Нашумевшее уголовное дело против должностных лиц банка «Славянский» было возбуждено следственным управлением налоговой милиции ГНАУ в январе 2000 года. Им предъявили обвинения в хищении имущества в особо крупных размерах на общую сумму 11 млн. грн., злоупотреблении служебным положением, приведшим к имущественному ущербу на сумму 335 млн. грн., уклонении от уплаты налогов на сумму более чем пять миллионов гривен, служебных подлогах.
Тогда же Артемовский суд Луганска приговорил вице-президента банка «Славянский» Бориса Фельдмана к девяти годам лишения свободы с конфискацией имущества, без права занимать руководящие должности.
КАБ «Славянский» был создан в 1989 году под названием «Трансформатор Банк». В 1999 году по размерам капитала (230 млн. грн.) он входил в число пяти крупнейших украинских банков. По итогам того же года его прибыль составляла 83 млн. грн., объем вкладов населения увеличился на 250%.
В прессе высказывались предположения о том, что беспрецедентность данного процесса, о чем пойдет речь ниже, объясняется, главным образом, пристальным и небеспристрастным вниманием к банку двух высокопоставленных лиц — Н.Азарова, в то время возглавлявшего налоговое ведомство государства, и С.Пискуна, ныне — экс-генпрокурора Украины.
Предлагаем вниманию читателей интервью с Борисом Фельдманом.
— Спустя четыре года после начала процесса против банка «Славянский» вы пришли к выводу о том, кто конкретно является его инициатором и какова его реальная причина?
— Заказчик нашего дела — прежде всего обезличенная система. Если же говорить конкретно, я почти уверен, что главным инициатором нашего «процесса» была налоговая администрация. Время раздувания дела банка «Славянский» — это тот момент, когда новая стая врывалась на административно-бюрократический Олимп. Налоговики были ведущим мотором, к их стае примкнули деятели из разных ведомств: прокуратура, судьи.
Кстати, не скажу, что мы были единственными, с кем поступили подобным образом. Но мы достаточно ярко противостояли тезису, что заниматься бизнесом и не нарушать закон нельзя. Мы выбивались из правил и нарушали картину, к которой эта система стремилась. Просто мы оказались самым удобным объектом для процесса. Потому что никак не были связаны ни с чиновничьим аппаратом, ни с политиками. Мы неправильно отвечали на главный вопрос украинской современности: «А ты чьих будешь? Бывшекомсомольские? Ментовско-прокурорские? Бандитские? Российские? Президентские?» А мы отвечали, что ничьи, что сами по себе живем и работаем. Оказалось, что нельзя.
Когда налоговая пыталась совершить свой первый «наезд» и выставила нам штраф в несколько десятков миллионов гривен, мы, вместо того чтобы «договариваться» и платить, пошли в суд и цивилизованным путем выиграли спор с налоговой администрацией. Когда окончательное решение суда вступило в законную силу, один из руководителей налоговой администрации сказал: «Ну, это вы зря — могли бы заплатить миллионов 8—10. Что с вас бы убыло? А так ждите неприятностей». Его угрозы очень скоро осуществились в виде уголовного дела.
Самое смешное, что это уголовное дело было возбуждено именно по тому факту, по которому мы выиграли суд у налоговой. То есть уголовное дело, по которому я оказался за решеткой, было возбуждено по факту действий, которые на тот момент уже были признаны судом совершенно законными. Тем не менее этим уголовным делом убивалось два зайца: во-первых, пытались доказать тезис о том, что закон нарушают все и незамаранных быть не может. Во-вторых, утверждался новый закон — если не платишь, если не согласен с создающейся системой коррупции, то выбываешь из игры.
В разрушении банка налоговиками просматривается и чисто меркантильный момент. Как говорил Жванецкий: «Что охраняешь, то и имеешь». Борясь с разворовыванием, разворовали один из крупнейших банков.
— Распространено мнение, что причиной событий, происходящих вокруг банка «Славянский», стало то, что он являлся частью «империи» Павла Лазаренко, а лично вам не могли простить тесных деловых контактов с Юлией Тимошенко…
— Вы забыли упомянуть, что меня еще и пытались объявить заказчиком записей Мельниченко… Весь этот миф о связи с Лазаренко и Тимошенко и о том, что мы являлись частью какой-то империи, был создан для того, чтобы слепить дело мирового масштаба. Структуры, которые на самом деле расследовали дела Лазаренко и Тимошенко, не предъявляли к нам никаких претензий. Они хорошо знали, что мы не имеем к ним никакого отношения. В нашем уголовном деле также ни Лазаренко, ни Тимошенко никогда не упоминались. Кто же все это придумал? Все тот же Пискун, которому жутко хотелось иметь сверхмасштабное дело?
