Рычаг, но не пар
С несправедливостью мириться трудно. Мнимая или настоящая, она, кажется, сопровождает нас с рождения до смерти. Но «голубая мечта человечества» все-таки не дает покоя пытливым умам в поисках найти тот стержень, который хотя бы на определенном отрезке бытия стал водоразделом между добром и злом. Многие (и небезосновательно) полагают, что это — Закон. Но, как писал Ключевский, порядочные люди нуждаются в законе как защите от непорядочных; но закон не преображает последних в первых. Закон — рычаг, который движет тяжеловесный, неуклюжий и шумный паровоз общественной жизни… рычаг, но не пар.
Потому-то соединение воедино норм права и морали часто наталкивается на стенку, выстроенную на зыбучем грунте человеческих слабостей, а они порой не обходят стороной ни бомжа, ни наделенного властью чиновника. Однако последнее опасно именно тем, что разрушает само представление о «столпах стабильности», на которых зиждется государство как таковое.
Возможно, до таких обобщающих умозаключений граждане небольшого городка на Хмельнитчине и не дошли бы (в силу сокрытости определенного рода преступлений), если бы не то обстоятельство, что в стотысячном Каменец-Подольском, обреченном сейчас претерпевать все тяготы экономических неурядиц, характерных для большинства подобных населенных пунктов, люди хорошо не знали друг друга, — а значит, и их беды, проблемы, радости и горести. Вот и начали поговаривать вполголоса: мол, что-то неладное творится с современной молодежью, прямо-таки какие-то всплески «сексуального насилия» (причем нередко относительно одних и тех же особ), а вот какое виновные несут наказание и несут ли вообще, неизвестно. Хотя, по данным милицейской статистики, ничего подобного не наблюдалось. Возможно, досужие сплетни? Чего уж не наговорят старушки у подъездов, глядя на раскованную жизнь студентов и студенток, которые здесь составляют почти что треть населения? Поэтому-то и в управлении по борьбе с организованной преступностью были спокойны. К тому же, не их это «сфера влияния», ведь не о мафиозных группировках речь идет: на то есть другие службы — розыск, например, или еще серьезней, если касается попрания прав личности, — прокуратура. И предположить, что именно у «братьев по оружию» далеко не все в порядке, казалось абсурдным. Но, как говорят, открытия делаются тогда, когда все знают, что «этого не может быть», а кто-то в силу своей праведно-наивной веры, что перед законом все равны, не знает и неожиданно обнаруживает нечто, выходящее за рамки общепринятых установок. Так случилось и со старшим оперуполномоченным по особо важным делам Каменец-Подольского ОБОПа Евгением Слабуновым, когда в один из дней на пороге его кабинета появился стройный молодой человек, Андрей Г., студент педагогического университета, который заявил, что старший следователь городской прокуратуры Виктор Котик и неизвестный ему работник милиции при содействии судмедэксперта вымогают у него крупную сумму денег за «закрытие уголовного дела» по изнасилованию, которого он не совершал. В своем заявлении парень четко обрисовал фабулу произошедшего, и хоть она была незамысловатой, но наталкивала на определенные размышления…
Оказалось, что молодой муж и отец однажды, на свою беду, встретил в городе давнюю знакомую, Людмилу Ф., которая пригласила его в гости, дабы поведать о злоключениях общего друга, переехавшего на постоянное местожительство в Черновцы. Он пришел. Посидели-поболтали. Выпили по бокалу вина. Она жаловалась на разбитую семейную жизнь, на оставшегося без опеки отца ребенка, на отсутствие рядом надежного мужского плеча. На… Впрочем, когда студент смекнул, что беседы «по душам» ни к чему хорошему не приведут, поспешил распрощаться со словоохотливой хозяйкой, завершив встречу коротким «Пока». Но каково же было его удивление, когда пару дней спустя, ночью, в двери его квартиры позвонил сотрудник милиции, сообщивший, что в горуправление поступило заявление от вышеупомянутой гражданки Ф. об ее изнасиловании Андреем. В связи с этим возбуждается уголовное дело, грозящее парню восемью годами лишения свободы. Началу следственным действиям может положить судебно-медицинская экспертиза, для проведения которой надлежит немедленно поехать в соответствующее медицинское учреждение. И хотя от этой несуразицы у молодого человека отнялся дар речи, он не сопротивлялся, ибо был уверен: анализы подтвердят его невиновность. Когда все необходимые манипуляции были проведены, а результаты, как известно, — не сиюминутное дело, человек в белом халате сокрушенно покачал головой, демонстрируя всем своим видом, что тут и сомнений быть не может, после чего деловой страж порядка надел на подозреваемого наручники и доставил в прокуратуру.
