Поздней ночью подростки пробрались на бахчу, и охранявший ее фермер - 70-летний старик убил одного из них. Так одним предложением можно пересказать трагедию, случившуюся в одном из сел Херсонщины и взбудоражившую целую область. В этой истории часть вины и ответственности, пусть в разной степени, но все же лежит на обеих сторонах. 16-летний мальчишка заплатил за свою ошибку непомерно высокую цену. Старику уже до конца дней не смыть этой крови с собственных рук, и, возможно, приговор суда будет для него не самым большим наказанием.
Эта нелепая трагедия, перечеркнувшая в одночасье две человеческие судьбы, в который раз поставила ряд вопросов, главный из которых - весьма сомнительная ценность человеческой жизни в наши смутные времена.
Очень показательна реакция на этот трагический случай местной прессы. Ведь каким бы удивительным не казалось это обстоятельство, факт остается фактом: печатному слову люди все еще верят. В немалой степени оно все-таки формирует общественное мнение и, естественно, деформирует его - в меру своих убежденности, заблуждений, амбиций или интересов. Было бы понятно, если бы речь об этом происшествии велась исключительно в контексте размышлений на тему: «Да кто из нас не воровал в детстве вишен по чужим садам...», но дело получило другой, в общем-то легко предсказуемый, оборот. Лейтмотив статей, информирующих общественность о происшедшем, таков: «Фермер убил подростка из-за арбуза». Вообще, надо сказать, сюжет универсальный. В зависимости от «требований времени», можно сказать также: «Член КПСС (куркуль, армянин или еврей) убил ребенка из-за арбуза». При наличии желания и фантазии этим примером можно проиллюстрировать все, что угодно, вплоть до непримиримого конфликта поколений. Но в данном случае во главу угла была поставлена принадлежность виновного к фермерскому сословию.
Ненависть к тем, кто живет лучше тебя, редко достигает тех, кто защищен бронированными стеклами сделанных по индивидуальному заказу «Мерседесов». Зачастую она выплескивается на тех, кто тоже живет лучше, но находится рядом, в пределах досягаемости. Когда у нас только начали создаваться фермерские хозяйства, некоторых односельчан новоявленных «куркулей», просто душила волна темной, глухой, беспощадной ненависти: сколько боролись за то, чтобы не было богатых, а оказалось - не добили. Тогда горели хлебные поля, «самовозгорались» коровники и свинарники, а на пепелищах, среди скелетов животных, находили потом канистры от бензина. Полыхали целые фермы, а иногда в собственных домах сгорали сами фермеры. Эта нечеловеческая ненависть к «куркулям» длится по сей день. Примитивная идеология «незаможников» и «комбедовцев» оказалась более живучей, чем извечный враг сельского труженика - неистребимый пырей. Увы, не чуждыми этой идеологии оказываются также те, кто наделен правом принимать решения на местах.
На протяжении одного только года в той же Херсонской области был совершен целый ряд преступлений против фермеров: поджигали урожай, грабили, вымогали деньги и зерно, неоднократно избивали сторожей. Очевидно, что соотечественники дают фермерам немало поводов для беспокойства и неприязни, а то и более сильных чувств. И говоря о данном конкретном случае, эти обстоятельства также нельзя сбрасывать со счетов. Ну и, наверное, очевидно, что добрые люди по ночам и без приглашения с мешками на чужую бахчу не ходят. А если они, как заявили следствию, шли «просить арбузы» у старика, то почему не отреагировали на его предупреждение: «Стой! Стрелять буду!»? Были уверены, что не выстрелит?
Впрочем, в данном случае следствие не затруднило себя выяснением столь значительных обстоятельств дела, которые, возможно, могли бы радикально изменить соотношение между степенью вины подсудимого и подростков. Например, дав основания квалифицировать происшедшее не как убийство, а вообще как необходимую оборону.
Абстрагируясь от данного уголовного дела, нельзя не отметить, что устойчивое словосочетание «невинный ребенок» - еще не аксиома и часто нуждается в доказательствах. Лет шесть назад в одном из южных украинских городков 12-13 летние «детки» избили женщину, которая, как оказалось впоследствии, была беременной и потеряла не только своего ребенка, но и возможность иметь детей в будущем. Они напали на нее среди бела дня, порвали на ней одежду, били ногами в лицо и в живот. Затем бросили окровавленную, без сознания. В силу нежного возраста ни один из малолетних зверенышей не понес практически никакого наказания - они были поставлены на учет в детской комнате милиции.
Так что даже если бы той душной августовской ночью старик мог рассмотреть в темноте, что незваные гости - это группа подростков, вряд ли он мог чувствовать себя в безопасности. Но главный вопрос заключается вот в чем: почему, находясь на своем участке, человек в первом часу ночи должен строить догадки относительно причин визита непрошеных гостей? Почему волноваться должен он, а не те, кто нарушают неприкосновенность чужой частной собственности?
Может быть, в первую очередь потому, что государство никак не удосужится отрегулировать юридический статус этой самой частной собственности, признать право человека полноценно защищать себя и свой дом, внушить своим гражданам: собственность человека, равно как и его жизнь, - святы и покушение на них будет караться жесточайшим образом.