— Распространено убеждение, что в нашем государстве невозможно заниматься бизнесом и совсем не нарушать законов. Таким образом, существует своего рода «презумпция вины». Что нарушали вы?
— Могу смело заявить, что любой, кто удосужится прочитать приговор, убедится: никаких правонарушений ни я, ни банк «Славянский» не совершали. Это легко понять из самого приговора.
Я признан виновным в двух эпизодах, которые обладают одинаковой особенностью: я осужден за деяния, которые сами по себе не являются противоправными. В них не содержится нарушения хоть каких-то законов. Мало того, те вполне законные деяния, за которые я осужден, совершены без моего участия.
Я признан организатором уклонения от уплаты налогов очень странным способом: я одолжил деньги компании на три года, и она мне их вернула. Преступление же якобы состоит в том, будто я знал, что компания эти деньги не включила в состав валовых доходов и не заплатила с них налог на прибыль. В данном случае компания и не должна была платить с этих сумм налог на прибыль. На сей счет существуют совершенно однозначные разъяснения Высшего хозяйственного суда и самой налоговой администрации. К тому же я не имел никакого отношения к составлению и подаче налоговой отчетности данной компании — это делали исполнительный директор и бухгалтер. Слава богу, эти люди к уголовной ответственности не привлечены. Я признан организатором без соучастников, что само по себе является идиотизмом.
По второму эпизоду я признан виновным в хищении средств банка «Славянский». Кстати, при этом у банка «Славянский» ничего не пропало. Опять же, речь идет о сделке, к которой я не имею никакого отношения. Суд установил, что банк был должен зарубежной компании определенную сумму денег. Вместо того чтобы непосредственно заплатить, он купил кредиторские требования к ней и зачел эти кредиторские требования. Банк купил их без скидки, но с отсрочкой платежа, что, естественно, выгодно. Вместо того чтобы заплатить сразу эту сумму, он заплатил ее позже, сменив кредитора.
Естественно, ни о каком ущербе речи быть не может. Данная операция была выгодна банку, так как он заплатил ту же самую сумму, но позднее. К тому же саму сделку осуществлял не я, договора и платежные поручения подписывал не я. Те, кто это делал, по утверждению суда, «не знали и не могли знать» о каких-то моих намерениях.
Я считаю, что на примере нашего дела ярко видно, как уничтожались основные принципы правосудия. Перечень всех нарушений процессуального и материального права, которые были совершены в нашем деле, огромен. Но из всех нарушений хотелось бы выделить нивелирование силы судебных решений.
До сих пор было понятно, что когда ты ведешь спор, окончательной точкой в нем является судебное решение. Ты его получил, и оно тебя защищает. В нашем деле был поставлен эксперимент по уничтожению реальной силы судебного решения. Власть начала признавать и исполнять только те судебные решения, которые приняты в ее пользу. Таким образом, суду остается только функция оформления принятых вне суда решений. Судебные решения, принятые в нашу пользу, просто не исполнялись.
—Ваше дело находится на рассмотрении в Верховном суде Украины. Вы еще на что-то надеетесь?
— Это уже не первая моя кассационная жалоба, которую рассмотрит Верховный суд. До этого во время досудебного следствия я обжаловал незаконность содержания под стражей и иные процессуальные нарушения. Верховный суд установил в своем решении, что я незаконно содержался в СИЗО. Но у него не хватило мужества поставить точку, и он снова запустил дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции. В результате бесконечного хождения по этому кругу окончательное решение о незаконности моего содержания под стражей во время досудебного следствия было принято по прошествии двух лет с момента подачи жалобы.
Чудовищность такого подхода состоит в том, что речь шла не о каком-нибудь имущественном споре, речь шла о незаконности содержания человека под стражей! То есть о жутком нарушении основных прав человека. И вопрос в этом случае должен был быть решен Верховным судом немедленно. Но ВС дотянул это дело до того, пока уже приговор против меня не вступил в законную силу и решение о том, что я когда-то содержался под стражей незаконно, уже невозможно было реализовать в какие-то конкретные действия.