Гладко выбритый, округлый, как шар, следователь был немногословен, но преисполнен искреннего негодования относительно нравов своих почти что однолеток. Насупив брови, он нервно ходил по кабинету, многозначительно перекладывая какие-то бумаги и, вчитываясь в тайный смысл, сожалел, как некоторые молодые люди портят себе жизнь, обрекая будущность на «тюрьму и сумэ». Впрочем, перейдя от последней реплики к риторическому вопросу «Что делать?», на какую-то долю секунды смягчился — мол, в жизни, конечно, всякое случается, но за промахи надо платить. И уже без обиняков назвал сумму — 1500 долларов, причем в кратчайший срок. Затем ошарашенного Андрея отпустили, предупредив, чтоб не вздумал в разные там УБОПы жаловаться, так как любое подразделение внутренних дел подконтрольно прокуратуре и уповать на него — все равно, что плевать против ветра…
Тяжелая прополка
Слабунов, конечно, и сам понимал, что полученная информация требует особо тщательной и в то же время весьма деликатной проверки, ведь, что ни говорите, а отношения «прокуратура — милиция» при всех расхожих афоризмах о «едином кулаке», совместно грозящем преступности, все же носит скорее характер ««начальник — подчиненный», ведь именно первая контролирует соблюдение законности второй, подразумевая уже самим этим предназначением как бы собственную непогрешимость. Хотя, что там лукавить, ни одну систему, ни один аппарат не оградишь от набирающей уродливые формы погони за чистоганом и нечистых на руку дельцов, тем более таких, которые лучше других усвоили, что незнание законов не освобождает от ответственности, а вот знание — наоборот, нередко освобождает. И если одни приходят в правоохранительную систему, как это высокопарно не звучит, по зову сердца, биение которого нередко обрывается в схватке с преступником (как это совсем недавно случилось с его товарищами по службе — майором милиции Н.Фошиным и старшим сержантом В.Мельником, погибшим при задержании опаснейшей банды Хмарука), то другие находят в этой работе источник безбедного существования. И все же, несмотря на то, что сорняк в совершенстве овладевает искусством выживать, он не умеет расти рядами, и потому сами эти ряды рано или поздно вынуждены, чтоб не задохнуться, его выпалывать.
По этой самой причине, очевидно, в областном управлении по борьбе с организованной преступностью на сигнал отреагировали мгновенно. Началась кропотливая работа по сбору, отработке, документированию доказательств. Факты накладывались один на другой. С санкции суда велась оперативная разработка с использованием средств связи, наружного наблюдения, фотосъемок, опроса свидетелей. И постепенно из начального и, казавшегося единичным, эпизода вырисовалась картина, превосходящая версии о масштабах аппетитов «поборника законности».
Нет, молодой выпускник Харьковской юридической академии не утруждал себя сложными схемами поборов попавших на крючок представителей крупного бизнеса, которые могли бы и адвоката знающего нанять, и выйти на влиятельных покровителей в столице, да и самого Котика поставить под удар. Куда проще было находить жертвы среди сопливых искателей приключений, легко поддающихся чарам любвеобильных студенток, которые и сами не прочь подзаработать, сначала заманивая малоопытных парнишек к себе в постель (или хотя бы в дом), а затем требуя компенсации за якобы поруганную честь. А презумпция невиновности — весьма шаткий посыл. Тем более, что четко поставленный на поток «процесс изнасилования» и «откупа за проступок» курировали не какие-то там дилетанты, а опытные розыскники горотдела А.Куц и В.Бабушкин. Соответствующий фон помогал создавать представитель межрайонного отделения судмедэкспертизы, которому формально трудно предъявить претензии (в заключениях нет фальсификации, и чаще всего они констатировали лишь синяки да ссадины, а не, простите за натурализм, наличие других, наиболее значимых признаков насилия), но который еще до вынесения письменного вердикта так искусно подыгрывал вымогателям, что несчастные подозреваемые ни на минуту не сомневались, что факты подтасуют и они ничего не смогут доказать. А главное — старший следователь был уверен на сто процентов: родительская любовь превыше всяких сомнений; она сама по себе жертвенна, и потому даже намек на возможность попадания непутевых чад в места не столь отдаленные выпотрошит из тощеньких кошельков не только скудную наличность, но и заставит, если надо, заложить все до ниточки — дом, хозяйство, утварь; пойти в поденщики, отрабатывая взятые взаймы деньги и очутившись в положении почти что рабов. Ведь 2—3 тысячи долларов (средняя стоимость сделки) для большинства подолян — астрономическая сумма. Вот и продавались за бесценок мебель и квартиры в городе, хатынки и живность в селах. Одна семья, возвратившаяся с Севера, дабы спасти сына, выложила «спасителям» все до дыр в чемодане, оставшись на старости лет без гроша, на который так рассчитывала, горбатясь десять лет на чужбине.
