков порядок возбуждения уголовного дела? В основе советской модели судопроизводства лежала статья 4 УПК, в соответствии с которой суд, прокурор, следователь и орган дознания обязаны возбудить уголовное дело, если им стали известны факты о совершении преступления, неважно из какого источника. Это — основа основ советского уголовного судопроизводства. И в той степени, в которой советская система продолжает действовать, должно действовать и это фундаментальное положение.

С другой стороны, очень важен следующий аспект данной проблемы. В соответствии с принципами состязательности судопроизводства, к усилению которых мы сегодня стремимся, должны быть четко распределены функции. Один орган осуществляет уголовное преследование, другие органы поддерживают обвинение, адвокат противодействует обвинению, суд вершит правосудие. Если мы взяли курс на разделение функций, то оно должно существовать в полном объеме так, как это делается в западных системах. Там гражданин имеет право без какого-либо посредничества полиции прийти в суд и непосредственно судье сообщить о факте совершения преступления. Судья обязан принять эти сведения и закрепить их процессуально. Судья проводит допрос под присягой и фиксирует эту информацию соответствующим образом. То есть, если мы переходим на основы состязательности, мы должны делать это в полном объеме.

— Должен ли был, по вашему мнению, Верховный суд принять данное дело к рассмотрению?

— Если ставить вопрос так, то следует говорить вообще о процедуре исключительного производства, которая есть в нынешнем УПК, внедренная пакетом законов малой судебной реформы. К этой процедуре вообще есть много замечаний. С точки зрения совершенства она заслуживает очень серьезной критики. В правовых системах демократических стран существует три процедуры пересмотра решений: апелляция, кассация и возобновление дела по вновь выявленным обстоятельствам. Существование исключительных процедур в принципе не согласовывается с демократическими положениями. Конституция запрещает создание особых и чрезвычайных судов. А это значит, что запрещается и создание таких процедур: особых и чрезвычайных.

Возобновление дела по вновь выявленным обстоятельствам традиционно называют исключительной процедурой. Здесь подразумевается: если по делу есть решение суда, то лишь очень веские обстоятельства могут поставить его под сомнение. И любые обстоятельства, ставящие вступившее в законную силу решение суда под сомнение, следует оценивать очень придирчиво: скорее отбрасывать их, чем принимать. Именно в этом заключается исключительный характер данной процедуры. Что касается особых и исключительных процедур, существующих у нас ныне, то найти аналог им в мировой практике чрезвычайно трудно, если вообще возможно. Не только профессионалам, но всему обществу следует очень внимательно отнестись к данной процедуре и не допустить ее продолжения в новом УПК.

— Имеют ли право одни суды ставить перед другими судами вопрос о пересмотре судебного решения?

— В практике зарубежных стран существуют процедуры, в соответствии с которыми судья имеет право приостановить производство по делу и обратиться к высшим судебным инстанциям за толкованием определенной нормы права в том случае, если он считает, что рассматриваемый им спор касается конституционного уровня. Субъектами представления, в соответствии со статьей 4007 УПК Украины, являются судьи кассационного суда, причем в количестве не менее пяти человек. Фактически кассационный суд в Украине еще не создан, значит, нет и кассационных судей — судей учреждения под названием «Кассационный суд Украины».

Еще один очень важный момент — исключительный порядок пересмотра судебных решений. Система пересмотра называется так: «Производство по проверке приговоров, постановлений и определений», а исключительное производство касается пересмотра судебных решений. То есть по своей сути проверить в порядке апелляции или кассации можно любое решение. Пересмотреть в порядке исключительного производства можно только то решение, которое является результатом судебного рассмотрения. Эта процедура также заслуживает серьезной критики.

— Как бы вы вообще оценили сдвиги, происшедшие в уголовно-процессуальном праве за последние 10 лет?

— В сфере уголовного судопроизводства может идти речь о каких-то сдвигах на протяжении последних 15 лет. Еще в 1988 году был серьезно поставлен вопрос о демократизации существующего отечественного судопроизводства, прежде всего уголовного. За годы независимости некоторые положительные сдвиги есть. Прежде всего, ликвидирован надзор прокуратуры за судом. Это важнейший момент. Кроме того, внедрен иммунитет свидетеля — право не свидетельствовать против себя и своих родственников. Состояние остальных институтов оставляет желать лучшего: проведение арестов, обысков, обжалование, пересмотр судебных решений. Большинство институтов такого рода внедрены однобоко, не до конца и несовершенно.

— Я бы хотела подробней остановиться на отмене надзора прокуратуры за судом. Тоже далеко не бесспорный тезис, если говорить о существующей практике. Действительно ли, по вашему мнению, этот институт ликвидирован?

— Когда мы говорим о надзоре прокуратуры за судом, для того чтобы говорить о его реальной ликвидации, нужно исходить из нижеследующего. В демократическом мире прокуратура имеет право обжаловать определенные решения по судебному делу только в тех случаях, когда она сама приняла решение, когда прокуратура принимала участие в рассмотрении дела или имела возможность принимать участие в рассмотрении дела. То есть если в рассмотрении дела принимал участие другой государственный орган (например, налоговая), прокурора не было, но потенциально он имел полномочия принимать участие в деле. Так вот, в перечисленных случаях прокуратура имеет право обжаловать решения. Во всех иных случаях прокуратура не должна иметь право ставить под сомнение законность судебных решений.

— Но она и не имеет этого права…

— Трактовки нынешнего закона могут быть разными, но правильной является именно такая. В противном случае, если прокуратура будет иметь неограниченное право обжаловать решения суда, мы признаем право прокуратуры на неограниченный надзор над судами.