Так, я опасаюсь, что и в данном случае Верховный суд побоится принимать окончательное решение по сути. Конечно, ВС не может не заметить нарушений как материального, так и процессуального права — он не сможет закрыть на это глаза. Но он может отправить дело на дополнительное расследование или новое судебное рассмотрение. Самое страшное, что он может при этом не изменить меру пресечения, оставить меня под стражей. То есть опять запустить меня по этому бесконечному кругу процесса.
Ведь у нас уникальное в смысле нарушения всех законов дело. Можно прочесть его первую страницу и тут же закрыть дело как возбужденное незаконно. Можно начать с конца, прочитать приговор и понять, что фактов, установленных самим приговором, достаточно для полного оправдания. Никаких дополнительных расследований тут не нужно.
— Говорят, что некоторые высокопоставленные чиновники неоднократно предлагали вам сделку: вы должны были признать себя виновным, а вам дают минимальный срок. Почему вы отказывались от таких предложений? Возможно, вы были бы уже на свободе.
— Во-первых, в явной форме такие предложения не звучали. Пару раз были намеки. Но сложность прежде всего состоит в том, что при отсутствии самого события преступления я не понимаю, как возможно реализовать такое предложение. В чем я должен признать себя виновным? Я мог бы даже согласиться, что все указанное в приговоре совершал я, но от этого сами по себе эти деяния не станут противоправными. Я не могу согласиться, что бывают хищения без предмета хищения. Здесь от меня ничего не зависит — это все равно что согласиться с тем, будто дважды два пять, а солнце встает на западе. Невозможность принять такое предположение само по себе снимает вопрос. У нас нет почвы для компромисса.
— Юрий Любимов в Театре на Таганке сейчас ставит спектакль по мотивам двух процессов — вашего и Кафки. Каково это, жить четыре года внутри процесса?
— Я знаю о проекте Юрия Петровича и хотя не являюсь особым знатоком театра, догадываюсь, почему он нашел так много общего в наших «процессах». К сожалению, сам я роман Кафки прочитал только после вынесения приговора, иначе сэкономил бы массу сил и эмоций. Система украинского «правосудия» удивительно точно повторяет мир, созданный Кафкой, и его роман мог бы служить подробным путеводителем для всех, кого она засасывает.
Мировая литература периодически обращалась к теме параллельных миров, существующих рядом с обычным, но живущих по своим законам. Эти «зазеркальные» миры имеют глубинные, скрытые свойства, которые взгляд художника гиперболизирует и доводит до гротескных форм. Мрачный гений Кафки поместил банкира Йозефа К. в особый мир — мир бюрократической власти. Не просто власти, а той ее области, где сталкиваются интересы человека и неких субъектов от «правосудия». Этот мир не привязан к конкретному месту и времени и отражает свойства системы, в которой обвиняемый является не более чем питательной средой для тех, кто интегрировал себя в систему, принял ее как единственную форму существования.
Кафка писал «Процесс» сто лет назад в другой стране. Но как это актуально для нас! Очевидно, у произвола есть некие константы, некие обязательные неотъемлемые черты, которые переживают пространство и время.
Постижение этого мира с его причудами, с его правилами — вот это и были четыре года моего процесса. Если в обычном мире суд постановил тебя выпустить из-под стражи — тебя непременно выпустят. В «мире Кафки» суд выносит постановление освободить из-под стражи, но «освобожденный» продолжает находиться за решеткой.
В нормальном мире если суд установил законность каких-то действий, то за них не может наступать уголовная ответственность. В украинском кафкианском мире по поводу именно таких действий, признанных судом законными, без всяких стеснений возбудят уголовное дело.
Только в этом мире, не нарушив закон, вы можете совершить преступление. Только здесь существует «преступное использование пробелов в действующем законодательстве». Если говорят, что подсудимый имеет право знать, в чем его обвиняют, и суд обязан ему это разъяснить, то в мире Кафки ему ничего не разъяснят и при этом добавят, что «сами должны понимать».
Если в обычном мире уголовное дело возбуждают только после обнаружения преступления, то в «зазеркалье» поступают строго наоборот. Сначала назначают «преступника», затем возбуждают дело, а потом долго ищут преступление и потерпевших. Да так и не находят. Что, кстати, совершенно не мешает течению процесса.
Сначала суд продлевает задержание, а только потом происходит само задержание. В прошитых и скрепленных печатью томах дела даты на документах гораздо позже даты постановления об окончании дела. И меру наказания здесь определяют до начала судебного разбирательства.