Но почему, спросите вы, жертвы произвола, зная о своей невиновности, шли на удовлетворение условий вымогателей — слава Богу, сейчас не 37-й год? Можно было обратиться, как это сделал Андрей, в тот же ОБОП, суд, областную прокуратуру… Задавалась этим вопросом и я. И, знаете, поняла. Во-первых, ситуация, в которую попадали ребята, что ни говорите, дурно попахивала, ибо какими бы свободными ни были нынешние нравы, у каждого из них была семья, друзья, любимая девушка, вуз или трудно доставшаяся работа, и огласка могла все это свести на нет. Во-вторых, доверия к экспертизе, судя по разыгрываемым сценам, не было, да и разговор со следователем начинался до получения официальных выводов с упором на немедленное решение вопроса («пока не поздно, потом ничего не сможем сделать»). Ну, а главное — создавалось впечатление, что прессинг осуществляется ни кем попало, а прокуратурой и милицией в спайке: где уж тут правды добиться? Да и положа руку на сердце эти опасения были не так уж беспочвенны.
Честь имею —
честь иметь
Когда собранных убоповцами материалов стало вполне достаточно для возбуждения против Котика и его подельников уголовного дела и они были задержаны, и в районной, и в областной прокуратуре встали на дыбы. «Не может этого быть! Что вы себе позволяете! Произвол!» — таким было реагирование надзирающей инстанции на действия оперативников. Более того, вместо того чтобы, как это полагается по закону, принять дело в свое производство, прокурорские чины не придумали ничего лучшего, как выпустить коллегу из-под стражи. Ну а это, ко всему прочему, дало последнему возможность все, «нажитое непосильным трудом» на ниве борьбы с преступностью, припрятать так, чтобы в случае ареста не пришлось делиться с родным государством. Хотя внутренне он был уверен: до этого не дойдет. Почему? Наверное, какой-нибудь из чеховских героев на это хитро ухмыльнулся бы и вымолвил что-то типа: «Гм…». Потому как поверить, что дело только в чести мундира, то есть защиты «престижа» собственного ведомства, может, разве что наивный. Да и вряд ли сослуживцы, получающие 200—300 гривен зарплаты, не замечали «маленьких шалостей» Котика, у которого при обыске (и это после припрятывания в норку всего самого ценного) обнаружили более 50 костюмов, 80 сорочек, 40 пар кроссовок, восемь золотых часов с финифтью, две шикарно оборудованные квартиры и еще несколько связок ключей от «гнездышек», по документам, увы, ему не принадлежащим. Добыча же подельников, которые, кстати, сразу во всем признались, была намного скромнее: оно и понятно — вассалам хозяин предлагал крохи.
Однако до того, как тайное стало явным и сослуживцы старшего следователя прокуратуры вынуждены были развести руками: дескать, не доглядели, за вытягивание на свет этого «явного» представителям областного УБОПа пришлось изрядно побороться. Когда они поняли, что дело может спуститься на тормозах, было принято решение (весьма смелое, исходя из не таких уж редких в наше время случаев, когда неправый становится правым, а искателей правды объявляют клеветниками, посягнувшими на «систему») ехать в Киев.
И, надо признать, представленное в Генпрокуратуре заместителем начальника управления по борьбе с организованной преступностью УМВС в Хмельницкой области Р.Статкевичем и его подчиненными Н.Бабием и Л.Мегегой досье на Котика не осталось без внимания. В тот же день группа следователей была направлена в областной центр. Следствие велось почти год... Почему так долго, спросите вы. Да потому что «наш герой» — не такой уж простак. Друзья, родственники, знакомые прибегали ко всем возможным и невозможным способам давления на свидетелей — от шантажа и запугивания («киевляне приехали и уедут, а мы тут останемся») до попыток подкупа. И как результат, менялись показания, запутывались следы, забирались поданные ранее заявления. Но в конечном счете правда все же восторжествовала. Состоявшийся (на нейтральной территории, в Тернополе) суд приговорил В.Котика к семи годам лишения свободы, В.Бабушкина — к 4,5 ; А.Куца — к 3,5.
Вместо эпилога
Казалось бы, этим «хеппи эндом» можно было бы и завершить историю — зло, в сущности, покарано, виновные понесли наказание. Но у меня почему-то все время на языке вертятся евтушенковские строки:
«Сомнительны
и девяносто девять
процентов справедливости,
когда
один процент преступного
в них вкрался».
Ведь что-то незавершенное есть в том, что «женщины-жертвы», прекрасно осознававшие, что и для чего они делают, прошли по делу только как свидетели; судмедэксперт, который вкупе с Котиком оказывал психологическое воздействие на «подозреваемых», продолжает трудиться на старом месте; сотрудники прокуратуры, немного поохав, остались как бы ни при чем. Но вот если задуматься над тем, что в ходе следствия в ящике рабочего стола бывшего старшего следователя обнаружился список на еще якобы (или действительно) изнасилованных женщин, ни в какой инстанции и никем не зарегистрированный, то понимаешь: пока для игры в «кошки-мышки» будут создаваться достаточно комфортные условия, подобные котики не переведутся, потому что в предвкушении сытого обеда накрывать жирной лапой беззащитных мышей — слишком большой соблазн…