Вместо этого законопослушному гражданину государством отведена роль «терпилы», что на лексике оперов означает «потерпевший». За границей то, что относят к категории «приват» - неприкосновенно и у нарушившего этот постулат велик шанс оказаться с простреленной головой. И человека, с оружием в руках защищавшего себя и свою собственность, вряд ли назовут убийцей. Осознание этой простой истины сберегло бы жизнь многим. А также значительно повысило бы ее ценность в глазах тех, кто признает только собственные права. И, как ни парадоксально это звучит, но в данном случае это, возможно, сохранило бы жизнь 16-тилетнему мальчишке, в смерти которого, в любом случае, виноваты взрослые. И этот смертельный грех - не только на фермере, в руках которого той ночью было ружье.
А так из происшедшей трагедии односельчане и сверстники погибшего сделают, увы, только один вывод, который вколачивают в их сознание, и который более всего устраивает их самих: фермер убил ребенка из-за арбуза. И рано или поздно это обязательно приведет к очередной трагедии.
Новейшая арифметика
Мы так и не научились почитать, как это принято у «капиталистов», чужую частную собственность, нажитую порой нелегким трудом. Тем не менее, охотно и быстро переняли капиталистический же подход к оценке морального ущерба, нанесенного в результате смерти близкого человека. Мы уже освоили науку исчислять этот ущерб и выставлять обидчику счета. Нередко в таких документах-претензиях пристрастно, до копейки подсчитывается сумма нанесенного ущерба, определяемая по какой-то неизвестной шкале. Речь, разумеется, не идет о полученных таким образом деньгах, которые пойдут на образование осиротевшим детям, а о матери, которая требует огромную по нашим меркам сумму и готова взять эти деньги из рук его убийцы.
Исковое заявление
о возмещении ущерба матери убитого подростка
(стиль и орфография документа сохранены)
«В результате совершенных N.N. (по понятным причинам мы не называем подлинных имен участников трагедии. - А.П.) преступных действий был лишен жизни мой сын К.Р. 1981 года рождения.
Совершенным преступлением мне был нанесен материальный ущерб, который выразился в следующем:
Погребение - 20 грв.
Музыка - 35 грв.
Аренда зала - 50 грв.
Гроб - 200 грв.
Бензин - 183 грв. 40 коп.
Затраты на паминки - 2567 грв.
Памятник - 4100 грв.
В связи с убийством сына имела длительная болезнь и затраты на лечение составили 211 грв. 15 коп.
Всего материальный ущерб составил 7366 грв. 55 коп.
Кроме того, мне был нанесен значительный моральный ущерб, который выразился в потере сына, а в результате этого нарушения состояния здоровья моего, дочери, муж был вынужден уволиться с работы.
В лишении меня длительное время работать по специальности и иметь активную жизненную позицию.
Мне нанесены моральные и психические переживания, что выразилось в нанесении мне сильной психической травме.
Прошу суд взыскать с Е.И. материальный ущерб причиненные мне преступлением в сумме 7366 грв. 55 коп. И моральный в сумме 500000 грв»...
Прейскурант
Несколько лет назад в одном из украинских судов рассматривалось уголовное дело, суть которого заключалась в следующем: молодые люди убили товарища за долг. Долг этот составлял две гривни. Увы, такова цена жизни человека не только по мнению отдельных выродков. Государство сделало все для того, чтобы максимально обесценить человеческую жизнь, и вряд ли оно способно внушить уважение к ней своим гражданам. Ничто не дается нашей державе так дешево и, соответственно, ничто не ценится ею так мало, как жизнь собственного гражданина. Изначально стоимость жизни новорожденного младенца оценивается государством в 16 гривен. Всерьез Родина заинтересуется им лишь тогда, когда он достигнет призывного возраста или с него можно будет взимать налоги.
Кроме того, на практике государство, в частности его судебная власть, нередко руководствуется логикой наемных убийц, в соответствии с которой жизнь человека, окруженного телохранителями, стоит в десятки раз дороже, чем жизнь человека без охраны. Жизнь мальчишки, сбитого нетрезвым бизнесменом, не отличившим красный свет от зеленого, стоит у нас вдесятеро меньше, чем моральный ущерб, нанесенный ему журналистом, обнародовавшим эту историю. Хотя если обратиться к теории, то Конституция Украины гласит, что «человек, его жизнь и здоровье, честь и достоинство, неприкосновенность и безопасность признаются в Украине высшей социальной ценностью» и «все люди являются свободными и равными в своих достоинстве и правах».
Об относительной ценности человеческой жизни свидетельствует также само существование невесть откуда взявшегося термина «резонансное преступление». Этот гриф позволяет расследовать «резонансное» убийство в ущерб всем остальным - нерезонансным, очевидно, менее значимым для общества.
Впрочем, антонимом к слову жизнь является не только смерть, но и полуживотное существование случайных и нежеланных детей, ненужных стариков, обреченных на унижение до конца своих дней, женщин, предпочитающих иностранный бордель прозябанию на родине. И настоящее лицо государства - это не улицы и площади столицы, мощенные красивой плиткой, не суперсовременная акустика главного дворца культуры державы, может быть, даже не его тюрьмы и больницы. Лицо государства, во всяком случае того, в котором живем мы - это темные провалы глаз старой женщины, выбросившейся из окна и нечеловеческая мука на лице совершившего самосожжение шахтера, гримаса, навеки застывшая на лице самоубийцы как последний крик того, кто отчаялся быть услышанным при жизни.